— Это мой способ справиться с душевными волнениями. — Странный, однако, способ. Анита Спенсер приехала в Фаунтинс пять дней назад. За день до неё сюда прибыла виконтесса Саутфолк без супруга, который, к сожалению, мучился мигренью и не мог встретиться с дочерью. Увидев Кейли на пороге этого роскошного особняка, графиня испытала радость, сменившуюся вскоре разочарованием, затем и злостью. Она злилась на капитана Стоуна, этого паршивца, который довёл самую жизнерадостную и весёлую из девушек, каких Анита когда-либо знала, до подобного состояния. Она явно была подавлена и расстроена. В конце концов, прошла всего неделя с отъезда капитана, затем приехали мачеха и Анита, чтобы хоть как-то пробудить Кейли от её терзаний. Первая экскурсия по Фаунтинс-холлу заняла целый день, и Анита заметила, что Кейли гордилась своей работой. Подруге тут действительно нравилось, несмотря на то, что отношения с мужем так и не наладились. — Он хотел переспать со мной за пару дней до отъезда, но я отказала, — говоря о том случае, Кейли старалась выбирать менее откровенные слова. — Я видела это в его глазах… Он не хотел меня. Он словно ничего не чувствовал, но заставлял себя. А это означало бы… ну, как сказать… — Умоляю, не говори, что он изнасиловал тебя! — Анита прижала руку к груди; в её больших голубых глазах отразился ужас. — Нет, что ты! Он не стал, когда понял, что я буду биться за свою честь до последнего. Кейли уселась на пятки и утёрла рукавом влажный лоб. Был уже вечер, но солнце палило нещадно. Анита обмахивалась веером, с грустью глядя на испорченное в грязи платье подруги. — Какой всё же странный он! — пробормотала она. — То велит тебе не приближаться, то приходит сам и требует близости. Ради чего? Наследника? — Он упомянул об этом, но я точно знаю, что ребёнок не нужен ему. Словно всё так… будто бы это не его слова… Анита, иногда мне кажется, что им кто-то руководит. — Думаешь? Но кто? Он взрослый мужчина, офицер до мозга костей. — Я пока не знаю, но, кажется, начинаю немного понимать… — Что именно? Кейли её не услышала или же проигнорировала. Тогда графиня настоятельно попросила её вернуться в дом, где скучала за очередным бульварным романом леди Кларисса, и готовиться к ужину. Перед самой трапезой Кейли ещё раз попросила ничего не говорить виконтессе. — Однажды ты пожалеешь о том, что скрыла такое от своих родителей! — шепнула Анита ей, когда они вошли в столовую. — Твоя мачеха будет рвать и метать, когда узнает всё про Стоуна. — Вот именно. Я сама разберусь… — Я бы предпочла увидеть твоего муженька распростёртым на полу, а леди Клариссу над ним, держащую булаву! Когда всё раскроется, я буду в числе виноватых, потому что послушала тебя… В ту минуту Кейли остановилась, посмотрела ей в глаза и твёрдо произнесла не своим голосом: — Я готова перенимать твой опыт, готова делать выбор, основываясь на том, через что прошла и ты, но если ты всё им расскажешь, особенно папе, я больше не захочу тебя видеть. — О, дорогая, но ты же понимаешь, что я утрирую! Тебе разбили сердце, воспользовались твоими деньгами, а ты всё спустила ему с рук и ожидаешь, что однажды… Но Кейли только вскинула голову и, убрав руку с локтя графини, грациозно уселась на место хозяйки дома. Леди Кларисса смотрела на свою воспитанницу с восхищением гордостью, и для девушки этого было достаточно. Анита повздыхала ещё немного, но, в конце концов, смирилась и постаралась унять гнев по отношению к капитану Стоуну. Она решила, что когда-нибудь вся эта сумасбродная ситуация разрешится и без её участия. Однако была одна вещь, которую она оказалась способна исправить. Уж в чём, а в развлечениях и устройстве светских вечеринок графине просто не было равных. С Джорджем Эшбёрном они познакомились в первый же день и она посчитала его занимательным молодым человеком. Леди Кларисса не слишком лояльно отнеслась к постоянному присутствию Джорджа в доме (к тому же она была наслышана о его беспорядочных любовных связях), но, благодаря нежному отношению к жене брата, виконтесса всё-таки склонилась на его сторону. Джордж оказался на удивление верен своему обещанию. Он веселил Кейли, как мог. Читал ей любимые сатирические колонки из газет, играл вместе с нею на спинете, катался верхом, а самое главное — охотно сопровождал всех леди в Лондоне. Чтобы Кейли отвлеклась и хоть ненадолго забыла об отсутствии Александра, Джордж посетил с нею каждый громкий бал, каждый