Глава 2 Хайден – ТАКОГО КЛАССНОГО ПАРНЯ СЕГОДНЯ ВСТРЕТИЛА, – рассказываю я своей шестнадцатилетней сестре Палмер. Да, мы из богатой семьи, и наши снобы-родители дали нам мужские имена. Прозвучит как клише, но родителей не выбирают. И имя тоже. Так что мы не виноваты, когда, видя наши имена в каких-нибудь списках, нас принимают за парней. Мам, пап, большое спасибо. – Правда? – Палмер сидит на кровати, прижав колени к груди. Она упирается подбородком в колени и красит ногти на ногах в кислотно-зеленый. – Симпатичный? – Высокий. – Хотя я видела его только сидящим, но могла предположить. – Темноволосый. Темные карие глаза. Пухлые губы. Такие губы хочется поцеловать. – А зовут как? – спрашивает сестра, не поднимая на меня взгляд. – Тони. Он не просто симпатичный. Он офигительно красив. Шикарен. Эти глаза. Волосы. Скулы. Челюсть. Губы. О боже, какие же у него губы. Я была готова пригласить его куда-нибудь, но он сказал, что у него есть планы. А я вспомнила, что и у меня вечер занят. И мое настроение сразу испортилось. – А фамилию знаешь? – Не-а. Не спрашивала. – А где вы познакомились? Ой, блин… – ворчит она себе под нос, вставив кисточку в пузырек с лаком и потерев покрывало, – лаком капнула. – Лори тебя убьет. Лори – папина подружка. Она переехала сюда пару месяцев назад и сразу же начала опекать Палмер, накупила ей всякой ерунды, чтобы расположить к себе. Отчасти это сработало – Палмер с радостью позволила Лори переделать свою комнату, хотя она все еще не в восторге от самой Лори. Мы ей пока не доверяем. В отличие от папы, но он ослеплен любовью, страстью или еще чем. – Знаю. – Она почти плачет, спрыгивает с кровати и бежит в ванную. Я падаю в белое меховое кресло, чтобы посмотреть аккаунты Тони в соцсетях, найти его фотки и полюбоваться на его лицо. Палмер копается в ванной и возвращается в спальню с бутылочкой жидкости для снятия лака. Я наблюдаю за ее попытками стереть ярко-зеленое пятно. И зачем было красить ногти на чистейшем белом покрывале? Но когда тебе шестнадцать и тебе всю жизнь вещи достаются просто так, об этом не задумываешься. Я тоже не задумывалась, пока не поступила в колледж и не начала жить одна. Папа все еще обеспечивает меня, но мне пришлось научиться самой распоряжаться деньгами. Сначала было тяжело. Постоянно хотелось их тратить, потому что я к этому привыкла. Теперь я справляюсь лучше. Я все еще избалованная богачка, отрицать не буду. Люди иногда ненавидят меня только по этой причине, и я ничего не могу сделать, чтобы переубедить их. Но эта избалованная богачка хочет когда-нибудь стать учительницей и сделать мир лучше. Даже если родной отец смеется над ней и говорит, что она зря теряет время. Конечно, я люблю папу, но иногда он невыносим. – Не оттирается! – возмущается Палмер, и я ловлю ее паникующий взгляд. – Может, еще ацетон добавить? Может, весь на пятно вылить? – Не представляю. Мы с сестрой очень похожи внешне. У меня волосы светлее – спасибо Рафаэлю, моему стилисту, а еще сестра повыше. Палмер отлично играет в волейбол и надеется получить стипендию для поступления в университет. Деньги у нее есть, но ей хочется прославиться на чемпионате и заслужить стипендию[10]. Я ее могу понять. Она полностью вкладывается в то, что делает. А я вот хочу изменить мир, обучая первоклашек. Я стала самым большим разочарованием отца. Да и Палмер тоже – когда мы родились, у нас между ног ничего не болталось. Но это уже другая история. Наверное, с Лори у них еще будут дети – когда я вчера пришла домой, они обсуждали ремонт, и она упомянула детскую. Папе пятьдесят два. Не знаю, как он относится к идее снова стать отцом, но если у них родится мальчик, он вряд ли начнет жаловаться. – Погугли, – предлагаю я сестре. Она до сих пор пытается оттереть лак. По-моему, лучше не становится. Она делает только хуже – втирает его в ткань. Она срывает плед с кровати, скомкав и прижав к груди: – Надо постирать. – Мне кажется, его нельзя стирать. Только сухая чистка. – Нужно избавиться от этого пятна как можно скорее! Она выбегает из спальни, я выхожу за ней, но останавливаюсь в коридоре, пока она спускается на первый этаж. Она топает как стадо слонов. Останавливать ее или предлагать другой вариант бесполезно – все равно она сделает по-своему. Я такая же. И папа такой. Прекрасная черта, которую мы унаследовали у него. Я иду в свою спальню и падаю на кровать. Как хорошо, что у меня есть пушистый плед, который папа подарил мне на шестнадцатилетие. После развода мы не стали жить с мамой. Она вернулась в родной Нью-Йорк, и мы с Палмер упирались до последнего, когда она уговаривала нас