Я гляжу на них поверх чашки. Если бы я залила кухню выжатым апельсиновым соком, мама бы наградила меня своим коронным взглядом, полным разочарования и говорящим, что все в этой жизни я принимаю как должное. А папа бы нервно приглаживал волосы на висках, потому что мама нервничает. Как только дело касается меня, у них возникает цепная реакция. Но если напортачит Лорел, то все нормально. Мама достает из холодильника кувшин с соком «Тропикана». Папа крепко завязывает тяжелый мешок для мусора и тащит его к двери в прихожую, но по пути останавливается потрепать по голове Дрейка, нашего датского дога. Я делаю глоток из чашки и чуть не выплевываю кофе. Он же черный, кто такой пьет? Я открываю пакетик подсластителя и высыпаю в чашку. У меня за спиной громко вздыхает Лорел. — Саттон, вообще-то я налила его себе. — Она сердито смотрит на меня. — Мне нужно было. Забавно. В кругу семьи, а не моих подруг она тут же становится плаксивой, надоедливой, самодовольной младшей сестренкой, строящей из себя жертву. — Зачем тебе так нужен кофе? — интересуюсь я. — Сейчас же лето. Всегда можно прилечь. — Мы весь день тусуемся с Тайером, а вечером собирались посмотреть на метеоритный дождь, — огрызается Лорел. — Так что мне понадобятся силы. Тайер. Я с силой прикусываю щеку изнутри. Вот почему он не ответил мне — потому что переписывался с Лорел? — И где вы будете его смотреть? Брови Лорел взлетают вверх, и я вдруг осознаю, что могла показаться чересчур любопытной. — А тебе какое дело? — спрашивает она. — Никакого, — быстро отвечаю я. Лорел с надменным видом делает себе еще кофе. Родители снуют по дому, собираясь на работу. Папа у нас — врач, а мама — адвокат. Я проверяю под столом телефон, особо ни на что не надеясь, и с радостью обнаруживаю облачко, обозначающее новое сообщение. По спине у меня пробегает легкая дрожь. Я молча провожу пальцем по экрану. Это Тайер. «А ты отведаешь острое мороженое?» Я улыбаюсь. Сообщение довольно милое. И, возможно, даже стоило ожидания. Это похоже на приглашение? Я сказала, что хочу с ним увидеться. И теперь он зовет меня поесть мороженое? Сдерживая улыбку, я прячу телефон в кармане. Я испытываю огромное облегчение от того, что он мне написал. Но сама с ответом торопиться не буду. Теперь пусть он подождет. Мама садится за стол с миской мюсли, залитыми соевым молоком. — Лорел, ты, наверное, рада, что Тайер вернулся из футбольного лагеря? Тайер. Он повсюду. Меня охватывает знакомое волнение. — Угу, — с запинкой произносит Лорел. Ее глаза нервно бегают, а движения вдруг становятся дерганными, как у марионетки. — Он же подрос немного, да? — продолжая есть, спрашивает мама. — Я не заметила, — отвечает Лорел, однако по ее шее разливается румянец, а над верхней губой выступают капельки пота. Она теребит свой кожаный браслет с заклепками от Тори Берч, гоняя его по запястью вверх-вниз. Я с трудом глотаю. Во рту появляется кислый привкус. Я всегда знала, что Лорел нравится Тайер, но теперь понимаю: с его летним преображением ее чувства стали еще сильнее. Эта мысль приносит за собой ревность и некий драйв. Украсть у своей сестры возлюбленного — для меня уже пройденный этап. Но отличная возможность заставить Тайера полюбить меня. Будет неплохо еще раз напомнить Лорел, что, как бы ни складывались ее отношения с родителями дома, за его пределами она далеко не суперзвезда. РАННИЙ СОН НЕ ВСЕГДА ПОЛЕЗЕН Я открываю глаза и гляжу по сторонам. Комната окутана черно-синей дымкой, вокруг бесформенные фигуры, звучат приглушенные звуки. Ощущение, будто все происходит под водой. Но где бы это ни было, сейчас ночь, и я не одна. В тусклом свете я различаю четыре стены небольшой, почти пустой комнаты и окно без занавесок, выходящее на парковку. В воздухе витает сосновый аромат и затхлый запах сигаретного дыма. Я слышу стук, затем отголоски разговора где-то совсем рядом, за пределами комнаты. Не знаю, где я и сколько мне лет. Но точно не семнадцать — скорее всего, четыре или пять. Я смотрю вниз и вижу поношенную ночную рубашку с цветочками, которая едва доходит мне до колен. В плечи врезаются