– Ждите здесь, – прошептал Хайме. – Ни звука. Путники наблюдали, как он бесшумно скользнул к опушке леса и исчез из виду. – Что случилось? – спросила Меган. – Замолчи! – прошипела Ампаро Хирон. Спустя четверть часа Хайме Миро вернулся: – Солдаты. Мы обойдем их. Путники возвратились на полмили назад, а потом осторожно пробирались лесом, пока не вышли на проселочную дорогу. Перед ними расстилался сельский пейзаж, благоухающий ароматами свежескошенной травы и спелых фруктов. Меган не смогла сдержать любопытства: – Почему вас ищут солдаты? – Скажем так: мы с ними не сходимся во взглядах, – ответил Хайме. Меган пришлось удовлетвориться этим ответом. Пока. Но она была полна решимости узнать об этом человеке как можно больше. Через полчаса они вышли на укрытую от посторонних взглядов поляну, и Хайме сказал: – Солнце взошло. Останемся здесь до наступления темноты. – Он посмотрел на Меган. – Ночью нам придется идти быстрее. – Хорошо, – кивнула девушка. Хайме достал спальные мешки и разложил на земле. – Ты возьмешь мой, сестра. Я привык спать на голой земле, – сказал Феликс Карпио. – Но он же ваш, – запротестовала она. – Я не могу… – Ради всего святого, забери мешок! – рявкнула Ампаро. – Не хотелось бы, чтобы ты будила нас воплями из-за чертовых пауков. – В голосе женщины сквозила враждебность, причины которой Меган не понимала. Не говоря больше ни слова, она забралась в спальный мешок. «Из-за чего она злится?» – недоумевала Меган, но когда Хайме раскатал на земле неподалеку от нее свой спальный мешок и залез в него, а Ампаро расположилась рядом, поняла, в чем дело. Хайме посмотрел на нее и посоветовал: – Тебе лучше поспать. Впереди у нас долгий путь. Меган разбудили доносившиеся откуда-то стоны, словно кто-то мучился от нестерпимой боли. Она обеспокоенно села. Звуки исходили из мешка Хайме, и первой мыслью Меган было, что он серьезно заболел. Стоны становились все громче, а потом Меган услышала голос Ампаро Хирон: – О да, да! Давай, querido, сильнее! Да! Вот так! Меган густо покраснела, попыталась заткнуть уши, чтобы не слышать этих звуков, но у нее ничего не вышло. Она попыталась представить в объятиях Хайме себя, но быстро одумалась, истово перекрестилась и принялась молиться: «Прости меня, Господи. Сделай так, чтобы все мои помыслы были наполнены только Тобой, чтобы душа моя искала утешения только в Тебе». А стоны все не стихали. И когда Меган показалось, что она больше этого не вынесет, наконец наступила тишина. Только вот теперь ей не давали спать другие звуки. Лес вокруг жил своей жизнью. Уши Меган наполняла какофония из щебета птиц и стрекота кузнечиков, писка мелких животных и гортанного рыка более крупных. Меган уже забыла, каким шумным может быть мир за стенами монастыря, и скучала по царившей в нем восхитительной тишине. К собственному изумлению, она даже скучала по приюту, ужасному и в то же время удивительному приюту… Глава 14 Авила Ее называли Меган Сорвиголова. Или Меган Голубоглазый Дьявол. Или Меган Невыносимая. Ей было десять лет. Она попала в приют младенцем после того, как ее оставили на пороге дома супругов-фермеров, у которых не было возможности о ней позаботиться. Приют представлял собой строгое двухэтажное здание с выкрашенными в белый цвет стенами, стоявшее на окраине Авилы, в самом захудалом районе города неподалеку от площади Сан-Висенте. Возглавляла приют Мерседес Анхелес – похожая на амазонку женщина со свирепым нравом, никак не вязавшимся с теплотой, с коей она относилась к своим воспитанникам. Меган отличалась от остальных маленьких обитателей приюта. Белокурая, с голубыми глазами, она выглядела чужестранкой на фоне кареглазых темноволосых детей, но отличие состояло не только во внешности. Меган с ранних лет славилась своей независимостью и задатками безусловного лидера, а также прослыла смутьянкой. Что бы ни происходило в приюте, Мерседес Анхелес