Затем этот милый старичок весьма вежливо представил ей трёх женщин; две из них были горничными, нанятыми буквально три дня назад, а третью, экономку, звали миссис Серена Миллз, или просто миссис Миллз, как она попросила к ней обращаться. Это была невысокая худощавая дама лет пятидесяти, всё ещё крепкая и довольно привлекательная, несмотря на острые черты лица и взгляд такой прожигающий и суровый, что сам Наполеон на минуту струсил бы. Судя по её тону и манерам королевы, Кейли решила, что с нею труднее всего будет найти общий язык. Пока экономка проводила экскурсию по особняку, девушка следовала за ней и всё сильнее хмурилась. На верхних этажах ситуация была такая же плачевная, как и внизу. Повсюду пыль да паутина. Ещё и мышиный помёт кое-где. А также множество безвкусных предметов мебели, ужасной расцветки старинные шторы, покрывала, ковровые дорожки, и далее, далее. — Сколько же средств понадобится, чтобы всё это привести в божеский вид… — пробормотала Кейли себе под нос. На что миссис Миллз обернулась к ней прямо посреди коридора, возле огромного старинного портрета некоего рыцаря, и вдруг заявила: — Эти владения по праву наследственности перешли к капитану Стоуну. Он здесь хозяин. И все перемены будут происходить исключительно по его приказу. Кейли приподняла левую бровь от удивления: — Что же, и пыль, и грязь тоже останутся на своих местах до распоряжений «всемогущего» капитана? — Вы, кажется, меня не поняли, м’леди… — Это вы не совсем понимаете ситуацию, миссис Миллз. Видите ли, лорд Эшбёрн позволил мне делать здесь всё, что я захочу. К тому же, все средства, коими владеет мой супруг, на самом деле перешли в его карманы из карманов моего отца, — Кейли решила действовать незамедлительно и твёрдо, иначе, как она чувствовала, проиграла бы этой нагловатой даме. — Мне безумно нравится этот особняк и всё, что я сегодня увидела. Но он находится в плачевном состоянии. Сюда и соседей не позовёшь. Да что там! Я бы и спать тут не решилась, настолько всё захламлено и пыльно! Однако если мы с вами соберёмся и вместе хорошенько потрудимся… — Вы действительно оригинальная девушка, как и писал лорд Эшбёрн, — перебила её экономка, и бровью не поведя. — Я проработала в этом месте более пятнадцати лет. Вы же здесь и дня не провели. Если вы хотите прижиться в Фаунтинс, советую быть поскромнее… Кстати говоря, капитан Стоун вырос на моих глазах. И он не будет рад, если вы переделаете здесь всё без его ведома. «Это от неё он заразился высокомерием? — подумала Кейли, глядя в спину женщине, которая покидала её прямо посреди коридора. — Хороша воспитательница! Грубиянка!» И хотя чуть позже, когда, наконец, в большую столовую, где явно не хватало света и особенно тщательной уборки, подали обед, Оливия настойчиво посоветовала Кейли уволить к чертям «эту наглую жердь», новая хозяйка Фаунтинс-холла отклонила её предложение. Радикальные меры останутся на самый крайний случай. А Кейли была терпеливой и стойкой, в глубине души надеясь, что мстительной она точно никогда не станет. Если миссис Кейли Стоун и не желала развязывать войну с суровой экономкой своего нового дома, то у самой миссис Миллз на этот счёт были иные планы. Точнее, рассчитывала она уж точно на другое. Наверное, на скромную и покладистую девушку девятнадцати лет, которая послушно усядется в кресле в своей спальне и будет часами напролёт вышивать да поглядывать в окно, в ожидании супруга. На деле же всё оказалось иначе. Чтобы хоть как-то пережить удар, нанесённый Александром, Кейли решила окунуться с головой в домашние хлопоты. По крайней мере, так делала леди Кларисса в своё время — постоянно выпускала