— Не знаю. Месяц. Может дольше. Я помню как она плакала. А ещё её сестра. Такая же маленькая, но совсем не говорила. Забыла её имя. — отвела взгляд в потолок, напрягая память. — Сколько детей там было? — сжал кулаки. — Сейчас и не вспомню. Постоянно приходили какие-то. — Постоянно? У дома было столько денег, чтобы обучить их всех? — Нет, то есть не знаю. Я в финансы не лезла. Но… Я не помню их взрослыми. И не помню как их забирали. — В доме разве найдётся столько гейш, чтобы обучить такое количество детей? — строго, словно я была в чём-то виновата. А может была? Что я упускаю? — Нет. Я не понимаю. Хотя деньги всё же были. Кимоно у мамы и гейш было много. Спонсоры радовали. — Спонсоры? И только? Замолчала. Смотрела в его глаза и видела ужас. Какой-то животный ужас. И я поняла. Детей не воспитывали, не учили стать гейшей, не готовили к работе в окия. Их… Их. — Верно, — он согласился с моими не озвученными мыслями. — Детей продавали. Забирали за гроши у родителей с обещанием лучшей жизни и просто перепродавали. Только не известно куда. На органы? — слова пощёчиной ударили по лицу. — В рабство?- по другой щеке. — На развлечение богачам? Я закричала. Не хотела верить и верила одновременно. Много детей. Я вспомнила очень много детей. Таких маленьких и веселых. И мужчин, что приходили к окия. Но это ни у кого не вызывало подозрений. Мама вела переговоры в чайном домике на территории дома, а потом на утро одной из девочек просто не оказывалось за завтраком. Мы были детьми и не понимали. А взрослые? Они всё знали и молчали? Получали очередное кимоно и спокойно закрывали глаза? — Тогда понятно почему умер господин Такахаси. — подытожил. — Кто-то нанял ниндзя покончить с окия и всеми кто в нём, потому что считали, что мы все причастны к преступлениям мамы. — озвучила надломленным голосом. — Странно, что только сейчас. Столько лет спустя. — Я не пересекалась с младшими сёстрами, шла подготовка к церемонии, ездили выбирать наряд, ходили на встречи с потенциальными даннами. Я погрузилась в свои проблемы и изменения, что просто не замечала ничего вокруг. Но знала, что и сейчас маленькие девочки появлялись в окия. Их количество я не знала. И не знаю. — И оставили сначала тебя в живых только потому, что ты и сама слишком юна. Но заказ есть заказ, и выполнить его нужно полностью. — Полностью, — обречённо. Глава 13 Глава 13 Изаму За эти дни, что я лежал залечивая раны, клан узнал кому именно был отдан заказ на устранение Такахаси. Точнее узналось немного другое. Он просто попал под руку. А заказ был на хозяйку окия, которая торговала детьми. И не гнушалась ни сбытом на органы, ни в рабство. Но совершила ошибку. Обманула семью и те решили забрать дочь обратно, когда не получили обещанной суммы. А забирать было некого. Несколько дней и малышка была перепродана. Тогда отец и решил отомстить. Вышел на наших конкурентов. Не самых лучших работников, но на кого смог. Уж не знаю чем он расплатился с ними, но в договоре значилось слово «всех». Без разбора. Только вот исполнители не учли, что одна из майко попадёт ко мне в руки. Но стоит признать, их стараниям можно позавидовать. Выследили, нашли и почти справились, если бы не умерли сами. Как мы знаем, в клане явно больше дюжины человек, а значит угроза для Юки сохраняется. Но пока девушка здесь, рядом со мной — она в безопасности. Когда мне совсем было плохо, в самый первый день, я с трудом и часто теряя сознание, смог вкратце объяснить Шину ситуацию. А когда ближе к вечеру он пришёл и сообщил о своём решении отправить девушку подальше, я чуть не встал. Боль пронзила живот и перепуганный дзёнин наклонился ко мне. Выдав ему свою версию исхода нахождения здесь моей спутницы, заверил его, что по другому быть не должно и не будет. Друг понял. Перечить главе клана было не правильно, но дружба между нами держалась на доверии и уважении. И он принял мою просьбу. Уступил. Дни летели. Признаваясь сам себе, я понял, что выздоровление зависело только от такого, как скоро и как надолго она сможет приходить ко мне. Привык. Ждал. Скучал. Красивые длинные волосы, что она пыталась собирать в причёски, часто выбивались непослушными прядями и спускались на шею. Мне это нравилось, но видел как она нервничает из-за этого. Считала совершенство потеряно и торопилась уйти. Пришлось отправить ей заколку. Хотя я был бы не прочь видеть распущенные волосы. Как тогда, в лесу, в нашем вынужденном походе. Красивые кимоно, что так же передавал ей с Сати, но с просьбой не сообщать от кого, она носила с удовольствием и гордо. Умела их носить. Широкими рукавами прикрывала улыбку, но я мог видеть глаза. Ласковые и милые. В мои она иногда смотрела со страхом, но вскоре привыкла. Расслабился. Не каждая сможет так спокойно смотреть в лицо убийцы. Она смогла. Приняла меня. После моего рассказа поняла ещё лучше. Был не многословен. Этого хватило. Видел, переживает. Жалеет. Не хотел этого, хотел лишь, чтобы не боялась. Перестала. Наедине чаще стала смеяться, а потом я попросил станцевать для меня. И она танцевала. Детали кимоно разлетались на ветру от её плавных, а порой резких движений. Как завороженный я смотрел и не мог отвести взгляд. Точные, многократно отрепетированные движения. Парила. Красивая. Параллельно с моим выздоровлением, она привыкала к жизни в деревне, училась слышать и чувствовать малейшие изменения в окружающей среде. Неосознанно, я её об этом не просил. Да и не хотел, чтобы Юки превращалась в одну из нас, но условия заставляли становиться такой. Да и наше небольшое путешествие показало ей, что лучше уметь приспосабливаться к различным условиям и всегда быть настороже. Замечал, как порой взгляд не гейши становился потухшим, словно она не видела будущего. Её не оставят в покое, она понимала это. В такие моменты я хотел взять за руку и укрыть в своих объятиях, подарить ей чувство защищенности, но не смел. Тогда в лесу она была вынуждена терпеть и принимать моё тепло, сейчас такой необходимости не было, а перейти дозволенное, напугать или обидеть Юки я не мог. Правильно воспитанная, утончённая. Девушку готовили быть собеседником, танцовщицей, певицей, но ни один господин из высоких домов не мог даже касаться её без согласия. Правила. — Что ты решил? — поздно вечером, в день когда я наконец смог самостоятельно покинуть свой дом, я пришёл к дзёнину на разговор. — Пока не знаю, — откровенно отозвался я. — Ты не бросишь её? — голос был строг, но я смог уловить нотки радости. Словно он хотел этого и не хотел одновременно. — Это так очевидно? — В руках смерти, почти потеряв все силы, ты просил меня лишь об одном — не отсылать её из деревни. Думаю это нечто большее, чем долг за своё спасение. — Большее, — отвёл глаза к очагу. Что ещё я мог сказать? Внутри меня распирали незнакомые чувства и эмоции, но внешне оставался всё тем же. Холодным, сдержанным. — Она не синоби, — одной фразой он вернул мой взгляд на себя. Глаза сузились, черты лица стали более острыми. — Верно, — слегка поклонился, давая понять, что спорить с ним не собираюсь.