знала, что за этим наверняка стояла Меган. На протяжении многих лет она возглавляла мятежи, связанные с плохим питанием, пыталась объединить детей в союз и находила изощренные способы издевательства над воспитателями, включая несколько попыток побега. Нет нужды говорить, что Меган заработала себе бешеную популярность. Она была младше многих воспитанников, но, несмотря на это, они беспрекословно следовали за ней в любой затее. Малыши любили слушать ее истории – ведь она обладала богатым воображением. – Кем были мои родители, Меган? – Твой отец – хитроумный похититель драгоценностей. Однажды ночью он забрался в отель через крышу, чтобы украсть принадлежащий известной актрисе бриллиант. Только вот когда он уже положил бриллиант в карман, актриса проснулась, она включила свет и увидела его. – И она вызвала полицию? – Нет. Ведь он был очень красив. – Что же случилось потом? – Они полюбили друг друга и поженились. Потом родилась ты. – Тогда почему меня отправили в приют? Они меня не любили? На этом месте Меган всегда сталкивалась с трудностями. – Конечно же, любили. Просто… они катались на лыжах в Швейцарии и погибли во время ужасной снежной лавины… – А что такое «ужасная снежная лавина»? – Это когда огромное количество снега сползает с гор и засыпает человека. – И мои родители тоже умерли? – Да. Но последними их словами были слова любви к тебе. К сожалению, кроме них, о тебе было некому позаботиться, поэтому ты оказалась здесь. Меган, так же как и остальным детям, очень хотелось знать, кто были ее родители, поэтому вечерами, перед сном, она придумывала истории о своей жизни. «Мой отец воевал на Гражданской войне и был капитаном, очень храбрым. Когда его ранили в бою, моя мама медсестра ухаживала за ним. Они поженились. Он вернулся на войну и был убит. Мама была слишком бедна, чтобы меня растить, поэтому ей пришлось оставить меня на ферме, и это разбило ей сердце». И Меган плакала от жалости к своему храброму отцу и скорбящей матери. Или же она придумывала другую историю. «Мой отец был тореадором, одним из самых известных, ему поклонялась вся Испания. Все его обожали. А мама была прекрасной исполнительницей фламенко. Они поженились, но однажды отца убил огромный свирепый бык, и мама была вынуждена меня отдать». Или: «Мой отец был иностранным шпионом, его арестовали…» Фантазиям не было конца. В приюте проживало тридцать детей разного возраста: от брошенных младенцев до подростков четырнадцати лет. Большинство из них были испанцы, но в приюте оказывались и иностранцы, поэтому Меган бегло разговаривала на нескольких языках. Она жила в комнате вместе с дюжиной других девочек. Укладываясь спать, девочки вполголоса обсуждали кукол и наряды, а немного повзрослев – секс. Вскоре это стало основной темой их разговоров. – Я слышала, это очень больно. – Плевать. Не могу дождаться, когда уже смогу попробовать. – Я собираюсь выйти замуж, но ни за что не позволю своему мужу делать это со мной. Это так отвратительно. Однажды ночью, когда все уже спали, Примо Конде, один из живших в приюте мальчиков, пробрался в девичью спальню и, остановившись у кровати Меган, шепотом позвал ее. Девочка тотчас же проснулась. – Примо? Что случилось? Мальчишка был явно испуган и плакал: – Можно я лягу с тобой? – Да. Только тихо. Примо было тринадцать лет, как и Меган, только выглядел он гораздо младше. До того как оказаться в приюте, он подвергался жестокому обращению, поэтому по ночам с криками просыпался от мучивших его кошмаров. Остальные дети над ним издевались, но Меган всегда вставала на его защиту. Примо залез под одеяло, и Меган почувствовала, как по его щекам струятся слезы. Она обняла мальчика и, крепко прижав к себе, прошептала: – Все хорошо. Все будет хорошо. Она принялась ласково его баюкать, и вскоре рыдания стихли. Поскольку их тела плотно соприкасались, Меган почувствовала, как растет его возбуждение.