Первый разговор с Камнем никогда не забуду, крутил, вертел он меня, как на сковородке, всю подноготную выворачивал. Но я заранее себе придумал железную легенду, вызубрил ее так, что сам поверил. По этой легенде я профессиональный убийца, спецназовец со съехавшей крышей, которому в обычном мире не место. Вроде как просветления ищу, новой жизни, а в рай грехи не пускают. Камень поверил, проникся. Как оказалось, моя «биография» попала прямо в цвет, в секте как раз была вакансия на место палача. Так меня и приняли в штат вместо усопшего Юлькиного родителя. Как разобрался немного в здешнем устройстве, понял – нужен помощник. Камней-то два оказалось, глаз и сердце – да ты уже, наверное, в курсе. Если подрывать, то оба, одновременно, и чтобы отреагировать не успел – иначе бесполезно все, шарахнет в ответку, маму позвать не успеешь! А он может. Видал, как у него жрец инструкции получает? А болевой прием к тебе эта сволочь еще не применяла? Я про жреца-батюшку. Он ведь, гаденыш, сначала приказы отдает, а потом, если видит, что исполняют медленно, он в голове спазм вызывает, болью стимулирует. Я однажды случайно под волну попал, так потом чуть не пришиб садюгу. Главное, Камень вроде на словах за справедливость, а не вмешивается. И самое поганое, что все способности у жреца не свои, а заемные, от владыки силу получает, сам-то пешка. Сашка вспомнил слова Камня о новой жизни, потом сеанс очищения, когда жрец и его шарахнул болевым ударом, и потом уже вчерашний разговор. – Камень не будет вмешиваться в дела живых, он мне сам вчера сказал. Разбирайтесь, мол, сами. – Вчера сказал? Ты тоже у него был? Ну ты даешь! И когда только все успеваешь? Рассмеялись и тут же осеклись – вдруг кто заметит. Не хотелось так, с первого дня, демонстрировать дружбу. Да и смех тут, в Зоне – сам по себе аномалия, кому смеяться-то, над чем? – Дорасскажу, пока время есть. Ну так вот. Юля твоя – душевный, конечно, человек, с каждым оглушенным как с дитем малым возится, особенно когда кто ослабнет. Ухаживает, поддерживает. Только они все равно этого не ценят, что им, болванам. И вот пришла мне мысль, как весточку своим подать, в ближнюю часть, и самому при этом не подставиться. Запретил ослабленных держать в медпункте, как замечу – сразу к себе забираю. Ты не думай, у меня тут хорошая комната, койки как у всех, питание приносят. А еще я им свое обезболивающее колол, которое в Зону протащил, витаминами кормил, пытался на ноги поднять. Только бесполезно оказалось, умирали быстро. Здесь если форму потерял, восстановить трудно, особенно оглушенным. Они же не понимают ничего, надрываются. Пару раз тяжеленную телегу поднял, спину сорвал и не заметил, бревном по голове получил – моргнул и дальше работать. И боли-то не чувствуют, пока на самый край жизни не ступят. Вот тогда их корежить начинает так, что не приведи господь. Юлька их словами утешала, а я хотя бы предсмертные муки лекарством снимал, так что зря она на меня обижается. Да, с одним почти получилось. Недельку он у меня полежал, смотрю – шевелиться начал, вставать, расхаживать. Еще его немного подлечил, на двойной дозе витаминов подержал, вроде выходил. Я ведь его буквально с ложки кормил – такая у меня на него надежда была. И вот однажды ночью разбудил его, приказал одеться и идти с донесением. Текст вслух проговорил, заставил повторить, ходячая телеграмма получилась. А в сообщении были все необходимые для штурма разведданные – и про количество охраны, и про их дислокацию, и про то, что местность специально заболотили, чтобы бойцы к этому готовы были, и про два Камня. В общем, благословил брата и отправил. Только наутро его дозор нашел разорванным в клочья. Тут же не лес, а дикие джунгли. Видал зверинец? Вот такие милые зверюшки по всей округе. Сюда не суются, видно, их Камень как-то сдерживает, а чуть отойти – и вот они, родимые. Добычу не упустят. Жаль, конечно, беднягу. А еще больше жаль, что такой план сорвался. Потом пришлось народ хорошенько пугнуть. Замутил расследование, всех допросил, давил, как мог, требовал сознаться, а сам все искал, у кого душа не лежит к здешней жизни. Знаешь, оказалось, что ни у кого не лежит, всем тут плохо, кроме жреца. Этот гад самодовольный только Камня боится, а так ему тут жить в радость, власти – хоть лопатой греби, подчиненных тьма, и для всех он первый после владыки. Наверное, в нормальном мире он о таком и мечтать не мог. Тьфу, так бы и пришиб сволочь! У Сашки отлегло от сердца. Все-таки хоть и не поверил он до конца в рассказ о зверствах палача, а сомнения все равно были. Мало ли на что приходится идти ради идеи или для прикрытия. Хоть и сомнительно было, что Павел, боевой офицер, замарает честь мундира, а все равно после объяснений стало легче. – Про пленных сталкеров расскажи. Что с ними вышло? Лицо Павла стало каменным. – И тут я зверюгой выгляжу, да? А что делать, если на твоих глазах боец товарища предает и убивает – смотреть, молчать?! В тот раз едва сказать успел про поединок, как парниша – крепкий такой – на своего напарника кинулся и шею ему свернул. Руки о куртку обтер, ухмыльнулся и мне наверх кричит: «Вытаскивай победителя!» Я его вытащил, в глаза глянул да и вынес свой собственный приговор – его же приемом и успокоил. И обратно в яму спихнул подлюку. Знаешь, доведись еще такого встретить, снова убью и не пожалею. – А Комов с Грушиным? – напомнил Сашка. – Ты про тех, кого в последний раз приволокли? Да, те крепкие ребята оказались, молодой и постарше. Я как им эти наши отборочные условия озвучил – ни один не дрогнул, не посмотрел на другого косо, сразу стали о побеге сговариваться. Я все слышал и мешать не стал. Только опять ведь не срослось. Старшего сразу после побега пристрелили, в ближнем оцеплении охрана всегда наготове. А вот что с молодым стало, так и не знаю, может, и ушел, а может, в болоте сгинул. Не нашли его. Помолчали. – Юльке расскажу, не возражаешь? Кстати, а что за прихоть не называть живых по имени? – Сам толком не знаю. Жрец, когда об уставе секты рассказывал, упомянул, что все тут равны перед Камнем, в том числе живые, а значит, должны отказаться от имен и, обращаясь, упоминать только свою специализацию. То есть братья и сестры – все, а высшие, живые, могут быть с указанием положения или обязанностей. Так и получилось: жрец, палач, сестра-настоятельница, профессор с лаборантом и солдат. А для меня лишний повод контроля и устрашения, тайная власть. Если узнаю, что кто-то устав нарушает, вызываю на проработку. Тоже, знаешь, полезно, образ злодея закрепляю. – Я птицелов, не солдат. Камень меня сам так назвал, после того как узнал позывной. Теперь зовет Птицеловом – тоже вроде как по имени. – Тогда не сходится. Точно знаю, что в секте есть еще солдат, появился недавно. Думал, это ты. – Значит, может быть еще один живой? – Да черт его знает. Не удивлюсь, если жрец себе шпиона оставил и теперь маскирует его под оглушенного. Можно попробовать у Камня спросить, только вряд ли ответит. Ладно, подумаем, разберемся. Главное, что вместе мы теперь. А с тобой точно этот гадюшник прикроем. «Хитина» бы достать, хотя бы еще один заряд. Жрец хитрый, он его в первую очередь из трофеев забирает и в старую канализацию сбрасывает, не достать. Боится, понимает его силу. Он не сам, конечно, это придумал, а волей владыки-манипулятора. Но что это единственный существующий на Земле блокатор, тут точно знают. – Есть! – вспомнил Сашка. – Я на окраине заряд заложил и даже замаскировать успел до того, как нас взяли. – Добро! – обрадовался Павел. – Тогда дело за малым – надо жреца подвести под монастырь, причем так, чтобы Камень вместо него тебя или меня выбрал. Только в этом случае сможем накрыть сразу две цели. Я долго над этим думал. Если жреца заранее нейтрализовать, Камень сразу почувствует, у них прямая связь. Тогда как минимум закроется в своей ограде, не проберешься. А самому жрецу туда вход разрешен в любое время, поэтому если грамотно провести замену, можно будет подгадать момент. До Александра не сразу дошел смысл сказанного. Идти к Камню с «хитином» даже в статусе жреца – огромный риск. И главное, шансов остаться в живых при этом почти нет. Почти. А как же Юлька, его планы? «Стыдись, Лагутин! – укорил он сам себя. – Павел вон об этом не думает, готов ради уничтожения врага голову сложить. А ты что же, труса празднуешь?» Сашка нахмурился, отгоняя слабость. – Как будем действовать? Через час план был готов. Они разделили его на две основные части – сбор улик, компрометирующих жреца, с последующим его низложением и заменой, а потом самое важное – подрыв. Отдельно продумали пути отхода, но