В палате, кроме него, находилось двое больных: паренек со сломанной ногой и дюжий мужик с полностью забинтованной головой. Оба бодрствовали, они с интересом уставились на нового пациента и вошедшую следом Карину. Она осторожно уселась на стул возле Олеговой кровати. Лицо его было серым, глаза закрыты, губы запеклись до крови. Карина проглотила слезы, подступившие к горлу. Ничего этого нельзя – ни зареветь, уткнувшись лицом ему в грудь, ни поцеловать эти пересохшие губы, ни даже просто прошептать на ухо что-то нежное, глупое, бессмысленное. За ней наблюдают две пары любопытных глаз, через четверть часа приедет Леля, войдет в палату. Если Карина выдаст себя – все тотчас будет передано по назначению. Она сидела, не двигаясь и почти не дыша, моля бога, чтобы перелом не нанес ущерба руке Олега, не лишил его способности играть, зажил быстро и без осложнений. Олег во сне зашевелился, попробовал повернуться на бок, лицо его сморщилось от боли. Он позвал тихо, едва слышно: – Карина… – Я здесь, – она метнулась к нему, склонилась совсем низко, почти касаясь губами его щеки, – я тут. В это мгновение она позабыла про осторожность, про то, что должна быть сдержанной. Олег не слышал ее. Он был где-то далеко, вновь переживал то, что произошло несколько часов назад. Лицо его то искажалось от ярости, то разглаживалось, становилось нежным и одновременно страдальческим. – Карина… Кариночка… я тебя… – Тихо, тихо. – Она ладонью прикрыла ему губы, другой погладила лоб. Он был как кипяток. Значит, врач сказал правду – температура действительно поднялась, да еще какая. – Кариночка… девочка… – Тише. Молчи. У тебя жар, ты бредишь. Молчи, слышишь? Олег на секунду открыл глаза, глянул куда-то мимо Карины и произнес своим обычным голосом очень спокойно: – Слышу. И тут же снова отключился. Постепенно он затих, уснул крепко, без видений. Карина так и сидела, склонившись к постели, держа руку у него на лбу, чувствуя, как становится деревянной спина. Дверь бесшумно распахнулась, в палату заглянула Леля. На ее плечи был накинут белый халат. Неся впереди себя живот, она приблизилась к кровати. – Как он? – Спит. Температура поднялась, но это нормально, меня врач предупредил. – Карина встала, уступая Леле стул, но та продолжала стоять, впившись взглядом в лицо мужа. – Когда это случилось? – Около пяти утра. – Я знала, чувствовала, – Леля повернула к ней белое лицо с расширенными светлыми глазами, – понимаешь, чувствовала! Проснулась как раз в половине пятого, будто меня тряхнул кто-то. И так тошно стало, хоть ложись да помирай. – Она опустила голову, постояла молча, а потом произнесла задумчиво: – Знаешь, что мне иногда кажется? Только ты не смейся! Не будешь? Карина поспешно кивнула, ощущая мучительное чувство вины за все, что произошло. – Мне кажется, будто нас с ним где-то там единой веревочкой связали. – Леля подняла взгляд к потолку и вздохнула. – Правда, он об этом и не догадывается. Только я знаю. Она поникла, опустила глаза, но тут же встряхнулась, опомнилась: – Ты-то как? Доктор сказал, тебе тоже досталось. Господи, какой синячище! Бедняжка! Эти гады напали на вас обоих? – На меня, – тихо сказала Карина, глядя в сторону. – Значит, Олежка… – Он защищал меня. На минуту повисла пауза. Потом Леля проговорила глуховато: – Поезжай домой. Ты устала, тебе нужно лечь. – А ты? – Я останусь здесь. – Насколько? – Не знаю. На весь день. Может быть, и на ночь. – Ты с ума сошла. – Карина осторожно обняла ее за плечи. – Тебе нельзя сидеть на этом стуле не то что весь день – даже пару часов. Подумай о малыше! – Ничего с ним не случится, – упрямо возразила Леля. – Еще как случится! Поехали домой вместе. Вечером мы сюда вернемся, я тебе обещаю. Возьмем машину и приедем. А там посмотрим, оставаться на ночь или нет – может быть, Олег будет чувствовать себя лучше. – Да вы не волнуйтесь, девчата, – не выдержав, вмешался в разговор парень с загипсованной ногой. – Оклемается ваш мужик. Поколют ему обезболивающее пару деньков, а там, глядишь, и полегчает. Я на прошлой неделе сам такой был, а сейчас как огурчик. – Он игриво ухмыльнулся. – Ладно тебе, Пашка, не зуди, – укорил его дюжий, раненный в голову. – Не видишь, женщины в трансе. Обе. – Он многозначительно подмигнул. Карину больно кольнуло. Она быстро глянула на Лелю, но та, казалось, не обратила на слова мужика никакого внимания, поглощенная размышлениями о том, ехать ли домой. – Ладно, – произнесла она наконец. – Поедем. Но не позднее шести вернемся. Я фруктов куплю, пирогов напеку. – Пироги – это дело, – снова встрял парень. – Мы тут сообща существуем, так сказать, коммуной. Все делим поровну. Вы бы, девушка, нам еще чекушку принесли, а? – Он состроил смешную гримасу. – Мы в долгу не останемся, а то тут лежать – скука смертная. – Засохни по-хорошему, – мрачно проговорила Леля, угрожающе разворачивая живот в сторону шутника. – Обойдешься без чекушки. Да и пироги тоже надо заслужить. – Я заслужу, – пообещал парень, глядя на нее честными светло-карими глазами. – Посмотрим. – Она, по-утиному переваливаясь, вышла из палаты. 39 Они расстались у подъезда. Леля пошла по магазинам, а Карина медленно, тяжело ступая, поднялась на пятый этаж. Отомкнула дверь, свалила на пол у порога пакет с Олеговым фраком и курткой, пристально глянула в зеркало. Левая половина лица от самого глаза до губы распухла и посинела. На волосах запеклась кровь, нос сильно увеличился в размерах. «Красавица». – Карина мрачно усмехнулась и стала стаскивать загубленный свитер. Ей хотелось залезть в горячую ванну, но она не рискнула сделать это – голова кружилась, слегка поташнивало. Ограничилась теплым душем. Потом она надела толстый байковый халат, напилась валерьянки и легла. Вскоре пришла Леля. Она притащила две здоровенные сумки, при взгляде на которые Карина пришла в ужас. – Ты несла такую тяжесть? Это же безумие! – Перестань, – отмахнулась Леля, – мне вовсе не тяжело. Тебе получше? – Нормально. Правда, придется взять больничный на несколько дней – я своим видом всех певцов распугаю. – При чем тут вид? – возмутилась Леля. – Тебе просто нужно отлежаться. Наверняка у тебя есть сотрясение, хотя бы легкое. – Врач сказал, что нет. – Он мог и ошибиться. Ладно, ты отдыхай, я пойду поставлю тесто. Леля ушла. Карина почувствовала, что лежать больше не может, несмотря на головокружение и слабость. Она встала, замочила в тазу рукав фрака, в другом – свой свитер. Потом позвонила Михалычу – сообщить, что случилось. Тот сначала потерял дар речи, а после принялся причитать, как по покойнику. – Кошмар, да и только! Как теперь быть с Хабаровском? Ведь вы не поедете?