день рождения, на какие его только приглашали, даже провёл экскурсию по Виндзору и изловчился познакомить с Каролиной Брауншвейгской, одна из фрейлин которой питала к нему самые нежные чувства. Эта встреча произвела на Кейли большое впечатление. Принцесса Уэльская предстала перед нею уже немолодой и совершенно несчастной женщиной, разочарованной в любви и жизни в целом. Но держалась она достойно и была крепка, несмотря на то, что до сих пор оплакивала смерть любимой дочери. Кейли и Джордж встретили Её Высочество в Виндзоре в конце августа, когда та вернулась из Франции, чтобы уладить дела с титулами, которые полагались или же не полагались ей по праву. Дрожащая и взволнованная Кейли держалась за руку своего сопровождающего, который, казалось, ничуть не страшился встречи с Каролиной и её немногочисленной свитой. Когда уставшая от долгих разъездов и борьбы с собственным мужем принцесса взглянула на Кейли и улыбнулась ей, у девушки буквально от сердца отлегло. Они перебросились незначительными фразами, затем Каролина Брауншвейгская поинтересовалась, почему юную виконтессу сопровождает брат её мужа, а не сам капитан Стоун. — Мой супруг отбыл по зову службы, Ваше Высочество, — ответила Кейли, и её сердце дрогнуло. — Но он в любом случае не является поклонником таких поездок… И мы не слишком… близки… Вряд ли он был бы со мною, здесь… Принцесса сочувствующе посмотрела на неё, а после сказала то, о чём Кейли не переставала думать ещё несколько дней: — Вы выглядите, как птичка, пойманная в клетку, откуда выхода уже не будет. Я вот оказалась в такой же клетке и бьюсь о её прутья до сих пор. Как жаль! Вы так молоды! Мне уже не грустно покинуть этот мир, побеждённой собственным мужем. Но вам я сочувствую, дитя. Кейли не нашлась, что сказать. Как и Джордж, стоявший рядом с нею. — Моя покойная дочь была лишь на пару лет вас старше, когда её не стало. Моё сердце разбилось бы, узнай я, что она несчастна в браке. Но Лео любил её, а она любила его. Перед прощанием Каролина долго качала головой и смотрела на живот Кейли, чего та поначалу не поняла. — Её дочь умерла сразу после родов, когда той был двадцать один год, — пояснил Джордж, когда они уже ехали в экипаже. — Наверное, ты напомнила ей Шарлотту… Упокой Господь её душу! В ту ночь Кейли долго не могла заснуть. Она ворочалась, покрываясь потом в душной комнате, в загородном доме своего отца, и всё думала о несчастной судьбе Её Высочества. Даже королевские особы страдали, что уж тут говорить! Сумасбродный принц Георг ненавидел свою жену, и любой из простонародья знал, что он пытался отыскать способ оклеветать её, чтобы развестись. Кейли ощутила горечь, подумав, что Александр однажды решится на подобный шаг. «Или я останусь его женой и так же, в свои пятьдесят, буду увядать где-нибудь в деревне». Итак, у неё пока был выбор: рассказать об отношении супруга отцу, чтобы тот рассвирепел и призвал Александра к ответу, за чем, скорее всего, последовал бы позорный развод; или же терпеть и делать вид, что всё хорошо, пока, наконец, один из них не сдастся. Кейли не хотела делать выбор, однако хуже всего было бы разочаровать родителей… а ещё разрушить репутацию Александра. Она до сих пор об этом беспокоилась и считала, что, наверное, просто сходила с ума. Леди Кларисса вместе с графиней Бриджертон, пусть и неохотно, но отбыли домой ещё в конце августа. Там их ждали мужья. Постепенно осень вступала в свои права, а Кейли не получила от Александра ни строчки с тех пор, как он уехал. Благо, его новый камердинер, мистер Эдмонд Стокер, периодически снабжал Джорджа известиями о состоянии капитана. Последнее письмо гласило, что в августе, на территории Ла-Плата произошло столкновение между двумя генералами, один из которых планировал бежать за границу, чем спровоцировал врагов на мятежи и восстания. Благо, армии удавалось их сдерживать, но до отсоединения враждующих провинций было недалеко. — Если бы не дружище Стокер, мы бы считали, что Александра уже не существует на этой земле! — отшучивался Джордж, когда делился с Кейли очередным донесением. Она стойко принимала тот факт, что капитан не писал ей. Он ничего не ответил на её откровенное письмо. Ещё один удар, ещё одно доказательство его безразличия. «Чтоб ему провалиться!» — думала она порой, засыпая в холодной постели. Однако вскоре отгоняла эти мысли прочь, желая лишь одного: чтобы он вернулся домой живым. А потом, во вторую неделю сентября, что-то вдруг изменилось. Александр прислал ей письмо, в котором было лишь несколько строк: Дорогая Кейли, Я жив и здоров; видимо, отплытие наше придётся на конец месяца, поэтому буду в Англии ещё до ноября. Письмо, которое ты оставила в моей комнате, заставило меня о многом задуматься. Я сожалею о произошедшем. А.С. Это было сухое, совершенно неромантичное послание, лишённое ярких красок и волнительных слов, но Кейли оно показалось искренним. Абсолютно офицерская прямота и краткость. Девушка улыбалась, перечитывая те несчастные строчки. Она знала, что успеет написать ему ещё хотя бы пару раз. И такую возможность упускать не собиралась. * * * Александр находился в бывшем некогда кабинете генерала Альвеара, которого свергли ещё четыре года назад. От него здесь остались лишь пара кресел да журнал с записями. Молодой капитан балансировал на двух ножках стула, закинув ноги на пыльный стол, смотрел на стену и вертел в руках письмо от своей жены. Он читал это уже раз десять, но возвращался к нему время от времени, когда становилось совсем паршиво или просто скучно. Милый Александр! Ты не хочешь прощаться со мной, несмотря на то, что понимаешь, как сильно эта разлука ранит меня. Не желая показаться навязчивой и наивной, я всё же уступлю и не приду к тебе. Но, думаю, я имею право высказать то, что у меня на душе. Я не знаю тебя настоящего. И, несмотря на это, до сих пор люблю. Возможно, я просто дура. Возможно, я сошла с ума от этой любви. Ты говорил, что между нами ничего нет. Что ты не привязываешься и не испытываешь никаких чувств. Однако я продолжаю убеждать себя, что ты говорил не от жестокого сердца. Твоё сердце разбито, верно? Как и моё теперь. Кто-то разрушил тебя, поэтому ты решил, что разрушить меня — это единственный выход. Но я оказалась сильнее, чем ты, и продержалась достаточно долго. Нечто забрало твой покой и, возможно, отравило разум и душу. Я не знаю, что ты скрываешь и почему тебе больно. Но я знаю, тебе было больно. И даже если я проиграю, если ты окажешься потерянным для меня, я желаю только одного — вернуть тебе веру в то, что этот мир не такой чёрный, пустой и жестокий, каким кажется. Когда я этого добьюсь, ты всё поймёшь. Возможно, ты никогда не примешь меня, но знай, что ты — часть моей души. А если однажды ей суждено будет погибнуть, я смогу тебя отпустить. Даю слово. Я люблю тебя. Твоя навеки, Кейли. Когда Эдмонд Стокер, неопытный двадцатилетний камердинер Александра, вошёл в кабинет, забыв постучаться, то нашёл его склонившимся над столом. Поначалу он решил, что капитан уснул, но затем тот повёл плечами и вздрогнул, заметив вошедшего. — Тебе бы колокольчик на шее носить, — пробормотал Александр, улыбнувшись и украдкой утерев глаза. — Когда уже научишься стучать, Стокер? — Простите, сэр! — Да не кричи ты так! Молодой человек имел привычку повышать голос, когда волновался. Вообще-то Алекс не хотел брать его на службу, но это был единственный незанятой джентльмен, хорошо говорящий на испанском. Пришлось привыкать к его нерасторопности и неуклюжести. Стокер был слегка полноват и из-за травмы детства хромал. Возможно, эта ущербность по сравнению с остальными солдатами, которые все, как один, были высокими и крепкими, заставила Александра проникнуться к нему симпатией. К тому же, он был единственным, кто не задавал идиотских вопросов и не лез в душу, в отличие от многих других любителей поболтать за чашкой вечернего кофе во внутреннем дворике форта. Не так давно Алекс получил очередное письмо от брата, к которому хитрец приложил небольшой карманный портрет его жены. Художником был сам Василий Голике2, который в конце лета гостил в Англии, поэтому сходство было поразительным. Когда один из офицеров случайно увидел этот портрет в кабинете генерала, поднялся такой балаган, что Алексу пришлось спрятать «свою жену» подальше и запереть в ящике комода. Солдаты без конца дёргали его вопросами о супруге, о её статусе, её семье и так далее. Будто никогда прежде не видели симпатичной английской леди. «Нет, она гораздо старше шестнадцати!» или «Да, она действительно дочь виконта!» — бросал Алекс вместо подробностей. Ему хотелось заткнуть их, чтобы они прекратили обсуждать его личную жизнь во время ночного отбоя… или обсуждать внешность Кейли. Странным образом его задевало, когда сослуживцы, и даже испанцы, болтали о её красивых глазах, волосах или тонкой шее.