Почему-то становится неприятно. За себя. За Антона. Его мать на меня так накинулась, словно точно знала, по чьей вине он сейчас лежит без сознания. — Не обращай на нее внимания, Лиза. Оле нужно лечение, а после того, что она здесь устроила, ей придется его пройти, — Виктор Алексеевич отводит меня к столу, — сейчас возьму тебе завтрак. Мужчина отдаляется, а я не могу понять, что испытываю. Вроде он ничего плохого не делает, но мне почему-то становится противно. Может, из-за того, что он с моей матерью крутит шашни и не уходит из семьи, или причина в его отношении к Антону? Я опускаюсь на стул и пытаюсь не думать о Жанне и их связи с Виктором. Сейчас важен только один человек, и он, к сожалению, не может произнести ни слова. 47 Милые Ушки — Лиза? Лиз? — тихий голос Жанны врывается в сознание, но я не могу открыть глаза. Веки будто клеем намазали. — Проснись, Лиза? — со стоном всё-таки заставляю себя пробудиться и часто моргаю, привыкая к полумраку. Я сижу в кресле в палате Антона. Передо мной стоит мама, ласково смотрит, ставит на колени поднос с ароматной едой и опускается на корточки. Я знаю, о чем она сейчас начнет говорить, и в горле образуется не ком, а каменная глыба. Антон уже больше суток не приходит в себя. Врачи разводят руками, мол, никаких серьезных травм не обнаружено, но такое бывает после сотрясения. Я жду. Терпеливо жду, когда он откроет глаза и заговорит со мной. Ситуация пугает. Очень сильно. На ум сразу приходят фильмы, в которых главный герой впадает в кому и не выходит из нее. Ужаснее и представить нечего. Я ведь ему самого главного не сказала, промолчала, когда могла признаться, и сейчас изводила себя этим. Я ведь так люблю его. Так сильно люблю… — Тебе нужно отдохнуть, и желательно сделать это дома, — Жанна говорит тихо, будто боится разбудить Маршала, кивает мне на кружку с горячим какао и печально улыбается. — Понимаю, что вряд ли тебя уговорю, но… Хотя бы до утра стоило домой съездить, Лиза. Я отрицательно качаю головой, принимаюсь за еду, которую принесла мне мама, и борюсь с отвратительным чувством обреченности. Оно разрастается, как снежный ком, и не дает ясно мыслить. Жанна ждет, когда я перекушу, снова спрашивает, не передумала ли я ехать домой, и, получив нет в ответ, уходит. Я остаюсь наедине с Антоном. Сажусь около кровати на стул, беру его руку в свою и сжимаю ее. Несильно, но с чувством. Так хочется передать ему мысленно, что он мне очень нужен. Только я молчу и не произношу и слова вслух. Про себя кричу! Толкаю его! Истерю! Но внешне этого не проявляю. Громко вздыхаю, проводя подушечкой большого пальца по его ладони, и прикусываю нижнюю губу, чтобы не разреветься. Глаза все равно предательски увлажняются, и я вытираю слезы рукавом толстовки. Медленно вдыхаю и выдыхаю, не прекращая смотреть на лицо Маршала. Успокаиваюсь. Днем я разговаривала с Инной и Кириллом. Последний сам на себя не похож. Они приходили в больницу вместе. Не знаю, случайно ли это получилось, или всему виной план Ростовой. Таким серьезным я Лабукова еще не видела. Он требовал посещения, но врач не разрешил. Если придет в сознание, то его смогут навещать, а сейчас в палате могу находиться лишь я, благодаря стараниям Виктора Алексеевича. Злость Кирилла не передать словами. Он готов был здесь все разнести, матерился. Только потом мне Инна на ухо шепнула, что он винит себя в произошедшем. Мол, если бы остался с ним до победного, то ничего бы не случилось. И да… Я его прекрасно понимаю… Сама мучаюсь, проигрывая в голове совсем другой сценарий. Только назад уже не перемотаешь, и получилось так, как есть. Остается лишь надеяться на лучшее. Маму Маршала больше не видела и не спрашивала у Виктора Алексеевича, что с ней. Было неприятно. На коленках остались синяки от удара об пол. Её злобный взгляд вызывал мурашки по телу. Я, конечно, могла поступить иначе, но не заслужила такого обращения. Как к этому отнесется Антон, когда придет в себя, одному богу известно, но я точно ни слова не скажу. Не хочу лезть в их семейные дела. Со своими, как