оба понимали, что это может не понадобиться – слишком велик риск. Для начала они решили допросить разносчика, которому в предыдущее утро поручалось отнести в каморку Сашкину порцию «глотка жизни». Сами бы они его никогда не вычислили, он сливался с общей серой массой, но, как и обещал, помог жрец. Он, на удивление, демонстрировал лояльность и желание сотрудничать, так что нужного человека к Павлу направил сам. Допрос получился настолько странным, что казался почти нормальным в здешней обстановке. Молодой монах вошел в комнату, сел на стул посередине и застыл мраморной статуей. Сашке захотелось поводить у него перед носом ладонью или отвесить подзатыльник, чтобы вывести из ступора. Конечно, это было бы не только глупо, но и бесполезно, а потому желание это он в себе подавил. Инициативу взял Павел. Он подошел вплотную к сидящему, пристально взглянул ему в глаза и приказал, положив руку на плечо: – Повтори вчерашние команды. Больше ничего не потребовалось, оглушенный заговорил, точно копируя интонации жреца: – Разнесешь «глоток жизни» до рассвета. Первая коробка – в мужскую обитель, вторая коробка – в женскую обитель. Из корзины по одному флакону в дом палача, в дом настоятельницы, в дом птицелова. Два флакона в дом ученых. Во имя Камня! Павел заставил повторить. Монах произнес все то же самое, слово в слово. – Его не могли перепрограммировать? – спросил Сашка и увидел, как Павел приложил палец к губам. А, черт, как он мог забыть, что разговаривать при оглушенном – все равно что отправлять сообщение напрямую жрецу! Хорошо хоть друга по имени не назвал. – Возвращайся назад. Во имя Камня! – сказал Пашка, и монах, деревянно поднявшись, убрался восвояси. – Ну вот тебе картина преступления, которого не было. Получается, этот малый исполнил все, что ему велели. А дальше кто-то вмешался и переделал по-своему! – Так, а почему я ничего не слышал? У меня сон чуткий, натренированный. Бабочка мимо пролети – и то бы заметил, а получается, и этот туда-сюда прошел, и второй, а я дрых как убитый. – Похоже, усыпили тебя, друг. Вспоминай, что ел, что пил и где. – Ужинал вместе со всеми. Потом у Юльки был полночи, там только чай пили, затем к себе пошел. Надеюсь, ты ее не подозреваешь? – Я сейчас всех подозреваю, – почти рявкнул Пашка, – потому что не понимаю ни фига! – Дурак ты, Паша, – с обидой сказал Сашка, – и шутки у тебя дурацкие. Была бы Юлька виновна, стала бы она мне жизнь спасать? Тебя ко мне кто притащил, Пушкин? – Ладно-ладно, чего разошелся? Не подозреваю я твою Юльку, успокойся. Это я так, с досады. Хотелось, знаешь ли, с ходу виновного уличить. Или хотя бы исполнителя прищучить. Выходит, дальше придется копать. Только быстрее надо, быстрее, пока след не остыл! Пошли братьев-ученых допрашивать. Сейчас заодно и увидишь, как меня здесь «любят». Зверинец встретил их рычанием и визгами. Лаборант стоял у клетки с летучими мышами, которые не висели под потолком столбиками, как их нормальные собратья в дневное время, а хаотично перемещались, хлопая крыльями, натыкаясь друг на друга в замкнутом пространстве. Напоминали они стаю черных ворон, попавших в огромный сачок. Ученый что-то невозмутимо фиксировал в блокноте. Заметив гостей, побледнел и выронил карандаш. – Ну? – грозно спросил Пашка, подходя вплотную. – Я не виноват! Я сделал только то, что мне велели! – испуганно забормотал ученый. «Велели что? Сделал что?!» – чуть не вырвалось у Сашки, но он вовремя прикусил язык. Вопросительно взглянул на Павла – тот сохранял невозмутимость, но, как можно было догадаться, и сам не особо понимал, в чем собрался «колоться» лаборант. Сценка напоминала байку про Наполеона, когда к тому привели ничем не приметного бомжа, а тот впоследствии оказался заговорщиком. Тогда Наполеону тоже хватило грозного «Ну?», чтобы бомж тут же выложил все детали плана свержения императора. Сила харизмы. – Рассказывай! – приказал Павел. Александр навострил уши. На лице у лаборанта были написаны сомнения, будто у него припрятано «за пазухой» несколько важных тайн и он никак не мог решить, какую именно открывать палачу. Наконец он заговорил: – Сестра-настоятельница попросила нас синтезировать препарат, который позволял бы братьям поддерживать форму. Не допинг, оказывающий тонизирующее действие, а, наоборот, снадобье для полноценного отдыха и расслабления организма. Мы назвали разработку «каменный сон». Суть его действия заключается в том, чтобы, погружаясь в сон, братья могли полностью отключаться от внешних раздражителей и в ночное время восстанавливать потраченные за день силы. В отличие от обычного снотворного, наш препарат начинает действовать только во время сна, в какое время бы тот ни начался, а до того не оказывает никакого воздействия – нет ни сонливости, ни лишней расслабленности. Разрабатывали мы его давно, но все не удавалось найти нужную формулу. Получилось буквально на днях. И только тогда мы его опробовали на людях. Павел выразительно взглянул на Сашку, будто спрашивая: «Понял?» Да чего ж тут непонятного? Если этот чудо-препарат подмешивали в еду или питье, неудивительно, что Сашкин сон действительно был «каменным» и он не слышал визитеров, брата-разносчика и злоумышленника. – Жрец знает? – уточнил Павел, продолжая этот неожиданно результативный допрос. – Вероятно, знает, – неуверенно ответил лаборант. – Хотя об этом лучше спросить у сестры-настоятельницы, мы работали по ее приказу. – А вам в голову не пришло, что таким образом вы ослабляете бдительность, создаете угрозу безопасности? – вмешался наконец Сашка. – Ни в коей мере, уважаемый птицелов, – с Александром лаборант вел себя не менее подобострастно. – Действие непродолжительное, всего несколько часов и строго в рамках ночного отдыха. Кроме того, мы же не оказывали воздействие на живых! Как бы мы посмели? Сашка снова удержался от уточняющего вопроса, додумав ответ сам. Конечно, живые – привилегированные, питаются отдельно. Все, кроме него! – Дальше! – снова приказал Павел. Глаза лаборанта сначала расширились от удивления, затем он обреченно сник. Определенно, тайны были озвучены не все. – Если вы о веществе, останавливающем мутацию, так оно еще в разработке. Мы должны провести ряд тестов, прежде чем докладывать о результатах. – И он затравленно посмотрел сначала на Павла, а потом на Сашку. «Это-то тут при чем? Никакого криминала, чего он так испугался?» – недоумевал Сашка, мучаясь вопросами. Павел не стал продолжать допрос, вероятно, решив, что с лаборанта пока достаточно, и, ограничившись словами: «Продолжим позже», направился в подсобку к профессору. Второй ученый что-то увлеченно рассматривал в микроскоп. Первым он заметил Сашку, когда тот поздоровался. – А, это вы… Здравствуйте, птицелов! Наслышан о ваших приключениях. Как самочувствие? – Все в порядке, профессор. Мы к вам по делу. Услышав «мы», ученый резко обернулся, и лицо его закаменело. Да, Павла тут действительно «любили», то есть боялись, как демона. Сейчас это пришлось очень кстати, можно было сразу рассчитывать на откровенность. Но если рассматривать дальнейший союз живых против Камня, с доверительным отношением возникнут проблемы. Ну Пашка, артист погорелого театра! Допрос профессора не дал ничего нового. Тот только подтвердил все рассказанное лаборантом, лишь уточнил, что в разработке препарата-антимутанта тоже наметился прорыв и они близки к успеху. Еще несколько тестов, и животным можно будет возвращать первоначальный вид. Это означало как минимум устранение угрозы с их стороны, а как максимум расширение хозяйства: будет возможным держать и использовать в пищу домашний скот, что в условиях вынужденного вегетарианства – существенное улучшение качества жизни секты. Алиби на время происшествия ученому вроде бы и не требовалось, но он подчеркнул особо, что сам спит со снотворным – даже показал коробочку с таблетками, поэтому ничего не мог видеть или слышать. Он повторил это дважды, что Сашке показалось странным. Создалось впечатление, что ученый не просто пытается убедить их в своей невиновности, а будто устраняется от ситуации, не желая в ней участвовать даже косвенно. Впрочем, такая суетливость могла быть вызвана тем, что Павел постоянно спрашивал о роли жреца, намекал, что именно жрец на сегодняшний день является главным подозреваемым. Понятное дело, что лезть в эту схватку добродушному книжному червю не хотелось ни при каких условиях. Следующим пунктом для визита были теплицы. Сашка был этому рад, ему сейчас больше всего хотелось, чтобы Юлька поняла, что образ палача – миф, а Павел – друг и самый надежный человек в этих дремучих джунглях заблудших и запуганных душ.