переехать. Нам не хотелось оставлять школу, друзей. Родители боролись за нас. Папа нанял серьезного адвоката, и у мамы не было ни единого шанса. Раньше мы часто навещали ее, но после того, как я окончила школу, перестали. Палмер отказывалась ехать без меня. Нам приходят открытки на Рождество и дни рождения, и на этом все. Она слишком занята – разъезжает по миру со своими любовниками и тратит папины деньги. Вот почему я сказала Тони, что любовь для слабаков. Поверить не могу, что я такое заявила парню, которого едва знаю. И мне немного совестно, что я обидела ту женщину из зоны ожидания, но мне стало легче. Наконец-то я вслух призналась, что для меня любовь. Я правда так чувствую. Любовь – это отстой. Моя лучшая подруга Грейси говорит, что именно поэтому у меня не было длительных отношений. Мы уже два года учимся вместе. На первом курсе нас поселили в одну комнату в общежитии, и мы сразу же понравились друг другу. Если продолжить говорить о везении: мы обе изучаем свободные искусства, и у нас часто совпадают пары[11]. Мы все шутим, как бы было ужасно, если бы мы не поладили. Грейси права, знаю. Я предпочитаю не вступать в серьезные отношения, потому что уверена, что ничего из этого не выйдет. Посмотрите на моих родителей. Последние три года совместной жизни они друг друга презирали. Ссорясь, они переставали контролировать себя – мама трижды вызывала полицию. Папе потом пришлось искать нам с Палмер психологов. Было ужасно. Жизнь – хаос. Любовь – еще больший. А я люблю чистоту и порядок. И когда все красиво. Может, поэтому мне так понравился Тони – он красавчик, ничего не скажешь. При этом в нем нет женственности, он олицетворение мужской красоты. Растрепанные темные волосы, спадающие на темные загадочные глаза. Точеные губы. Кажется, у него небольшая ямочка на подбородке. Уверена, девушки целуют ее. Мне не сидится на месте, и я решаю спуститься и спросить у папы о планах на вечер. – Сегодня ужин в загородном клубе[12], Хайд, – сообщает папа. Он сидит у себя в кабинете перед огромным iMac и попивает, похоже, виски со льдом. – Сегодня я хочу похвастаться своими девочками. Я делаю гримасу за его спиной, но он каким-то образом замечает. – Только не приходи с таким лицом. Будет смешно. Я замечаю окно, в котором прекрасно видно мое отражение. Я закатываю глаза, а папа улыбается. Он тоже смотрит в окно. – Мне двадцать лет, – напоминаю я. – Не обязательно показывать меня своим дружкам. – Со мной всегда ходят Лори и Палмер. Ты живешь далеко, и как раз тобой я хочу похвастаться больше всего. – Он улыбается и встряхивает лед в стакане, прежде чем сделать глоток. Его взгляд встречается с моим в отражении окна. – Несмотря на то, что ты хочешь стать учительницей. Я подхожу к нему и потягиваю за волосы, чтобы он вскрикнул. – Учитель – благородная профессия. – И неблагодарная. Весь день на тебя вешаются сопляки, а их родители жалуются, что ты не понимаешь их милого Джонни, который задирает других детей. – Папа качает головой, ставит стакан и поворачивается на стуле лицом ко мне: – И это за пятьдесят тысяч долларов в год. И то если повезет. Как ты собираешься жить на такую зарплату? – Ну, я точно перееду отсюда. – Жилье в Сан-Франциско и в Заливе неприлично дорогое. – А еще у меня есть ты, – самоуверенно заявляю я. На самом деле мне этого не хочется. Я хочу выживать сама, без папиных денег. Хочу быть независимой, в отличие от мамы, которая много лет с ним в разводе, но все еще живет за его счет. Я отказываюсь так жить. До того, как выйду замуж (если это вообще когда-нибудь случится, потому что мои взгляды на любовь далеки от романтических идеалов), я хочу сделать все, чтобы стать независимой и самой о себе заботиться. Мужчина мне не нужен. Не сейчас. И вообще никогда. – Похоже, нужно перестать платить за тебя в двадцать один, – шутит он, но по тени в его взгляде я понимаю, что в этом есть доля правды. – Я пошутила. – Я скрещиваю руки, чувствуя себя так более защищенной. Не стоило говорить, что рассчитываю на его помощь. – Сама справлюсь. Он смеется и качает головой: – Конечно, справишься. Встретишь вечером в клубе какого-нибудь красавчика и потом выйдешь за него замуж. Благодаря своему папаше он окажется чертовски богат, и вы оба будете обеспечены до конца жизни. Думаю, так и случится. От гнева у меня кровь начинает закипать, я опускаю руки, сжимаю ладони в кулаки. – Этого не будет. Я не хочу выходить замуж за богатенького сексиста. Да я вообще не планирую выходить замуж. – Ага. – У отца такое самодовольное выражение лица, что я хочу его ударить. – Подожди немного. Я-то знаю, как это все происходит.