пар благодаря уборке, готовке, садоводству и обучению прислуги. Поэтому для Кейли стычек с вездесущей миссис Миллз было не избежать. Основной багаж девушки и несколько слуг виконта Саутфолка прибыли в Фаунтинс-холл через два дня. Кейли встречала их, как родных. Экономка же брезгливо наблюдала за чужаками, ведь она-то рассчитывала нанять новый штат из работников с ближайших ферм. Кейли поняла это и стойко проигнорировала некоторые замечания экономки по поводу начала её жизни во владениях мужа. Она не хотела давать повод для ссор и собиралась прислушаться к любому адекватному предложению со стороны обитателей поместья. Так её учила мачеха — не задирать нос перед подчинёнными, но и крутить собой позволять тоже нельзя. Вскоре из Беркшира были привезены три крепкие молодые лошади — одна аппалуза и две полукровки-гунтеры. Кейли была в восторге, хотя и не являлась отличной наездницей, но лошадей отца обожала; к тому же она понимала, что такую огромную территорию, как Фаунтинс, ей и за полдня шагом не обойти. Придётся привыкать к верховой езде. И вот, спустя уже неделю, в особняке и на примыкающей к нему территории закипела работа. Главный конюх и трое мальчишек-помощников были наняты с молочной фермы, находящейся на юго-востоке. Остальные работники приходили из деревни Стадли-Роджер, чтобы что-то ломать, затем чинить, а ещё разгружать и нагружать телеги, колоть дрова для каминов, и делать остальную самую тяжёлую работу. Служанок, как своих, так и местных, Кейли попыталась доверить миссис Миллз, но, судя по донесениям Оливии, в одиночку экономка не справлялась, а порой она попросту давала не те указания. Кейли пришлось несколько раз ставить её на место (хотя ей этого вовсе не хотелось). К середине апреля уже каждый обитатель Фаунтинс-холла — от управляющего мистера Грэма до последней сторожевой собаки — был в курсе напряжённых отношений хозяйки и экономки. В конце концов, самое главное их столкновение произошло из-за коврового покрытия на парадной лестнице. Кейли настаивала на том, чтобы убрать его и заменить, но миссис Миллз стояла за него горой. — Этот ковёр был привезён сюда из Франции! Над ним работали ещё ткачи-гугеноты! Да ему цены нет! — твердила экономка; она так распалилась, что чепец на её голове слегка съехал набок. — А вы собираетесь его выкинуть! — Сколько же веков этому ковру, если над ним трудились гугеноты? — не унималась Кейли. — Вас не смущают ни протёртости, ни дыры. Ни пятна, которые не вывести, ни въевшийся затхлый запах. Эта дорожка портит весь вид такой прекрасной лестницы… — Вы уже избавились от всего, что только возможно было выбросить, м’леди. Но этот ковёр останется на своём месте. Он здесь с самого первого владельца и является наследием дома. Капитан Стоун будет недоволен… — Капитану Стоуну совершенно всё равно на дырявый обюссонский ковёр! — Вы ещё слишком юны, чтобы что-то в этом понимать. Поразительно, как легко вы раскидываетесь деньгами, которые могли бы пойти на иные благие дела поместья. Кейли вскинула левую бровь. Она была уже на грани, ещё немного, и она начала бы повышать голос. — А разве привести поместье в надлежащий вид — дело пустое? — Я говорю о пашнях и восстановлении мельниц на территориях ферм, которые давали бы прибыль… — Что-то я запуталась! Разве финансовые дела и пополнение дохода — это не забота лорда Эшбёрна? То есть, теперь его сына… Разве я не должна присматривать за домом в его отсутствие и сделать так, чтобы, по возвращению сюда, он не вдыхал пыль или натыкался на паутину повсюду? — А как вы собираетесь объяснить капитану Стоуну растраты на мелочи, вроде табуреток, постельного белья и новых седельных