резинки рукавов, жесткое колючее одеяло из полиэстера натянуто до подбородка. Присмотревшись, я замечаю в тени у окна какую-то фигуру. Она сидит за металлическим столом, уставившись в пустоту, и барабанит пальцами по его поверхности. — Мам? — зову я. Фигура оборачивается, но лица не видно. Я стараюсь изо всех сил его рассмотреть, мне нужно всего одно воспоминание о своей настоящей матери, за которое можно уцепиться. Но все без толку: меня удочерили, когда мне было всего несколько недель, а не четыре года. Я ничего не помню о своей маме. Не имею понятия, ни кто она, ни как выглядит. И все равно пытаюсь разглядеть. Тут за плечо меня трогает рука, похожая на мою. Я оборачиваюсь и вижу другое лицо. В зеркале. — Эй? — зову я. Отражение молчит. С тихим вскриком я резко просыпаюсь. На этот раз я в своей обычной спальне. Мои мягкие простыни из египетского хлопка спутанным влажным комком собрались вокруг лодыжек. Ноги заледенели от холодного воздуха из работающего кондиционера. Я гляжу на часы — еще даже полуночи нет. Сегодня я легла рано, потому что мы с Шарлоттой несколько часов играли в теннис во дворе неподалеку, и я жутко устала. Не хочу потерять форму к началу нового сезона — такого удовольствия Нише я не доставлю. Я потягиваюсь и вздыхаю. Теперь не усну. Поэтому быстро натягиваю толстовку с рельефным узором и спускаюсь вниз, ступая как можно тише. В раковине наливаю себе стакан воды. Внезапно мое внимание привлекает что-то у меня за спиной. В дальнем углу нашего ухоженного сада, из-за переплетенных ветвей, струится мягкое желтое сияние. Клуб. Лолер с Тайером сейчас там смотрят на звезды. Я так и вижу их силуэты. Они сидят, склонившись друг к другу, и о чем-то шепчутся в темноте. О чем, интересно? Каково это оказаться рядом с Тайером наедине? — Мы тебя разбудили? При виде фигуры в дверном проеме я подскакиваю и роняю стакан воды. Тот ударяется о гранитную столешницу и разбивается. Когда я отдергиваю руку, то вижу кровь. — Ай! — Порез неглубокий, но крови много. Меня вдруг начинает тошнить, и я прислоняюсь к столешнице. Тайер подлетает ко мне. — Боже мой. Ты в порядке? — Все хорошо, — мямлю я. — Если только ты принесешь мне пластырь. Видно, что Тайер не хочет оставлять меня одну. — А где он? — В ванной, в аптечке, — указываю я направление здоровой рукой. Тайер быстро уходит, а я в это время пытаюсь перевести дух. Что со мной такое? Обычно я не роняю стаканы, даже посреди ночи. Неужели он знает, что рядом с ним я становлюсь неуклюжей? Знает о моих чувствах? И что же я чувствую? Я до сих пор не ответила на его сообщение по поводу мороженого. Убеждаю себя, что просто хочу держать его на расстоянии, а на самом деле просто не знаю, что ответить. Потому что обычные приемы флирта с Тайером просто не сработают. Некоторое время спустя возвращается Тайер с аптечкой в руках. Он достает квадратный кусок бинта, сложенный в несколько раз, и плотно прижимает его к моей ладони, а потом аккуратно подводит меня к кухонному столу. — Держи крепко, пока я все тут уберу, — говорит он. — Спасибо, — бормочу я. — Не за что, — бросает он через плечо и принимается вытирать столешницу, попутно собирая большие осколки и выбрасывая их в мешок для мусора. — Не стоило тебя пугать. Не спится? — Не могла уснуть после одного сна, — говорю я. — Какого? Я смущенно отвожу глаза. Обычно я не обсуждаю с парнями свою родную мать. Да и вообще ни с кем ее не обсуждаю. Тайер завязывает мешок и вешает его на ручку двери в прихожую. Потом берет аптечку и садится рядом за стол, выдвинув мой стул и повернув его так, чтобы мы оказались лицом друг к другу. Я втягиваю воздух, вдруг ставший между нами наэлектризованным, и он склоняется ко мне. Нежно берет мою раненую руку и раскрывает ладонь, убирая бинт и откладывая его в сторону. — Будет жечь, — предупреждает он, не сводя с меня глаз. Потом вытаскивает из упаковки антисептическую салфетку и проводит ею по порезу. Я вздрагиваю от резкого жжения. Тогда он подносит мою ладонь к лицу и слегка дует на нее. Я снова вздрагиваю. На этот раз, скорее, от близости Тайера, чем из-за пореза.