— Ого, красавица какая! — возникает голова Гаянэ где-то сзади. — Вот всегда бы так при марафете! А то вечно без макияжа, без прически, слишком по-простому! Я смущенно благодарю, ощущая дискомфорт от их пристальных взглядов. — Чувствую, весело будет сегодня. Андре будет убит! Они хихикают, припоминая нашего юриста, которой — опять же, по их утверждению — неровно ко мне дышит. Ничего такого я сама не замечала, поэтому привычно махнула на них рукой. На самом деле, идти на мини-корпоратив желания нет, но как представлю, что меня будут терроризировать эти гарпии… — Ты же не в этом пойдешь? — Гая окидывает придирчивым взглядом мой повседневный вид. Поразительно, насколько они уверены в собственном безупречном вкусе, мнимо дающем им право на обсуждение и осуждение, а также озвучивание советов, которых никто не просит. Видимо, сегодня не мой день, ибо даже Гаюша, которую я так люблю, сумела выбесить меня. — Я принесла платье, — бурчу, отворачиваясь. — Когда буду надевать, поможете застегнуть. А сейчас мне надо работать. И не соврав, протрудилась до самого вечера. Да так, что с удивлением заметила стрелку на часах, близившуюся к шести. Быстро закрыла все файлы, сохраняя информацию, и выключила компьютер. Дамочки наши несколько часов назад отпросились в салон, чтобы «привести себя в порядок», я же оставалась «на посту». Набираю Гаю по внутренней связи и прошу через пять минут зайти, чтобы помочь с нарядом. Так же, как и я, она подготовилась сама, без помощи специалистов. Эта особа, как выразилась утром, всегда при марафете. Очень красивая, женственная, любит приковывать внимание. Да, по сути, многие здешние девочки такими и были. Подать себя сразу во всей красе. Иногда жутко неестественной. Справившись с колготками, влезаю в любимое винное платье по колено. Его юбка-карандаш выгодно подчеркивала фигуру, облегая бедра и талию. Затем обуваю классические бежевые туфли-лодочки, на ходу взбивая пышные волосы. Осталось проверить макияж. Дверь со скрипом открывается. — Гай, я здесь, — вещаю из глубины каморки, откуда меня не могли видеть. Подготавливаюсь, разворачиваясь спиной и убирая пряди вперед через левое плечо, чтобы открыть доступ к молнии. — Кажется, мы с тобой единственные сегодня работали. Можно подумать, этот вечер событие века. Все так готовятся! И кому пришло в голову идти в «Папарацци»… Жалуюсь в ожидании, когда она застегнет платье. Не замечая сгущающейся вокруг себя хищной ауры. Наконец, собачка задвигалась вверх. Но посередине остановилась. Обнаженной кожи коснулись горячие пальцы, мучительно медленно поползшие вниз по позвоночнику. Мужские. Трепетные. Чувственные. Я приоткрыла рот и бесшумно втянула в себя воздух, чтобы попросту не задохнуться от безумной реакции своего тела. Прострелило везде, где можно. Да так, что я не могла пошевелиться. Одно лишь касание, вызвавшее во мне первобытное желание обладать и еще больше — принадлежать… Уму непостижимо, откуда я знала, что это, если никогда никого к себе не подпускала. Но. Я. Знала. Наконец, нахожу в себе силы развернуться и встать лицом к лицу с ним. Ибо чувствую, кто это. Адонц потерян и потрясен не меньше меня. Взгляд темный, как небо перед грозой. Грудная клетка часто поднимается и опускается. Мы утыкаемся друг в друга и сглатываем почти одновременно. Тебя, правда, подкосило так же, да? Пробило током. Разорвало нутро. И меня оглушает осознание. Бывает, оказывается, такое, когда дальнейший исход твоей жизни решает ничтожная по времени и величественная по наполненности секунда. Раз. И всё. И ты висишь на волоске. Рассыпаешься прахом, развеянным по ветру. Стоя на месте, успеваешь побывать в каких-то фантастических приапических измерениях, окутывающих тебя сладостным мороком. Ты больше не ты. И это единственная доступная в данный момент истина. Вот она, та самая точка невозврата. До боли пугающий рубеж, через который ты готова перешагнуть, затыкая голос разума. Полететь навстречу наваждению, следуя