сумок для лошадей? Девушка сделала глубокий вдох. Ей так сильно хотелось наорать на эту бестолковую даму, что просто сил уже не хватало. Кейли вспомнила свою мачеху. Как бы она справилась с хамоватой прислугой, которая за свою работу ещё и деньги получала? Девушка ощутила, что теряет над ситуацией контроль. Затем она ещё раз взглянула на женщину, стоящую перед нею с самодовольным видом закостенелой монахини. Между тем, они обе и не догадывались, что на первом этаже, в холле и у входа в столовую, уже собралась толпа из горничных, кухонных работников, парочки мальчишек с фермы и троих лакеев. Все они навострили уши и жаждали представления. Не хватало только управляющего, но в это время он пытался привести в порядок бумаги хозяина. — Я скажу это один только раз, миссис Миллз, — произнесла Кейли, наконец, строгим тоном. — Всё, что я делаю для Фаунтинс-холла сейчас, все эти табуретки и ковры, каждый шиллинг и фунт в оплату рабочим — всё это мои личные сбережения. Я с удовольствием тратила свои карманные деньги, только чтобы увидеть, как это прекрасное место вновь расцветёт. Запомните это, миссис Миллз. И я понимаю, что вы ревностно относитесь к своим обязанностям и пытаетесь сохранить ту атмосферу, в которой рос здесь мой муж, но, прошу вас, смиритесь. Я никуда отсюда не денусь, и вас тоже увольнять не собираюсь. А чтобы вы, наконец, осознали мои серьёзные намерения… Кейли шмыгнула в дверь своей спальни, которая находилась как раз неподалёку, взяла ридикюль и вытащила оставшиеся в нём десять однофунтовых банкнот. — Это остаток моих накоплений за несколько лет, — сказала она и протянула деньги ошарашенной женщине. — Берите-берите! Ну же! Что же вы смутились? Вы так печётесь о финансовом состоянии капитана, что совершенно забыли, кто именно вытащил его и лорда Эшбёрна из долговой ямы. Если вы так зациклены на деньгах, забирайте это, и я продолжу приводить особняк в божеский вид без вашего брюзжания. Побледневшая миссис Миллз стояла, как истукан, и не двигалась. Кейли вздохнула, вернула банкноты в ридикюль и передала его подошедшей Оливии. Затем, подбоченясь и присев на корточки, схватилась за край ковровой дорожки и дёрнула её на себя. Послышался треск, и пыль, которую не выводили годами, поднялась над полом. Кейли кашлянула, встала и с улыбкой обернулась к своей горничной: — Дорогая, нам тут понадобится не меньше трёх пар рук! Позови кого-нибудь из мужчин, а когда мы освободим этот мрамор от остатков знаменитой работы гугенотских ткачей, распорядись, пожалуйста, насчёт обеда для всех. Те, кто внимательно прислушивался к этому разговору на первом этаже, мигом разбежались по своим делам, мысленно нахваливая новую хозяйку Фаунтинс-холла. А Кейли, отряхивая руки о передник, улыбалась, пока миссис Миллз, скривившись и презрительно взглянув на неё напоследок, не ушла восвояси. Кейли осталась довольна собой. Очередная маленькая победа. * * * Он вернулся за неделю до конца апреля. Вернулся, хотя и сам толком не знал, для чего именно. Может быть, он действительно настолько устал отдавать приказы, командовать и строить желторотых парней в училище Рейнтона, где ещё конь не валялся — настолько всё было запущено и требовало титанической отдачи от офицеров. Или, может быть, он просто устал от постоянного наседания Эшбёрна с его нытьём о приличиях, светском обществе и супружеских обязанностях… И это Эшбёрн-то говорил ему о приличиях? Александр ехал в качающемся экипаже, слушая накрапывающий по крыше дождь и вдыхая запахи мокрых сена и земли. Последнее письмо из Фаунтинс-холла от миссис Миллз его даже позабавило. Если прежде она писала о том, какие чудовищные изменения претерпело поместье из-за дочери виконта (что уже порядком его бесило), то на этот раз экономка прошлась исключительно по «наглой и невоспитанной» личности девушки. Экономка поведала о том, что его жёнушка — транжира, а ещё высокомерная особа. Александр тогда попробовал вспомнить хоть раз, когда Кейли вела себя высокомерно, и не смог. Зато он знал миссис Миллз, и в душе позлорадствовал. Этим двоим, безусловно, было весело в особняке. К Фаунтинс-холлу он подъезжал уже к закату, когда прекратился дождь, и всё вокруг блестело в каплях, отражающих лучи уходящего солнца. Александр жутко устал, был голоден, и желал лишь одного — поесть и свалиться в кровать часов на пятнадцать. В дороге он даже не задремал, всё время думал. Чаще всего думал о том, что деньги виконта Саутфолка уже полностью перешли в распоряжение Эшбёрна; что драгоценное кредитное письмо дошло по назначению; что отчим, разумеется, уже побывал в банке, а клерки виконта в курсе последних дел и готовы передать ему все сведения о возможных коммерческих сделках и действиях с наследством девчонки… Конечно, он думал и о ней. О том, что сильно её обидел, и что они не виделись со дня свадьбы. К тому же, она ни разу не написала ему, хотя прекрасно знала, где он служил. А выходит, судя по словам экономки, она далеко не горевала или просто тосковала — она завладела домом его детства и правила тут, как королева. Она даже не планировала разводиться! Эшбёрн не прогадал, Кейли Хардинг была действительно крепким орешком. Александр не знал, что и думать. К его удивлению, всё это не раздражало его. Даже не злило. Это было странно, непонятно, но приемлемо. Наконец, капитан Стоун отпустил кучера, и, подхватив единственный свой саквояж, поднялся по ступеням к входу. Под навесом он остановился и взглянул на статуи, что украшали колонны по бокам от массивных дверей. Мрамор блестел от капель, они стекали по мощному туловищу изображённого мужчины на постамент, затем падали в траву… Когда позади послышался топот, капитан обернулся. Так он увидел свою жену верхом на серой гунтере. Девушка подъехала ближе и остановила лошадь возле дорожки, на траве. В амазонке из плотного хлопка светло-жёлтого оттенка, со шляпкой персикового цвета, новеньких сапогах и перчатках она выглядела, как принцесса. К тому же, подъехав к крыльцу, она широко и весело улыбалась, хотя Александр не понимал, почему. Он её отверг, а она была рада его видеть? Значит, она действительно дура. Он считал её легкомысленной, поэтому поначалу удивлялся, как она вообще выдержала почти целый месяц рядом с миссис Миллз. — Добрый вечер, капитан, сэр! Как приятно, что вы соизволили приехать! — воскликнула Кейли, убрав хлыстик. — Дорога была утомительной? Вы прибыли один? А где ваш экипаж? Он упрямо посмотрел на неё — юную, красивую и полную жизни — и мысленно выругался. Он всегда завидовал её неугасаемой энергии, поражаясь, откуда она черпала её, и списывал это на девичью дурость. Она просто не хлебнула всех горестей этой жизни — так он думал. — Да, я один и чертовски устал… Объезжаете свои новые владения, как я погляжу. Вы одеты не по погоде, — пробормотал он; впрочем, он тоже умел задирать нос, и голову всегда держал прямо. — Ох, я катаюсь со времени обеда! Погода была превосходной до этого! Но я не боюсь скользкой земли. За эти недели я подтянула свои навыки верховой езды. Она хвасталась, несомненно. И снова улыбалась, как в самый первый день, когда встретила его. Он хотел бы возненавидеть девчонку за эту её черту характера, за то, чего ему недоставало… Но почему-то не мог. — Кстати говоря, сэр! Мистер Грэм привёл в порядок все документы, почту и бумаги арендаторов, — сообщила Кейли бодро. — Я ему лишь чуть-чуть помогла. Ох, и поспешите внутрь! Чем быстрее велите приготовить ванну, тем скорее отдохнёте и отмоетесь. Мистер Грэм всё организует. И не пугайтесь новых лиц в доме — они все проверенные и надёжные работники. Ой, да, и в вашей спальне я почти ничего не трогала, лишь обновила малость текстиль и кое-что из мебели. Она собиралась было повернуться и пустить лошадь галопом, но перед этим добавила: — Чуть не забыла! Чеки и расписки по потраченным мною за этот месяц средствам у вас, на столе. Несмотря на то, что это были мои карманные деньги, я считаю это целесообразным — известить вас, откуда всё появилось. Возмещать не нужно! Это от чистого сердца, сэр! Кейли прищёлкнула языком и рванула с места так быстро, что лошадь взрыхлила землю копытами. Пара мгновений — и она скрылась за поворотом, умчавшись в сторону конюшен. Александр ещё пару минут простоял, как вкопанный. В конце концов, он успокоился, и его правый глаз перестал дёргаться. А мысль о том, что его только что поставила на место и практически унизила какая-то девчонка, потихоньку перестала жечь разум. И всё же он сжал кулаки и с удовольствием представил, как его жена падает с лошади… Правда, вскоре тут же обругал себя за это. Подобные мысли были неприемлемы для человека его положения. Он подумал о насилии и увечьях, о гневе и ненависти, а также о войне, которая всегда была ими переполнена, и заставил себя усмирить гордыню. Девчонка была права — всё, что сделано, случилось лишь благодаря ей и её отцу. И, едва оказавшись в особняке, Александр в этом убедился. В кои-то веки здесь не воняло дохлыми грызунами, и пыль не сыпалась с люстры. Дубовые перила лестницы были начищены до блеска, как и пол, столики, зеркала — в общем, всё, на что падал глаз. В просторном холле было светло и уютно, а в камине гостиной горел огонь, отражаясь на светлой мраморной плитке. Поприветствовав Грэма и вручив лакею саквояж, Александр взглянул на пресловутую новую ковровую дорожку парадной лестницы — тёмно-багровую, мягкую и чистую, и ухмыльнулся. Наверное, миссис Миллз всю плешь проела девчонке за эту выходку. Как хорошо, что его самого рядом не было. Конечно, после ужина, во время которого Кейли отсутствовала, экономка кинулась рассказывать ему обо всём, что произошло с тех пор, как приехала «странная юная леди». Уставившись на огонь в камине, Александр сидел в кресле (которое тоже почистили спустя много лет) и допивал второй бокал хереса, пока миссис Миллз, которую он знал с детства, докладывала о выходках его жены. Ближе к одиннадцати вечера он начал зевать, и уже едва различал, что она там болтала. Поэтому, когда женщина в очередной раз попыталась уговорить его взять девушку в «ежовые рукавицы», он поднялся и взглянул на неё так, словно готов был вот-вот прибить. — Миссис Миллз, я глубоко уважаю вас, как домоправительницу, но если вы скажете ещё хоть слово, я запру вас в кладовой на всю ночь. Это подобие угрозы её не удивило, даже не обидело. У них и прежде случались споры, уж он-то помнил. Но она не унималась, а он тоже уступать не собирался. — Ваша молодая супруга ведёт себя вызывающе. Без вас она посмела говорить с арендаторами и даже наняла рабочих на починку мельниц. Я убедительно прошу вас потолковать с… — Если вы не замолчите, то я сброшусь с крыши. Экономка чуть не раскрыла от удивления рот, но сдержалась. Они сверлили друг друга глазами около минуты, затем женщина сухо извинилась, пожелала ему спокойной ночи и ушла. Александр покачал головой и, допив остатки хереса, поднялся к себе в спальню, где вот уже две недели не было ни одной пылинки.