Алекс был племянником мужа Ады. Но, вопреки всему, они с молодой женой не стали враждовать. Может, потому что с первой встречи их потянуло друг к другу словно магнитом? Гостиные, конюшни, пикники… старый муж и не подозревал о таком увлечении. Наоборот, Ада шипела, что Алекс – дармоед и бездельник. Приживала и подхалим. Алекс честил ее продажной девкой и подзаборной кошкой. Так что супруг был абсолютно спокоен за свою честь. И ни о чем не беспокоился. В том числе и о своем кошельке… сволочь старая! После его смерти вдруг выяснилось, что полученного наследства хватит только года на три самой скромной жизни в глуши. А это любовников не устраивало. Они продали что смогли, заложили все остальное и отправились покорять столицу. Почему бы и нет? Оба красивы, молоды, Ада еще и с титулом… Действительность оказалась грустнее. Деньги таяли втрое быстрее, чем хотелось бы. А вот достойных кавалеров не находилось. Можно бы опять выйти замуж за старика. И Аделаида рассматривала такой вариант. Но не хотелось! Джес Иртон был просто подарком судьбы. – Я буду очень осторожна. Но он ведь женат. – Его жена живет в глуши. И вообще – не бери в голову. Я о ней позабочусь. – И как же? – Не важно. Жены тоже смертны. Аделаида машинально сотворила охранный знаак Альдоная. Алекс покачал головой. – Малышка, даже не думай об этом. Приручай своего бобра. Нам нужна эта жирненькая тушка. А когда станешь законной женой, ты обо мне не забудешь, не так ли? Аделаида согласно улыбнулась. – Сомневаюсь, что Джес Иртон даже в подметки тебе годится в постели. – Главное, пока это не проверяй. Ты женщина добродетельная, у тебя никого, кроме мужа, не было, и тот по большим праздникам. Аделаида еще раз улыбнулась. Уже не согласно, а откровенно блудливо. – А сейчас не праздник? Тонкие пальцы потянули корсаж чуть вниз. – Праздник, – согласился мужчина, подхватывая ее на руки. – И мы будем праздновать долго. Остаток вечера Лиля потратила на расспросы о вирманах. И воспользовалась самым близким источником. Хозяином трактира. Тот был только рад присесть с графиней, поговорить о родине. Особенно когда слушают и задают вопросы. Собеседнику должно быть интересно, разве нет? Должно. Лиле и было. Вирма оказалась маленьким островом, на котором почти ничего не росло. В голодный год на корм скотине шло все, даже растолченные рыбьи головы. Хотя со скотиной там была напряженка. Коровы не выживали. Держали коз и овец. Пряли удивительно тонкую нить. Делали шикарные шерстяные платки. Но этим ведь не прокормишься! Вирмане были и пиратами. Это все знали, но выжигать «осиное гнездо» никто не торопился. Для этого нужен был союз. И крепкий. Все отлично понимали – пойдешь на Вирму за шерстью, вернешься стриженым. Кораблей там хватает, драки они не боятся, смерти тоже… Их терпели, как неизбежное зло. И в то же время… Корабли вирман ходили вокруг всего континента. Перевозили грузы, помогали торговле. Иногда наемничали. Им доверяли. У вирман было своеобразное отношение к честному слову, о котором знали все. У вирманина есть слово, топор и корабль. Потеряешь корабль – топор и слово тебе его добудут. Потеряешь топор – слово добудет тебе и топор и корабль. Но если твое слово ничего не будет стоить, ты уже не вирманин. Лиля вздохнула с облегчением. И задумалась, может быть, плюнуть на гонор, прогнуться, да и поговорить с вирманином о найме? Кажется, вовсе уж в безнадежную аферу она не ввяжется? А пираты – это все-таки не крестьяне. С ними будет легче. Или должно быть? С одной стороны, кругозор у них шире. И видно, что не идиоты. С другой – а будут ли они тебя уважать? Силу они уважают. А можешь ты им предъявить эту силу? Нет. Так что тогда? Из огня в полымя? Но дом как-то надо защищать. Арт говорил, что скупщики, которым продавали девчонок, придут примерно через месяц-полтора. И надо бы их встретить. Лиля весьма не любила работорговлю. Опять же, сразу несколько плюсов. Опасности они не ждут, больших потерь быть не должно. Потерь… Люди же! И за каждой мыслью, каждым шагом – человеческие жизни. Искалеченные люди. Изувеченные судьбы. Страшно, хоть под кровать лезь. И полезла бы, если бы помогло. Ей придется запустить… да, хоря в курятник. Вот! И еще довериться, и постараться его приручить и прикормить. И надеяться на лучшее. Но разве есть выбор?! Муж на нее, простите, забил длинный болт. Если они тут есть – арбалетный. Или баллистный. Отцу тоже особо дела нет. Замуж вышла? Свободна, детка! Я тут и сам с усам. А ты плодись и размножайся, от баб толку нет, так ты мне внука роди. Мы из него человека сделаем. И что остается? Лечь и помереть? Не дождетесь. Мы еще побарахтаемся. Идей хватает. Я и в своем захолустье такое смогу сделать, оно и лучше, что захолустье. Меньше завистливых глаз, ушей и ног. А вирмане… Если они имеют представление о порядочности – это замечательно. Если же нет – попробуем привязать их выгодой. Да хоть что-то попробуем сделать. Люди – главное богатство! На них ни серебра не жалко, ни золота… Они тебе все добудут. Но если нет людей – ты никто. Меньше пустого места. Лейф Эрквиг мрачно смотрел на берег. Подходить вплотную он не стал. Там было полно купеческих кораблей. Мало ли, если начнется шторм… да и просто не хотелось. Лучше стоять подальше от всех, и ворье не полезет, и катапульты… хотя эти все равно достанут. Очень уж удобно устроены – всю бухту простреливают. В Ативерне не дураки живут… Все равно. Лучше подальше от берега. Шлюпки на корабле есть. Так что все будет нормально. С одной стороны, надо бы уходить. С другой – они только сегодня зашли в порт. Надо закупиться, поправить парус, да и… Куда идти? Вопрос стоял очень остро. Можно бы ходить вдоль побережья, предлагая свои услуги за плату. Можно. Но они ведь не одни. С семьями. Женами. Детьми! И как прикажете жить? От порта до порта? Сам Лейф не видел в этом ничего страшного. Но сильно подозревал, что Ингрид так не сможет. И остальные женщины тоже. А дальше что? Вирманина кормит море. Ты можешь храбро идти на абордаж, когда знаешь – за твоей спиной команда. И только команда. А когда за твоей спиной еще и беззащитные люди? За которых ты в ответе? Случись что во время боя – и все. Как смотреть смерти в лицо, зная, что малейшая случайность – и самый лучший и близкий человечек на этом свете умрет? Лейф не считал себя героем. Но он помнил, что почувствовал, когда Торсвег выстрелил в Ингрид.