— Сведёшь её. Безапелляционный тон режет слух, возвращая на грешную землю из туманных воспоминаний. В мою квартиру, где я стою под душем, а в спину мне дышит разъяренный дракон. — Нет, — кидаю коротко, выдавливая щедрую порцию геля для душа на ладонь. Принимаюсь намыливать тело, начиная с лица. Но в следующую секунду мое занятие грубо прерывают, смывая водой пену, чтобы видеть глаза, глядя в которые жестко требуют: — Да. — Нет. Отчетливое злобное рычание говорит о том, что Адонц на опасной грани. Таким я его никогда не видела. — Ты испортила свою безупречную кожу… — повторяет. — В этом мире нет ничего безупречного, Тор. И я никогда не была. И не буду. Бьет кулаком по белой стенке, добиваясь глухого стука, потонувшего в шуме напора. И потом наши взгляды смыкаются. Это немыслимо. То, как нас швыряет из одной плоскости в другую. Не сговариваясь, врезаемся губами друг в друга, вкладывая в поцелуй всю свирепость, бушующую в обоих. Это длится часами. В моем представлении. Всё онемело, дышать нечем, пар продолжает валить клубами. — Унеси меня в спальню, — прошу его, отстранившись. Тор тут же выключает воду и подхватывает меня на руки. Вздыхающую, обомлевшую, ничего больше не соображающую опускает на покрывало, активируя сенсорный ночник. Тусклый свет самого слабого уровня падает на него, и я любуюсь им снизу вверх с ракурса, обусловленного лежачей позой. Его мужественной красотой, каждой резкой чертой. Глазами, ставшими моей погибелью. Я не хочу с ним бороться. Я устала. — Знаешь, что я тебя люблю? Застывает, подобно греческой статуе. Божественный в своем природном начале — мощи нагого тела, внимательном выражении сосредоточенного лица. Мне сейчас не нужны ответные признания. Достаточно того, что он мой. Здесь. Хотел и хочет моей близости. — Иди ко мне, — молю, еле шевеля пересохшими устами. — Я очень скучала. Не ожидала, что он тут же рухнет на меня, с каким-то отчаянным сдавленным стоном прижавшись лбом прямо к каллиграфической строчке у сердца. — Почему ты такая, Сатэ? За что ты мне дана? Зачем тебя сотворили такой первозданной! Вскрывающей мне вены одним чистым взглядом?.. Вплетаю свои пальцы в его темные волосы, наслаждаясь тем, что происходит в эту минуту. Я хожу по какому-то острому краю, и он причиняет мне боль и счастье одновременно. Не могу поверить в щедрость этой искаженной реальности. — Поцелуй меня, Тор. Совершенно мокрые, прижатые друг к другу, морально истощенные, тяжело дышащие. Мы неизлечимы, знаю. Когда он не спешит выполнять эту просьбу, я с силой отталкиваю его и заставляю скатиться с меня, ложась на спину, а сама устраиваюсь сверху, тут же приникнув к жизненному источнику. Когда воздуха становится катастрофически мало, прерываю неистовый поцелуй и выпрямляюсь, рвано дыша. Мы поменялись ролями, теперь он снизу наблюдает за мной. — Что она значит? — вдруг спрашивает, проведя подушечкой большого пальца по татуировке, вызывая мою дикую реакцию. — Abyssus abyssum invocat, — произношу, сглотнув. — Бездна взывает к бездне. — Твою мать, — шипит потрясенно. — Твою мать… Стекающая с моих волос вода буквально затапливает обоих, будто находимся под водопадом. Тор удерживает мой взгляд, не позволяя шевелиться. И продолжает гладить строчку. От первой буквы к последней. И так по кругу. О чем-то размышляет, сузив глаза. — Нравится положение? Хочешь остаться сверху? Задыхаюсь от порочности, сквозящей в его голосе. Не знаю, когда привыкну к таким откровениям. — Нет, — выдаю