за покорившим твои сенсуальные грани мужчиной. Рухнуло всё, что до этого было между нами. Безвозвратно. И оба это прекрасно понимали. Глава 6 «Цель охотника состоит в том, чтобы перестать самому быть жертвой». Дон Хуан Бесконечно злюсь, вперившись взглядом в экран, на котором пестрит имя звонящего абонента. Терпеть не могу дилетантов, а мой новый сотрудник, кажется, именно им и оказался. — Да! — рявкаю раздраженно. — Торгом Ашотович, извините… — запинается, нервничая. — Несколько человек из завтрашней группы звонили с вопросом о переносе времени занятия… — Корюн, — перебиваю, нетерпеливо постукивая по столу, — ты договор на оказание услуг читал? — Да… — неуверенный ответ. — Не читал ты ни черта! Иначе бы запомнил, что дата, время и место занятий неизменны! Детский сад, что ли? Для этого мы и работаем по стопроцентной предоплате, чтобы любители соскочить не приносили нам убытки. Парень что-то блеет в ответ, вынуждая меня грубо закончить разговор. Нельзя, ну нельзя нанимать никого по блату! Зачем только уступил маме, мол, ну хороший парень, сын кого-то там… Устал объяснять, что вакансии «хороший парень» в штате не числится! И вот результат. Типичный представитель золотой молодежи, своих мозгов и инициативы — ноль. Чуть сложнее задача попадется — сбой системы. Ему нужно задавать только один алгоритм действий, иначе всё пойдет не так. Жаль, что Лиля ушла в декрет. Точнее, я за неё, естественно, рад, пусть демографический кризис — а уж особенно после войны — сойдет на нет. Но девчонка толковая была, всё с ней по маслу было, ответственная, смышленая. А этот дегенерат уже месяц ни одного поручения нормально выполнить не может. Это еще при том, что стажировался у моей бывшей помощницы примерно три недели! Выдыхаю, пытаясь успокоиться. Слишком часто стал срываться. И словно по закону подлости после короткого стука в дверь в комнате появляется единственная и неповторимая причина моего неадекватного поведения. Глупая мышца в груди предательски сокращается в два раза быстрее, пока я с жадностью углубляюсь в невероятную зелень заплаканных глаз. На бледном лице застыла легкая извиняющаяся улыбка: — Ваш пиджак. Ваш. Ваш, сука, пиджак. А десять минут назад было «Тор, они озверели». — Хорошо, что умылась. Невозможно было смотреть. Постарайся больше не соваться вниз в таких случаях. Сатэ застывает, хмурясь. Вздергиваю бровь, мол, чего встала, поторапливайся. — Можно подумать, я просила Вас меня спасать… — изрекает, вешая на спинку стула злополучный пиджак. — Не надо мнить себя героем… — Почему ты такая сука? — вырывается непроизвольно. Я не должен был этого говорить. Но её деланое безразличие прошлось кипятком по нутру. Она же только-только беззащитной птицей трепыхалась в моих объятиях! Девушка резко вскидывает голову, сузив глаза и поджимая губы. — Наверное, — заговаривает медленно, чуть склонившись набок, будто анализируя, — по той же причине, по которой ты такой мудак. Прикрываю на секунду веки. И так же внезапно распахиваю, грозясь уничтожить её своей яростью. — Избавь меня от своего присутствия. Живо. Глаза напротив гневно сверкают. Ощущение, что держится из последних сил, чтобы не заговорить. Сатэ такая. Она просто не может не оставить за собой последнее слово. — Как скажете, — приседает в шутливом реверансе. — Благодарю за аудиенцию. И изящно выплывает. Выдыхаю с шумом. Жуть, как хочется догнать и вернуть. Убить, растерзать, распять. Господи. Когда два месяца назад в пустынном коридоре я вдруг услышал звонкий смех, мне показалось, сознание окончательно помутилось. Я сошел с ума, и галлюцинации — первый признак необратимого процесса. Ноги сами бросились к очагу веселья. Но сердце разочарованно пропустило удар, поскольку стоявшая ко мне спиной девушка была не той, кого я искал в каждой. Слишком хорошо помнил все её изгибы. И они не соответствовали тем, что красовались передо мной в тот миг. И я собирался уйти с чистой совестью, потерпев поражение и на сей раз.