А потом она повернулась. Мне показалось, я умер. И вспыхнуло, как тогда… Памятный день, когда я возвращался домой после работы, с досадой вспомнив о том, что свой ежедневник забыл в ящике стола каморки, в которой накануне заканчивал отчет, прощаясь с очередным «испытуемым». Пока сворачивал и выезжал на дорогу, ведущую к организации, вновь раздумывал об этой странной неприязни к языкастой Сатэ. «Национальный центр по контролю и профилактике заболеваний» при Министерстве здравоохранения был первым в перечне организаций, которые предстояло проверить на предмет нарушения процедуры закупок в связи с пандемией. Слишком много примитивных ошибок наделали многие медицинские учреждения, которые подозревались в расхищении казенных средств. Я шел туда без всякого энтузиазма, мысленно представляя уровень специалистов. Никак не понимаю, как большинство умудряется получить лицензию, сдавая сложный экзамен, если на практике самых простых вещей в этой сфере не осознают. Но как же я был удивлен, когда встретил редкий экземпляр. Сначала подумал, может, ей кто-то помогал. А потом я просто пообщался с ней по нескольким темам, задавая такие каверзные вопросы, ответы на которые могли дать только знающие толк люди. Она блестяще с ними справилась, заставляя меня впадать в ступор от глубины своих возможностей. И действительно поразило, что отдел на ней. Не терплю подобной дискриминации. И пусть эта девчонка мне не нравилась, но я не мо не признать, насколько она способна. И заслуживает большего, чем это вшивое государственное учреждение, где большинство просто просиживают штаны, пока единицы пашут. Только вот, это всё меркло рядом с её характером. Помню, как мы схлестнулись в яром противостоянии, когда я указал на неправильное оформление протокола. Чертовка таки доказала свою правоту чуть ли не с пеной у рта. Ей было важно быть безупречной, о чем свидетельствовала и манера её работы. Поразительная чистота во всем. Буква к букве. Всё по правилам. Аж глаз радуется. И если бы не отвратительная злобность девушки, я не поскупился бы на похвалы. Но как только она открывала рот — желание поощрять испарялось со скоростью света. Чего только стоила наша первая встреча. Сканирующий скучающий взгляд, прошедшийся по мне, и вспыхнувший в глубине глаз демонический огонь, когда я временно отослал её. Глаза, к слову, были потрясающими. Зеленые с темными вкраплениями вокруг зрачка. Необычный редкий цвет. Насыщенный, приятный. Да еще и в обрамлении длинных ресниц, которые доходили до бровей. На этом, пожалуй, всё занимательное заканчивалось. Сатэ была самой обычной девушкой, на которую на улице я ни за что не обратил бы внимания. Ну, не нравились мне такие женщины. Никакой женственности, ходят в одежде оверсайз, обувь удобная, вызывающая отвращение при тщательном осмотре. И не поймешь — есть фигура, или нет? И габаритность зашкаливает. Принципиально не знакомился с девочками в балетках и кроссовках ни в ранней молодости, ни позже, потому что всегда ценил ухоженных и аккуратных представительниц слабого пола в утонченных сексуальных туфлях. А уже позже меня и окружали только такие. Не было надобности искать. Как говорится, они сами приходили, невиноватый я. Да, я слукавлю, если не скажу, что иногда наши перепалки доставляли мне изощренное удовольствие. Все же, схлестнуться с эрудированным человеком, получая достойный отпор — редкость. Но скучать по ней я точно не стал бы, слишком уж Сатэ была дикой. И не нравилось мне, что я часто терял с ней терпение. Это не в моем духе. Такой непробиваемой девушки я еще на своем пути не встречал. Чтоб вот так яро демонстрировать свою неприязнь, граничащую с ненавистью — это нонсенс. Полнейшее отсутствие намека на женственность, шарм и слабость. А ведь женщина должна быть слабой, чтобы её хотелось защищать, лелеять и оберегать. Эту я хотел исключительно задушить. Ровно до того момента, как увидел её в расстегнутом платье. Пытаюсь припомнить случаи, когда меня накрывало такой же неудержимой волной похоти всего лишь от одного взгляда на обнаженную женскую кожу. Не на грудь, не на бедра, не на призыв в поведении! Ни на что другое! На непримечательный оголенный участок тела! Пусть и цвета наичистейшего благородного фарфора без единого недостатка в виде родинок, шрамов или других повреждений. Я ведь стоял в растерянности очень долго, жадно впиваясь в линию позвоночника. А потом выпал из времени и пространства, следя за тем, как пальцы, которые в эту минуту будто были не моими, повинуясь неведомой силе, тянутся к пышущей завораживающим светом коже. Эффект был, сука, просто убийственный. Как столько всего может уместиться в одно лишь прикосновение? Как, черт возьми! Чтоб одновременно и в холод, и в жар. Как благословение и как проклятие. Как жизнь и как сама смерть. За секунду испытать целый спектр эмоций, о существовании которых в природе никогда и не подозревал! Если бы она не заговорила и сама бы не развернулась ко мне, я лично ни за что не вышел бы из этого транса. Так и стоял бы, приросший к полу, вбитый туда на веки вечные — плевать, лишь бы не прерывался это наш космический контакт. А потом как голодный мальчишка окидывая девичью фигуру, отмечая нереально тонкую талию по сравнению с соблазнительными покатыми бедрами, которым практически вторила и гордо выпяченная грудь. Это было невозможно! Как эта бестия умудрялась столько времени настолько тщательно конспирироваться, чтобы мне даже ни разу в голову не пришло, как она красива? Я ведь не смотрел на нее глазами мужчины, заинтересованного в женщине. Сатэ была для меня сродни дикой кошке, которую — чего греха таить — было приятно иногда подразнить и понаблюдать за выпущенными острыми коготками. А в тот роковой момент девушка казалась богиней. Мне хотелось сию же минуту совместить собственнический поцелуй на нереально розовых губах, приправленных тонким слоем блеска, и удушливый захват с целью превратить ее в пыль. Я был неимоверно потрясен тем, сколько всего хотел с ней сделать! Человек, в подростковом возрасте умевший сдерживать себя даже во время диких первых экстазов, вдруг теряет контроль в присутствии обыкновенной девчушки, одетой в весьма невинный наряд. Да разве самые опытные желанные дивы вызывали во мне подобную бурю? Вызывали всё, что угодно, но не такую первозданную потребность моментального обладания. С другими меня заводила игра взглядов, наступление, сопротивление, штурм, падение крепости. Роль победителя. А с ней я как чертов маньяк хотел содрать идеально сидящее на фигуре тряпье и убедиться, что она везде такая — белоснежная, светящаяся, гладкая, без изъянов, словно tabula rasa, где я могу даже имя написать своё на этой сведшей меня с ума бархатистой поверхности. Я знал, что это точка. И так и будет… Стискиваю зубы и выдыхаю через них, пытаясь усмирить свой гнев. Как же я хочу догнать её, приволочь обратно и наказывать, наказывать, наказывать. За то, что вывернула душу наизнанку и исчезла, оставив меня мучиться. Год. Я прожил в ненависти к себе именно такой отрезок времени. А когда Сатэ предстала передо мной такая…совершенная, понял, что её всё же ненавижу больше. Она так изменилась!.. Раньше я смотрел на неё и не понимал, чем эта девушка так зацепила мой пресыщенный идеальными телами взор. Бесспорно, глаза у неё необыкновенные, взгляд слишком глубокий, вмещающий в себя какую-то энигму, хранительницей которой она и стала, явившись в этот мир будто только с этой целью. Я сканировал каждую черту этого сосредоточенного лица. Разве мало таких? Гладкая кожа, небольшие розовые губы, припухлые, естественные. Линии хоть и благородные, но мягкие. Не те, что врезаются в память своими совершенными переходами, манящей резкостью. Среднестатистическая армянская девушка, коих не счесть. Тем не менее, я всё же воспринимал Сатэ незаконченной картиной. Которой не хватало пары незначительных штрихов, чтобы стать шедевром. Её темперамент, эрудиция, живость, искрометный юмор — яркие краски, которыми только и создавать, что лучшее из творений. И сейчас эта кобра им стала. Долбаным потрясающим шедевром, от которого сил не было оторвать взгляд. Нашёлся, что ли, Пикассо?.. Она повернулась ко мне в этом коридоре и перевернула всё вверх дном. И я бросился к ней, чтобы убедиться… Это та же Сатэ? Постройнела. Черты преобразились, став резче, больше выделялись глаза, розовые губы. Но теперь еще и скулы, линии подбородка. Сатэ покрасилась в русый цвет, который разбавляли многочисленные высветленные пряди, и это невероятно шло ей. Волосы были уложены, на лице — нежный макияж, а вопиюще красивые «песочные часы» облачены в строгую облегающую юбку и легкий кремовый джемпер. И туфли… Ровные ножки в уточненной обуви на высоком каблуке. Чистый секс. Она. Просто. Адски. Прекрасна. И каково теперь видеть её и не иметь возможности прикоснуться?.. Чертовски х*рово. Так, что мышцы сводит от боли, когда Сатэ появляется в поле зрения. Я стараюсь свести к минимуму эти столкновения. Но когда мы всё же пересекаемся… Так и хочется вцепиться в эти точеные плечи и растрясти, выуживая ответ, какого хрена она так поступила?.. Зачем дала познать себя, чтобы потом себя же и лишить… Но я не стану оспаривать её выбор. Глава 7 «Как может что-то такое грандиозное случиться в один миг?». Дженнифер Нивен «С чистого листа» — Тебе не кажется, что наш шеф последние несколько недель…подозрительно счастливый? — доверительным шепотом интересуется Лиля. Мы шагаем после работы по сердцу города — центральной улице Х. Абовяна, поедая знаменитое джелато. Минуем здание кинотеатра «Москва» на площади Шарля Азнавура. Я так люблю лето в Ереване. Жгучее, яркое, настоящее. И никуда не хочется выезжать. Наслаждаюсь даже зноем. Но в этом году погода действительно прохладнее, поэтому конец июня пусть и жаркий, но не удушливый. Откусываю любимое шоколадное мороженое, я его по-другому есть не умею. Наслаждаюсь выраженным вкусом какао и жмурюсь от удовольствия, будто мне тринадцать, а не все тридцать в скором будущем. — Да, Роберт явно очень счастлив, — кивая и улыбаясь своим догадкам. Луиза-то тоже в последнее время уделяет мне слишком мало внимания. Меньше надменных взглядов, колкостей, шпилек. Уверена, об их связи догадываются немногие. Потому что стервой девушку считают именно по призванию, а не потому, что она такой может быть от болезненной любви к Арзуманяну. Очень рада за них. Как человек, живший в этой шкуре, я знаю, что такое страдание. — Думаешь, у него кто-то появился? Я лукаво усмехаюсь, искренне поражаясь тому, что такая романтичная натура как Лиля не заметила искрящей страсти между этими двумя. — Бесспорно, Лиль. Останавливаемся у урны, чтобы выбросить салфетки. Визг тормозов неприятно режет слух, привлекая внимание. — Конченые, — осуждающе качается головой подруга. — Да, ладно. Молодые. Что с них взять?