весьма возмущенно. Начинает тихо смеяться, притягивая к себе. — Не ожидал. Мне казалось, ты хочешь власти надо мной. — Пошел к черту, Адонц, — выговариваю ему в шею, понимая, что дразнит меня. — Власть — это твоя прерогатива. Моё тело в считанные доли секунд оказывается подкинутым, чтобы приземлиться на влажные простыни. Теперь я подмята под него, он на своём месте. И это устраивает обоих. Ладонь накрывает край моего нижнего белья, затем опускается к подвязке. Возвращается обратно, и он аккуратно стаскивает безнадежно мокрую ткань, минуя украшение на бедре. — Совершенно верно, кобра, — касаясь золотой змеи, завораживая интонацией. — Власть — прерогатива мужчины. — Шовинист, — улыбаюсь, наблюдая, как его голова опускается к моей груди. — На самом деле, Адонц, ты не веришь в равноправие полов, сколько бы ни распинался. Ты всегда главный… Застывает в миллиметре от острой вершинки. А потом смотрит мне в глаза исподлобья. — Но ты любишь оспаривать это, да, душа моя? Озноб одолевает прямо до костей, так много скрытой угрозы в этом вопросе. Никогда нам с ним не будет просто. В следующую секунду я забываю о философских проблемах, потому что его умелые ласки выбивают всё, кроме одного желания — чувствовать близость любимого человека. Всполохи огня одолевают низ живота, и мне практически больно от того, как остро всё ощущается. Удовольствие от каждого его прикосновения не сравнить ни с чем. Эти губы везде. Они убивают меня сладкой мучительной смертью. Я задыхаюсь, не успеваю прийти в себя, как тут же получаю новую порцию волн экстаза. Любая попытка как-то ответить, пресекается им, будто сегодняшняя ночь моя. И потемневшие глаза, нависшие над моим лицом бездонными омутами, обещают, что потом я смогу отплатить ему той же монетой. Он меня научит… Но не сегодня. Потеряв счет времени, сосредоточившись на языках пламени, на которые похожи его пальцы, трогающие меня в самом сокровенным месте, вновь опускаю веки и непроизвольно затаиваю дыхание за секунду до того, как меня уносит очередным взрывом. Не дает опомниться, накрывая своим телом, и одновременно с неистовым поцелуем входит, вырывая из глубин дикий крик, тонущий в его же губах. — Прости, — шепчет, неверно истолковав мою реакцию. — Постараюсь быть нежнее. Мне все равно, что несёт Тор, я ничего не понимаю. Растворяюсь в эйфории. Стойкое наваждение, будто плыву где-то за переделами земли, бороздя космические просторы. Потому что мы едины. Та самая безупречная система. Совершенный механизм. Мужчина и женщина, кожа к коже, дыхание к дыханию. Пальцы сплетены, сжимаются всё крепче и крепче с каждым толчком. Или же, это я своими сжимаю его ладони от переизбытка эмоций. Не знаю, куда деться от надвигающейся нещадной вспышки. И Торгом ускоряется, подводя меня к черте… — Я тебя люблю… — шепчу, инстинктивно стремясь быть ещё ближе, подаваясь вперед, сгорая в ярком пожаре. Меня разрывает, я не замечаю, что плачу. — Люблю… — повторяю, выгибаясь навстречу. И потом меня поглощает тьма мощного исступления. * * * Утро наступает внезапно. От звонка будильника. В смятой постели. Непонимающе вглядываюсь в телефон, учтиво поставленный на зарядку. Не мной. Отключаю функцию и вздыхаю, понимая, что нужно собираться на работу. Но не это меня тревожит. Горькое чувство одиночества. Потому что я не ощущаю тепла мужского тела. И мне даже не надо поворачиваться, чтобы удостовериться. Я знаю, что одна. Я не буду накручивать себя, не буду.