Взяв бокал шампанского, поднимаюсь с мягкого кресла и подхожу к краю балкона. Мы в номере, продолжаем вечер. Только уже тет-а-тет. — Понравилась, конечно. Резкий порывистый ветер развевает мои волосы. Я делаю глоток игристого, довольно прищуриваюсь. Чувствую себя чуточку пьяной и много — везучей. Нет, правда. Жизнь прекрасна: перед глазами море, а за спиной — шикарный мужчина. Могла ли я мечтать о таком хотя бы месяц назад? — А тебе? — спрашиваю негромко, но достаточно чётко, чтобы услышать. Оборачиваюсь, смотрю в упор. Бакурин затягивается кальяном, сидя в кресле. На его рубашке расстёгнуты верхние пуговицы, поза расслаблена. Я бы тусовалась с ним здесь до самого утра. — И мне, — со всей серьёзностью отвечает. — Как давно? Гонщик выдыхает сладкий дым, задумывается. Волоски на коже наэлектризовываются от многозначительного взгляда, который блуждает по всему телу от макушки до пяток. — Если бы не нравилась — мы бы не поехали вместе отдыхать. — Слушай, ты ловко увиливаешь от прямого вопроса, — заливисто смеюсь. — Помнится, ещё не так давно утверждал, что неумелые целки тебя не вставляют. — Было такое. Но ты уже не целка. — С утра — нет. Мне хочется вытащить из Андрея больше информации, но я не рискую. Всё складывается более чем отлично, но настолько хрупко, что едва ли это можно назвать устойчивой конструкцией. В любой момент от простого неуместного слова она может развалиться. — Знаешь, я сегодня была немного шокирована, когда впервые услышала о таком формате отношений, как у Антона и Юли, — перевожу тему. — Не знала, что подобный вообще существует. — Проживёшь в браке от пяти лет — и не такое услышишь, — усмехается Бакурин. — Почему? — Существует фундаментальная база эротизма, Женя. Это эффект новизны, запретность и дистанция. В длительных отношениях новизна уходит, запретности стираются в ноль, а дистанция сокращается до критического минимума. Каждый работает, как может, над тем, чтобы удержать страсть в браке. Кто-то — как Юля и Антон. Если по взаимному согласию, то почему бы и нет? Я допиваю шампанское до дна и возвращаю бокал на низкий журнальный стол. Андрей пытается перехватить меня за руку, но я снова ускользаю к перилам балкона и упираюсь в опору бёдрами. — Радикально. Вы с женой тоже практиковали подобное? Гонщик тут же качает головой. — Нет, хотя должен признать — это далеко не плохой вариант. По крайней мере, честнее, чем изменять и лгать партнёру. Я напряженно тру лоб. Вспоминаю разговор с Инной накануне ДТП. Она утверждала, что размолвка между Бакуриными состоялась по причине частых командировок гонщика и его измен. — Смелее, — подначивает Андрей. — Пока я довольно нетрезв и болтлив, можешь задавать вопросы. Постараюсь ответить на все. — Ладно-о, — довольно тяну. — Тебя можно назвать честным человеком? Я имею в виду, изменял ли ты своей второй половинке? — Ни разу. Я женился с твёрдым убеждением в том, что мой выбор — единственно правильный. И что бы между нами ни происходило — я буду придерживаться его. Сначала получалось, но верность – это вовсе не гарантия долгой семейной жизни. Итог — ты видишь. — А тот случай в клубе на твой день рождения? Вы же были в браке? Да и сейчас… Стоит ли классифицировать это как предательство? — Я уверен, что отношения можно считать завершенными, когда один из супругов изъявил желание развестись, а не когда в силу вступает официальное прекращение действительности брака. Мы с женой разъехались почти месяц назад. Она осталась жить в загородном доме, я — в когда-то общей квартире. В целом, каждый может и имеет право вести себя так, как посчитает нужным. — Точно? — Точно. Разлучницей тебя можно назвать с огромной натяжкой, — слегка улыбается Андрей. Я киваю, испытывая ликование. Интересно, нормально ли радоваться тому, что люди, прожив бок о бок долгие годы — впоследствии расстаются? А считать себя при этом добрым человеком? Странно, что рядом с Бакуриным меня это ни капли не тревожит. С первого этажа гостиницы слышится один из моих любимых треков. Я покачиваю бёдрами в такт музыке, призывно танцую. Андрей курит кальян и смотрит на меня с любопытством. Новые движения с каждой секундой получаются откровеннее и раскованнее. На секунду остановившись, стаскиваю босоножки и бросаю их в сторону. Ступая босыми ступнями на пол, с облегчением выдыхаю и продолжаю начатое. Трогаю ладонями чувствительную и потяжелевшую грудь, поглаживаю бёдра и ноги. — Трусы тоже сними, — произносит Андрей. Дым от кальяна проникает в лёгкие, голова кружится. Отголоски возмущения то появляются, то снова гаснут. Порой кажется, что для вчерашней девственницы всё это грязно и… слишком. Но когда, если не сейчас? Тонкое кружево беззвучно падает на пол, щёки вспыхивают. Мы находимся на самом последнем этаже гостиницы, а балкон с соседями надёжно разделён высокими перегородками. Нас никто не увидит, максимум — услышат. Перешагнув через нижнее бельё, я