оказалось, не все так просто. Главное, чтобы он открыл глаза, произнес что-то и был здоров, а остальное решится. Приподнимаюсь, рассматриваю тень длинных ресниц на его щеках и невесомо целую в губы. Они все такие же мягкие и нежные. По телу мгновенно пролетает жар. — Очнись скорее, — шепчу, находясь все в том же положении, — люблю тебя, — добавляю тише. Сердечный ритм ускоряется, будто я произношу эти слова, глядя ему в глаза. Волнительно. Страшно, но я бы очень хотела сказать это в другой обстановке. — Повтори, — дергаюсь, от неожиданности чуть не сношу стул, — не так громко, Лиз… — Антон кривится, моргает и пытается улыбнуться, пока я растерянно хлопаю ресницами. — Голова, как чугун, — Маршал со стоном касается пальцами бинтов, а я безмолвно указываю на дверь рукой. — Я врача позову… — Лиз, нет. Не надо, — он манит к себе пальцем, — сядь. Все нормально же. Просто поспал, — улыбается, — позже позовешь. Сядь. Я часто хватаю ртом воздух. По щекам скатываются слезы. Против моей воли. Я рада. Бесконечно рада, что Маршал наконец-то открыл глаза. Боже… Возвращаю стул на место, тихо опускаюсь на него и не могу оторвать взгляда от Антона. Он находит рукой мою ладонь и крепко сжимает ее. Отвечаю тем же, едва справляясь с желанием кинуться ему на шею и сдавить объятиями. — Скажешь еще, — голос Маршала хриплый, — а то я начинаю думать, что мне приснилось, — уголки его губ нервно подрагивают, пока я собираюсь с духом, чтобы повторить заветные слова. Волнение такое, будто я собралась перед толпой запеть, хотя не умею. — Я тебя люблю, — краснею. Сердце тарабанит за ребрами так, словно это последние минуты моей жизни. — Я так сильно испугалась… — не выдерживаю. Слезы из глаз вновь прыскают. Водопадом проходятся по щекам, опаляя их. Кожа уже стала слишком чувствительной к соленой влаге. Кажется, что каждая пролитая капля разъедает ее, как яд. Антон тянет меня за руку к себе. Сама не понимаю, как оказываюсь прижата к его грудной клетке. Руки покоятся на плечах. Чувствую, как громко стучит его сердце в такт моему разбушевавшемуся. Маршал прижимается губами к моим соленым от слез. — И я тебя люблю, Лиз, — шепчет, но я слышу. Каждое его слово похоже на удар молнии. Слышать по телефону — это одно, а вот так… Совсем другое. Пробирает до мурашек. Я дрожу, словно выбежала на улицу без верхней одежды, и мороз берет меня в свой плен. Некоторое время мы не двигаемся, а потом Антон стонет. Я, конечно, пугаюсь. Тут же отстраняюсь от него. — Что-то болит?! Надо… — Лиз, — улыбается, задерживая меня, — звезды перед глазами, но точно не от того, что я об асфальт кукушку сотряс, — смешно ему! — Все равно нужно врача позвать, — уперто повторяю, а он скашивает взгляд на свои ноги. Я не сразу понимаю его посыла, а потом стремительно краснею. Хотя, казалось бы, куда еще сильнее?! — Позовешь, — прикрывает глаза после неудачной попытки подняться, — когда кровь отольет, — взглядом указывает на свидетельство своего возбуждения, — от него. Расскажи что-нибудь, иначе будем вечность ждать. 48 Месяц спустя Маршал Выхожу за пределы частной клиники и выдыхаю. На автомате тянусь за пачкой сигарет, но одергиваю себя. Обещал Лизе, что не стану больше себя травить никотином, и найду другой способ избавляться от нервяка. Снег хрустит под ботинками, пока размеренно шагаю к тачке. После столкновения моей головы с асфальтом прошло достаточно времени, но фантомные боли нет-нет, да ловлю. По физическим показателям здоров, как бык, а вот душевно всё еще хромаю. Видеть мать в больничке непривычно, неприятно и доставляет дискомфорт. Я чувствую себя предателем по отношению к ней, будто ее поехавшая крыша как-то зависела от меня. Возможно, сначала так я и думал, только сейчас вижу, что она сама себя загнала, довела до края. Еще и Лизу мою тронула… Кирьянова молчала о стычке с моей матерью, а вот сердобольная медсестричка посвятила меня в события того дня. Злость закипела во всех местах, но взрываться и дуться по этому поводу не стал. Промолчал, переварил, а после поговорил со своими Милыми