Дверь распахнулась, впуская нарушителя моего спокойствия, который в силу сложившихся обстоятельств ютился в нашей смежной комнате, отравляя мое существование своим присутствием. — Доброе утро, Сатеник. Прикрываю на мгновенье глаза в бессильном бешенстве. Затем распахиваю и цепляюсь ими в довольную гладковыбритую физиономию. — Меня зовут С-а-т-э. И утро никакое не доброе! Пока Вы тут торчите, у нас ничего доброго быть не может! — Потерпишь, сегодня последний день. Я сам не в восторге от твоего общества, — с надменным спокойствием. Проигнорировав очередное его обращение на «ты» и закончив с традиционным обменом любезностями, ликую от новости о том, что уже завтра этого мудака здесь не будет. Господи! Я терпела это целый месяц! — Все настолько хорошо, или же настолько плохо? — спохватившись, спрашиваю настороженно, как бы, между прочим. — Нас ждут…хм…неприятности? Словно под гипнозом наблюдаю, как красивые мужские пальцы распахивают пальто и снимают его с мощных плеч. И столько в этих движениях грациозной мужественности, что я искренне любуюсь. Замираю, осознав это, и тут же вспыхиваю. — Конкретно тебя, Сатэ, — смотрит насмешливо, присаживаясь, — всегда ждут неприятности. «Язык твой — враг твой». А результаты узнаешь у своего начальника. Досадно, конечно, но чего еще я могла ждать от него? На самом деле, сегодня даже сил нет препираться, поэтому, легонько пожав плечами, все же включаю компьютер. — И ты ничего не скажешь? — звучит его вопрос с потрясенным смешком. Похоже, у него прекрасное настроение. — Почему Вы всегда разговариваете со мной по-русски? — с раздражением выдаю как-то отрешенно. — Акцент мой на армянском не устраивает? Медленно поворачиваю голову, чтобы встретиться с его холодными глазами, в которых сейчас стоит удивление. — Комплексы душат, деточка? — скалится. — Погоди, сам догадался, — останавливает, видя, что я уже собираюсь открыть рот, — «Деточка — моя бабушка»? Хмурюсь, закипая. Вот дура ты, Сат, честное слово. Зачем ввязалась в разговор! Только потешила самолюбие человека! Вот теперь окончательно решив не контактировать, утыкаюсь в монитор, фыркая. В тишине проходит буквально секунд двадцать, после чего рокочущий низкий голос произносит весьма примирительно: — Расслабься, нет у тебя никакого акцента. Разговариваешь грамотнее местных. Я просто по русской качественной речи соскучился. Провел там практически половину жизни. — Даже не знаю, как бы я жила дальше без этой ценной информации! — усмехаюсь, качая головой. — По поводу отсутствующего акцента? — с мстительной издевкой. — Не благодари! Главное, тебе полегчало. Я хотела что-то сказать, но от возмущения позорно поперхнулась собственной слюной, вызывая его понимающий подленький смешок. Вот теперь точно всё! * * * Утро следующего дня я встречаю с замиранием сердца. Этот гад так и не сказал ничего, оставшись работать до позднего вечера. Видимо, подготавливал отчет комиссии для Минфина. И действительно озвучил все моему начальнику наедине. В кабинет заходила с опаской. Осторожно глянула в сторону смежной каморки, удостоверившись, что на столе больше нет компьютера и бумаг. Облегченно вздохнув, прошла вглубь помещения и аккуратно повесила на спинку стула чехол с платьем. Остальные аксессуары расположила на открытой полке рядом. Оглянулась, прошлась взглядом по помещению и как-то грустно усмехнулась. Странно, внутри как-то заныло от этой пустоты, будто из-за нехватки очень важной детали. Все же, мы почти месяц вели с ним активные боевые действия. Непривычно, что Адонца больше нет. Но, Боже мой, зато какое прекрасное чувство свободы! На радостях достаю телефон и звоню маме, она в это время никогда не спит, почти девятый час утра. — Дочь, привет! — оживленный голос и лучезарная улыбка на экране. Сердце будто расширяется от этой необъятной любви к ней. Я боготворила своих родителей и подыхала на расстоянии от них, от брата с сестрой. — Как вы там? — спрашиваю, присаживаясь. — Потихоньку. Кстати, решили с отцом поехать на отдых. Впервые за десяток лет. — О-о! Изумлению моему нет предела, ибо у родителей никогда не получалось совместить заслуженный отпуск, а уж тем более — куда-то уехать. Вообще, мама с папой — это уникальный тандем. Сильные, независимые, умные, трудолюбивые. Еще будучи студентами, которым едва стукнуло по двадцать, они связали себя узами брака, поняв, что не могут друг без друга. Почти тридцать лет живут душа в душу, и я ни разу за эти годы не видела, чтобы они разговаривали на повышенных тонах. Отец смотрел на свою жену с диким обожанием, каждое колкое слово вызывало улыбку на его лице. И часто он специально дразнил ее, желая распалить. Ну а мама… Сколько благоговейного трепета в этих глазах, когда она говорит, думает и любуется своим супругом… Наверное, это практически канувший в лету формат отношений. Пример, сила которого въелась под кожу, стала частью моего естества. И настолько сильно, что ни в одном ухажере я не могла разглядеть то, что мне нужно. Разве сейчас такое бывает?.. Мы болтаем всего пару минут, когда дверь распахивается, заставляя меня подпрыгнуть от испуга. — Господи! — непроизвольно возмущаюсь, глядя в довольное лицо начальника. — Здравствуйте, Арман Амаякович. Отключаю видеозвонок и внимаю. — Доброе утро, Сатэ. Ну, что ж, поздравляю! — С чем? — настороженно хмурюсь. Он театрально вздыхает, проходит и садится на рабочее место моей коллеги. — Я прочел отчет, помимо пары технических помарок там нет ничего криминального, — при этих словах облегченно выдыхаю, — более того, у них просто шок от уровня нашей деятельности! — Правда? — брови ползут вверх, широченная улыбка озаряет лицо. — Значит, все хорошо? — Сатэ, они в восторге! Адонц несколько раз отметил, что ты первоклассный специалист! И что он ни разу не встречал таких толковых людей в этой сфере! Цепенею, уголки рта моментально опускаются. Да не может быть такого! — Вы ничего не путаете? — Не понял? — Уверены, что речь шла обо мне? Арман Амаякович щурится, пристально вглядываясь в меня. — Почему тебя это удивляет? Вы работали бок о бок в течение месяца. Я промолчала, безразлично пожав плечами. А у самой внутри бунт. Кровавая драка между противоречиями. Так, значит, Адонц считает меня настолько крутой? И все это время обращался со мной так, будто я тупейшее создание? Не знаю, чего мне хочется больше… Рассмеяться от распирающей гордости, понимая, что я произвела впечатление на акулу этой сферы. На Адонца ведь молились, он самый востребованный преподаватель и эксперт по государственным закупкам — спасибо всем влюбленным в него девочкам, просветившим меня. Или же от злости за такое гнусное обращение найти его и по одному вырвать волоски пинцетом по всему телу, наблюдая за терзаниями на надменном лице! Не думала, что могу быть такой кровожадной и чертовски злой. Поблагодарим Торгома Адонца за открытие горизонтов моего сознания! Все же хорошо, что я больше никогда не увижу этого человека, иначе точно не сдержусь. Даже не могу представить теперь, на что именно я способна. — Спасибо, что оповестили, Арман Амаякович, — встрепенулась под изучающим взглядом. — Я рада, что нас похвалили. — Нет, Сатэ, — иронично качает головой, — не нас. Тебя. Адонц четко формулировал мысль — ты единственная, кому были адресованы дифирамбы. А также скрытое недовольство тем, что отдел на одном человеке. Стало не по себе, это было слишком нереально, чтобы быть правдой. Неловкость от новости о том, что начальника обвиняли в некой дискриминации, заставляет потупить взор. — В общем, молодец. Это была скупая благодарность за все мои заслуги. После чего мужчина удалился, привычно оставляя зазор между косяком и дверью. Мне не привыкать к потребительскому отношению. Я понимаю, что он человек такой, допустим, слишком сдержанный. Но все равно неприятно! Осадок остается. Считай, задницу им спасла своей ответственной работой, и уж лишней скромностью не страдаю. Можно было как-то поприличнее высказаться? Объемнее, например. Когда же я усвою окончательно, что никто не обязан быть таким, как я сама? В кабинет со смехом впархивают Лусине и Сирануш, мои коллеги. Обе застывают, разглядывая меня. Даже забывают поздороваться. — Какая красота! Ты сразу накрашенная пришла! И волосы уложила!