неспешно подхожу к Андрею. Он тянет меня за запястье, прижимается губами к моим губам и вдыхает в рот густой кальянный дым. Тот щекочет горло, наполняет меня. Я принимаю, робко затягиваюсь. Отстранившись, запрокидываю голову и тонкой струйкой выдыхаю в небо. Бакурин улыбается, откладывает курительный мундштук на стол. Песня продолжается, поэтому я невозмутимо оборачиваюсь к Андрею спиной и соблазнительно качаю бёдрами над его пахом. Не задевая, а только дразня. Зарывшись пальцами в спутанные волосы и испытывая запредельное влечение. Я никого ещё не хотела так сильно — до жара между ног. До невозможности, до безумства. Глава 33 Танцы продолжаются совсем недолго. Хватает нескольких взмахов бёдрами, чтобы Андрей опустил руки на мою талию и впился пальцами в кожу. — Красиво танцуешь, — произносит сиплым голосом. — Занималась где-то? Не успеваю я пикнуть, как он резко тянет меня вниз, дав ощутить, что наше влечение более чем взаимно — каменный член упирается в промежность и нетерпеливо дёргается. — Нет, я любитель. Просто попробовала — для тебя. — Спасибо, — тут же откликается. — Что ещё попробуешь? Для меня? От тесного контакта перед глазами рассыпаются искры. Бакурин касается губами моего виска, целует в ушко. Каждое его движение наполнено жаждой, которую он даже не планирует скрывать. В эту секунду я чувствую себя абсолютно желанной. Его женщиной. Поэтому без сомнений выдыхаю: «Всё, что скажешь». Крупные ладони оглаживают мои ноги, живот и перемещаются выше — к тугому корсету, который весь вечер сплющивает грудь. Порой так сильно, что сложно вдохнуть. — Как его снять? — недоуменно спрашивает Андрей. Я упираюсь ступнями в пол, расправляю плечи и убираю длинные распущенные волосы на одну сторону. Подсказываю, что на платье есть нехитрые петельки, которые нужно осторожно и поочерёдно расстегнуть, иначе ничего не получится. Бакурин старается, быстро перебирает пальцами застёжки и напряженно дышит, опаляя мою кожу. Я тем временем продолжаю двигаться и танцевать на его бёдрах в ритм звучащей музыки. Первый день отпуска плавно подходит к завершению, а мне уже хочется, чтобы и остальные стали для Андрея незабываемыми и перекрыли те плохие моменты, которые случились в его жизни за последние месяцы. Я действительно сделаю для него всё. Только бы видеть его довольным и радостным. — Бля-я, — раздражается гонщик. — Куплю потом новое, ладно? — Как и я тебе брюки. Моей смазки слишком много — я чувствую, но всё равно продолжаю тереться о ширинку, находясь без белья. — Договорились, — соглашается Андрей, после чего с глухим треском срывает часть петель. Я смеюсь, пищу от восторга. Счастье есть. Близко, рядом. Можно поцеловать, потрогать и насладиться им. Спустя мгновение гонщик высвобождает из плена мою грудь и ласково разминает её горячими ладонями, сжимая и сводя вместе полушария, а затем перекатывая между пальцев соски и слегка их оттягивая. Идеально. Издав тихий протяжный стон, я откидываю голову на плечо Андрею. Накрываю его руки своими, поглаживаю и направляю. Утром мне было больно от проникновения. Слёзы катились, ощущения пронизывали. Но сейчас я забываю обо всем. Просто хочу повторить и почувствовать момент единения. Чтобы был во мне, быстро двигался и вколачивался как можно глубже. Слегка повернув голову в нужном направлении, целую шею Бакурина. Нежно, невесомо. Затем тянусь и касаюсь его колючей щеки. Пробегаю влажной дорожкой то ниже, то выше. Была бы возможность, я бы зацеловала его всего. Потому что люблю. Андрей ведёт ладонями по животу, трогает внутреннюю сторону бедра и вводит в меня палец. Я затаиваю дыхание и боюсь шелохнуться. Ощущения просто размазывают. — Хочешь? Член хочешь, Жень? — низким голосом спрашивает Бакурин. — Ты вся течёшь. У меня ладонь мокрая. Кивнув в ответ, с раскрасневшимися щеками ощущаю максимальную концентрацию стыда и порока. — Больно, как в первый раз, уже не будет, — заверяет меня Андрей. — Очень надеюсь. В голосе проскальзывает беспокойство. Мир кружится, под кожей проходят импульсы. Мы договаривались на самом берегу, что продолжения отношений не будет, но сейчас мне становится по-настоящему страшно. Как же я без него? Без его запаха, прикосновений и близости? Разве можно без борьбы от этого отказаться? А он? Сможет? Андрей с лёгкостью приподнимает меня, расстёгивает молнию на брюках и достаёт член. Даёт потрогать, вручает. Хрипло постанывает, когда я обхватываю крупную влажную головку и ощупываю каждую выпуклую венку. Его член прекрасен. Ровный, мощный. Скользит между половых губ, приятно ласкает. Бакурин раскатывает презерватив по всей длине, направляет головку ко входу. Я зажмуриваюсь, напрягаюсь. Он протискивается плавно, туго. Буквально по сантиметру. Капли пота стекают по виску, боль во влагалище снова появляется, но действительно не такая ощутимая и резкая, как впервые. Она дарит смешанное удовольствие и разряды тока по всему телу.