Ушками. Пока ссор между нами не намечается. Регулярно глушим инстинкты, залюбливаем друг друга до смерти. Я практически поселился в квартире у Лизы. Даже с пацанами встречаться не хочется. Хватает того времени, что провожу у Аристарха. Серьезных боев нет. Так. Поддерживаю форму, чтобы после нового года влиться в игру. Как дальше пойдет с рингом, не знаю. Особых ставок на мордобой не делаю. Около машины застываю, поворачиваю голову и смотрю на мертвые окна здания. Внутренности скручиваются в бесформенный комок. Кажется, что из одного на втором этаже смотрит мать, но вряд ли. Ее палата расположена в другой части строения, и окна выходят на противоположную сторону. Парк. Деревья. Красивый вид, особенно сейчас, когда на деревьях сгустились снежные шапки. Стою, как придурок, и дышу полной грудью. Парковка почти пустая. Думаю, к таким пациентам мало гостей. Грех поспособствовал тому, чтобы никто из парней не узнал о том, что моя мать поехала крышей из-за развода с отцом. Тот наконец-то стал вольной птицей. Общаться с ним нормально так и не могу. Ворочается внутри обида за прошедшие годы. Столько времени они трепали друг другу нервы, а ведь все могло давно закончится… В общем, с семьей я стараюсь наладить коннект, но пока плохо получается. То ли я дефектный, то ли они, а может, все мы слегка деформированы. Тяжело вздыхаю, вспоминая, какими глазами на меня мама смотрела, и в грудине жжет. С силой. Приходится растирать кулаком. Топчусь на месте еще минут пять, борясь с желанием закурить, и все же сажусь за руль. Растираю закоченевшие пальцы, пока салон прогревается, и обороты спадают. Выруливаю на трассу и мчу к своим Милым Ушкам. Сегодня она взяла первый высокооплачиваемый заказ по иллюстрации, с повышенным энтузиазмом взялась за работу, и мне захотелось ей помочь, чтобы каждый увидел и узнал, какая у меня творческая девочка. Свой заброшенный канал пришлось поворошить и оживить. Мне не жгло светить фейсом перед покорными фанатами, но ради Лизы решил переступить через себя. Раньше ведь мог, значит и сейчас смогу пилить годный контент. С существенной поправочкой: я не свободен. Только спорт и совместные видео с Кирьяновой. Первые рилсы мы уже залили. Просмотры прут, но, конечно, не так, как хотелось бы. Лиза сначала сопротивлялась, а потом сдалась. Краснела и бледнела, когда я решил заснять ее в процессе создания очередного портрета. Кайфово было. Словами не передать. До квартиры Милых Ушек добираюсь быстро. Сегодня выходной, и дороги особо не перегружены транспортом. Как ни крути, а с того момента, как выпал снег, автомобилистов убавилось. С довольным лицом открываю дверь СВОИМ ключом и сразу понимаю, что осуществить свои порочные фантазии смогу не скоро. В комнате кто-то громко шмыгает носом. Скидываю ботинки, куртку с шапкой и заглядываю в гостиную. Лиза обнимает Ростову и взглядом показывает, чтобы я скрылся с радаров. Хмурюсь, но потихоньку сваливаю на кухню. Пока они шушукаются, заказываю доставку еды. Не хочу, чтобы Кирьянова сегодня возилась с посудой и продуктами. Лучше пусть уделит время мне любимому. Проходит около получаса прежде, чем слышится нормальный голос Инны. Плакала. Понимаю, но лезть не спешу. Жду, когда наговорятся. В итоге на пороге появляется лишь Лиза. Ростова уходит. — Расскажешь? — спрашиваю, притягивая Кирьянову к себе, сразу ныряю руками под короткий топ и целую открытый живот. Улетная моя. — Не имею права раскрывать чужие секреты, — отвечает сдавленно, медленно ведет пальцами по моим рукам, плечам, шее и запускает их в волосы. На этой действие у меня убойная реакция. Ловлю наивысший кайф. До такой степени перекрывает, что готов мурлыкать, как кот. Трусь носом о нежный живот и ползу выше к груди. Пальцы сами задают себе направление. От стоячих сосков спускаются ниже на бедра. Сжимаю их, подавляя зверский рык. Хочется разложить Лизу прямо на кухонном столе, но ей вряд ли понравится такой расклад. — Лабук как-то замешан? — спрашиваю, втягиваю острый сосок в рот и дожидаюсь благодарного стона. — Да… — не знаю ответ ли это или призыв действовать дальше. Думаю, что друг как-то связан с состоянием Ростовой. Пару раз видел их вместе. Да, и Кир стал каким-то серьезным, что ему совсем не свойственно, а если учитывать его пальму первенства у Инны, то все становится на свои места. Не с тем девчонка связалась. Кириллу еще гулять и гулять. Не тот характер, чтобы останавливаться на одной, но это не мое дело, поэтому выдерживаю словесную паузу, продолжая ласкать свою нежную девочку. Сдергиваю топ, открывая охренительный вид на ее небольшую грудь, стягиваю шорты с трусиками и тяну воздух через нос. Вид не просто обалденный, а вышибающий из реальности. Алые щеки Кирьяновой добавляют красоты картинке. Себя оголять не спешу, мну Лизу во всех местах, доводя до точки. Он стискивает бедра, подается навстречу моим пальцам и глухо стонет. Резинки у нас в другой комнате, и идти за ними не хочется. Потеряем сладкие минуты наслаждения. Поднимаюсь, переворачиваю Кирьянову к себе спиной, толкаю к стенке и раздвигаю аппетитные ножки коленом. Давлю на поясницу, чтобы прогнулась. — Бля, — от вида ее сочащейся киски мозги окончательно перекочёвывают в член. Расстегиваю ремень на штанах, спускаю их вместе с боксерами вниз и приставляю головку к разбухшим складкам. Вожу туда-обратно, играя со своей девочкой, а потом резко толкаюсь в нее. До искр из глаз. Удовольствие крышесносное. Она стискивает мышцами ствол, и я застываю в таком положении. Шумно дышу ей в затылок, чтобы не финишировать прямо в эту секунду. Сердце бахает на разрыв, пока я беру под контроль реакции своего тела. Через минуту начинаю плавно двигать бедрами, слушая сбивчивое дыхание Лизы. Комната наполняется жаром, шлепками тел друг о друга и стонами. Черт! Стискиваю зубы, трогаю грудь Кирьяновой, довожу ее до оргазма, и еле успеваю вовремя вытащить член. Как озабоченный, вожу им по бедрам моей девочки, клеймя спермой. Силы пропадают с каждой секундой. Держу Лизу за талию, чтобы не рухнула на пол вместе со мной. Восстанавливаем дыхание. С трудом отпускаю ее, поправляю штаны и хочу утянуть в комнату, чтобы повторить все на кровати, но нам не дают. В дверь кто-то настойчиво звонит. Я бью себе по лбу, вспоминая, что заказал доставку еды, и там скорее всего курьер подпирает дверь. — Я открою, — оставляю на любимых губах поцелуй, жду, пока Лиза спрячется в ванной, и только после этого открываю. Принимаю пакет с едой из рестика, накрываю на стол и жду Кирьянову. Лизы долго нет. Решаю, что и мне не помешало бы освежиться, на ходу снимаю с себя одежду и тихонько захожу в ванную комнату. Наклоняюсь, чтобы сдернуть с себя штаны, и натыкаюсь взглядом на тест. На бело отчетливо видны две красные полосы. У меня в глазах рябить начинает. Во рту сразу пустыня нарисовывается. Сглатываю. Поднимаю находку. Верчу в руках. — Это не мое… — поднимаю голову. Лиза растерянно смотрит на меня и отрицательно качает головой. Пазл складывается моментально. Попал Лабук… — Ты только ему не говори, хорошо? А то Инна меня убьет… Выдыхаю, не понимая, какие чувства сейчас испытываю. Как показала практика, лезть в чужую жизнь со своими законами не стоит. Кидаю тест в мусорное ведро, до которого он не долетел до этого, забираюсь в душевую кабинку к Лизе и прижимаю ее к себе. Прислушиваюсь к внутреннему голосу. Люблю ее, но не готов пока делить с кем-то. Пусть даже с частичкой себя. Вожу по ее влажному телу руками, возбуждаясь повторно, но переходить к основному не спешу. Дотянем до спальни. Там резинки. Да, я эгоистичная сволочь, которая хочет урвать больше времени для нас двоих. Буду так делать, пока не почувствуем готовность к потомству. Буду любить и помнить свои первые искренние чувства. ______ На этом я финалю книгу, девочки) Хочу поблагодарить вас за то, что следили за историей Антона и Лизы. Знаю, что многим бы хотелось почитать о том, как сложилась судьба героев дальше. Думаю над тем, чтобы написать вам бонусные главы. Так что не спешите удалять книгу из библиотеки. Постараюсь скинуть их на неделе. Напоминаю, что у меня еще одна книга в процессе: