Просто замечательный. Его величество вздохнул и вернулся к отчетам. Есть такое слово – надо. Леди Аделаида Вельс была очень счастлива. Конечно, со стороны этого не заметно. Леди не полагается быть счастливой, если у нее три месяца назад умер муж. Ну и что, если муж старше леди на пятьдесят два года? И что, если он постоянно сморкался, потел, кашлял, портил воздух и всячески отравлял леди жизнь? Все равно – леди положено страдать. И Аделаида страдала. Но не просто так. Аделаида страдала красиво. Это другим позволено рыдать так, чтобы слезы размывали краску на лице. Другие могут к месту и не к месту поминать безвременно (ах, если бы года на два пораньше, сразу после свадьбы) ушедшего супруга. А Аделаида будет страдать так, чтобы только бриллиантовая слезинка сверкнула в уголке глаза. Траур она будет носить обязательно. А то как же! С ее черными волосами и карими глазами зеленое[7] очень ей к лицу. Особенно если правильно подобрать пудру и румяна. А это она умеет. После перенесенной пять лет назад оспы ей приходится прятать несколько небольших следов на щеках. Но все равно – она красавица. И обязательно найдет себе второго мужа. Не сразу. Сначала можно и погулять немного. К молодым вдовушкам общество более благосклонно. Они могут позволить себе очень многое – при условии полной внешней благопристойности. А это Аделаида умеет. Осторожности она научилась еще в четырнадцать лет… – Рик, сколько можно! Поехали со мной! Сегодня у Камелии будет шикарное представление… При звуках сочного мужского голоса Аделаида встрепенулась. Его Высочество она знала. Но она явно не была во вкусе Ричарда. Да и поговаривали, что король скоро женит его. Поэтому не стоило зря тратить время. И портить себе репутацию тоже. Скорбящая вдовушка – это звучит намного привлекательнее, чем отставленная королевская фаворитка. А вот идущий рядом с Ричардом мужчина заинтересовал ее всерьез. Аделаида оценила и ширину плеч, и ткань камзола, и богатство покроя, и дорогое оружие… этим мужчиной можно бы и заняться… Он явно будет не только храпеть в постели. И сможет побаловать свою любовницу дорогими подарками после… Аделаида не могла сказать, что достаточно богата. Муж действительно оставил ей более чем приличную сумму, но дом в столице, собственный выезд, дорогие платья, украшения, расходы, расходы… Одним словом – подходит! И Аделаида пошла на штурм. Словно бы невзначай отстегнула брошку от шарфа и уронила ее. Брошка, специально для таких случаев сделанная в виде ароматического шарика, покатилась по полу, звеня и подпрыгивая. Разумеется, в нужном направлении. А теперь очень аккуратно… – О, простите, ваше высочество! Моя брошка! Упасть на колени, ловя непослушный золотой шарик – и столкнуться взглядом с наклонившимся за ним мужчиной. Очаровательно покраснеть, страстно посмотреть в глаза, тут же опустить ресницы… и незаколотый шелковый шарф сползает на пол, открывая полную грудь в откровенном декольте. Мужчина, ничуть не смущаясь, подал даме руку и осторожно поправил шарф. При этом пальцы его слегка скользнули по груди. Аделаида тут же поняла – проверка. Если она неправильно отреагирует, он окажется у нее в постели, но вскоре оттуда сбежит. А ей нужно надолго… Поэтому надо отшатнуться… вот так, покраснеть еще сильнее, опустить глаза и пролепетать: – Благодарю за помощь, милорд. Прошу простить меня, ваше высочество. И удирать. Удирать как можно скорее. Чтобы Ричард рассказал все о ней своему другу. А она тем временем узнает, кто это такой. И откроет охотничий сезон. Как же это изумительно – охотиться, притворяясь дичью. Единственное, что портило женщине настроение, – брачный браслет на широком запястье мужчины. Хотя… Жены – они так же смертны, как и мужья. Надо узнать, кто это такой. Обязательно! Глава 2 Освояемость и усвояемость Первые десять дней Аля была просто в трансе. И в соплях тоже. Это в Элкиных книгах, ежели герой или героиня попадают в другой мир, то либо у них четко прописаны цели и задачи, либо они просто такие бесчувственные скоты, что им все хвостом. И никто не нужен. Ни родители, ни друзья… в том мире, из которого они пришли, они ведь тоже не из яйца вылупились? Но они бодро пожимают плечами и идут перекраивать новый мир под себя. А чего?! Мы наш, мы новый мир построим! И все у них ну так легко получается. Аля в это решительно не верила. И Элкины книги даже не читала. Так, иногда пролистывала на ночь, чтобы спалось крепче. Помогало. Но сейчас она жалела, что не читала про всяких попаданцев (корень тут явно – попа, в которой и оказывались несчастные). Хоть знала бы, с чего начинать. А так – ноль! Одним словом, десять дней девушка провела в депрессии и прострации. Единственное, что она потребовала, – заменить все белье, и принимала ванну два раза в день. Ее постоянно преследовала навязчивая мысль о вшах и блохах. Уж про что, а про золотые блохоловки французских дам была наслышана. И при одной мысли ей тошно становилось. В детстве у нее были вши, которые вывелись только керосином. А тут-то еще нет продуктов перегонки нефти! И как быть?! Одним словом, чистое белье и ванна два раза в день. Тщательное исследование волос вредных насекомых не обнаружило. И это уже было счастьем. И все же… Аля пролежала бы в кровати и дольше. Намного дольше. И даже не ругала себя. Во-первых, она морально расклеилась. Действительно – попала ведь. Во-вторых, тело просто зверски болело. Даже прием ванны обходился недешево. Все тело сводили судороги, пот катился ручьями, голова кружилась… В-третьих… Аля почти все время проводила в каком-то полусумрачном состоянии. Не ее мир. И не ее тело. И вот с этим были связаны самые разные побочные эффекты. Например, те же судороги. Или она начинала истерически рыдать. Причем разумом она понимала, что рыдать не с чего, а слезы катились горохом. А то вообще… Ей снились странные сны. Яркие, цветные… О маленькой девочке. Вот она сидит за столом, и смутно знакомая женщина уговаривает: – Ложечку за маму, ложечку за папу… – Не хочу, – капризничает девочка. – Няня, отвяжись! Каша летит в одну сторону, ложечка в другую… Няня, вместо того, чтобы надрать уши противной девчонке (Аля бы точно так сделала), подбирает ее и принимается уговаривать дальше: – Ну, Лилечка, ну, родненькая… Картинка плывет, меняется, Лиля, уже сегодняшняя, смотрит сон, словно действие происходит на экране телевизора. Та же девочка в возрасте пяти лет, семи, десяти… Капризничает, примеряет новые платья, ругается, что-то требует, хлещет по щекам лакея, кричит на пожилого усталого человека – откуда-то Аля знает, что это ее отец. Смотреть на все это Але было не слишком приятно, но отвести взгляд тоже не удавалось. Еще одна картинка, удивительно яркая. Все всплывало в памяти, словно из темного омута: