– Она умирает? – с трудом выговорила Карина. – Мы остановили кровотечение, но, видимо, слишком поздно. Сейчас она пришла в себя и хочет видеть вас. – Меня? – Вы Карина? – Да. – Вас. Очень спокойно и осторожно, пожалуйста. И помните, на счету каждая минута. – Но ведь она жива! – закричала Карина. – Кровотечения нет! Почему же она должна умереть? Вы можете ошибаться. – Можем, – устало произнесла женщина. – Но, как правило, в таких случаях ошибаются редко. Лифт дернулся и остановился. Карина вслед за врачихой вышла в пустой, пахнущий хлоркой коридор. На нее надели халат, повязку. Дверь распахнулась, и она оказалась в большой, ослепительно-ярко освещенной палате. Наверху надрывались белые лампы, посередине стояла высокая блестящая кровать. На мгновение Карине показалось, что она смотрит знакомые кадры из фильмов. Она сотни раз видела такие палаты по телевизору, капельницы, груду резиновых трубок, сверкающие инструменты на столике в углу. Но это был не фильм. На высокой кровати, под простыней лежала Леля, опутанная трубками и иглами, ее Леля, с мучнисто-белым лицом, на котором отчетливо проступали веснушки, с заострившимся носом и лиловыми губами. Карина тихонько подошла к кровати. Лелины веки дрогнули. – Лелечка, – прошептала Карина, – Леля, милая! Держись, пожалуйста. – Она тихонько всхлипнула. – Плакать нельзя, – на ухо ей сказала врач. – Иначе придется уйти. Ей каждый вздох сейчас труден. Возьмите себя в руки. Карина кивнула, глотая слезы. Леля смотрела на нее из-под полуопущенных ресниц, губы ее беззвучно шевелились. – Ты что-то хочешь? – Нет… ничего. Хорошо… что ты здесь. – Ты поправишься, – как можно тверже произнесла Карина. – Обязательно поправишься, слышишь? Леля едва заметно качнула головой. – Почему ты не сказала мне правду? Тебя хотели положить в больницу, зачем ты отказалась? – Я… я не хотела в больницу. Думала, лучше… дома, с Олежкой… Карина вдруг вспомнила, как они вместе ходили на ультразвук, и Леля растерянно стояла в дверях кабинета, перебирая многочисленные бумажки, замялась, прежде чем ответить на вопрос, все ли в порядке с ребенком, а потом быстро перевела разговор на другую тему. Она знала уже тогда! Бородатый главврач все ей объяснил, написал в карте о необходимости госпитализации, но Леля ему не поверила. А может быть, поверила, но понадеялась, что все обойдется. Ее нежелание расставаться с Олегом оказалось сильнее благоразумия, страха перед возможными осложнениями. Вот почему она выдумывала любые предлоги, чтобы не пускать Карину в консультацию. – Глупенькая, – с горечью проговорила Карина. – Как же ты так! – Вот так, – эхом прошелестела Леля и сморгнула с ресниц слезинку. – Ребеночек… умрет. Олежка мне не простит. – Что ты говоришь? Он уже летит в Москву, через несколько часов ты его увидишь. – Я… не успею… – Леля облизала пересохшие губы. – Ты ему передай, что я его… люблю. – Она сделала усилие и улыбнулась. – Он… лучший, самый красивый… умный… – Ее голос зазвучал еще глуше. Карина нащупала под простыней Лелину руку, свободную от капельницы. Та была как лед. – Передашь? – едва слышно шепнула Леля, пытаясь сжать ее пальцы. – Да. – Карина кивнула и тут же опомнилась. – Ты сама передашь! – Ты… – Лелины веки опустились, ладонь бессильно разжалась. Карина отчетливо видела, как поднимается и опадает простыня на ее груди. Кто-то сзади взял ее за плечи, осторожно, но настойчиво повлек в сторону от реанимационной кровати. Она не помнила, как выходила из палаты, но вдруг оказалась сидящей на кушетке. И молоденькая, стриженная под мальчишку, медсестра закатывала ей рукав, терла ваткой сгиб локтя, делала укол. Точно издалека, до нее доносились какие-то голоса. – Это ее сестра? – Говорят – соседка. – А больше так никто и не приехал. – Муж летит из командировки. Будет только ночью. – Такая молодая. Жалко-то как. И Карина поняла, что Лели больше нет. Она еще продолжала сидеть с засученным рукавом, машинально прижимая локтем вату, тупо уставясь в чисто вымытый пол, пока не услышала над головой знакомый голос: – Господи, какое горе! Бедная девочка. Карина подняла голову. Перед ней стояла Тамара, в коротком расстегнутом пальто, без шапки. Ее черные, в синеву, волосы растрепались и небрежно спадали на плечи, по щекам текли слезы. – Пойдемте, я отвезу вас домой. Я на машине. Карина покорно поднялась, надела дубленку. Они вышли в темный двор, пересекли его и остановились возле синей «пятерки». – Самолет прилетит около часа ночи, – проговорила Тамара, открывая дверцу. – Вы сейчас отдохните, а часам к двенадцати я за вами заеду. Мне до вас недалеко, минут тридцать. Поедем их встречать. – Она уселась за руль, тяжело вздохнула. – Поверить не могу во все это. Кошмар. Машина плавно тронулась с места. Тамара достала из бардачка сигареты. Карина глядела на ее четкий, слегка тяжеловатый профиль и машинально отмечала, что она удивительно похожа на Вадима и курит точно так же, держа сигарету левой рукой. Отчего в голову ей лезут такие пустые, ненужные мысли? Леля мертва, осталась лежать там, в палате, одна, под безжалостно-ярким светом трескучих ламп. Она больше не заговорит с Кариной, не засмеется звонким, детским смехом, не заплачет, размазывая слезы по розовым щекам. Никогда. – Никогда, – повторила Карина вслух. Тамара скосила глаза в ее сторону. – Карина, вы сейчас приедете и ложитесь, поспите. Обязательно! Примите что-нибудь. У вас есть? Она молча кивнула. У нее есть. Лелины таблетки, которые заставляли ту спать ночами и не знать о том, как обманывают ее любимый муж и лучшая подруга. Интересно, сколько их надо выпить, чтобы хоть на несколько часов забыть обо всем: о Лелиной святой наивности, о собственной подлости? Нет, никакие таблетки ей теперь не помогут. Ни ей, ни Олегу, который сейчас в воздухе, летит и не знает, что ему больше не нужно делать трудный выбор, мучиться, разрываться на части. Судьба освободила его и от нежеланного ребенка, и от нелюбимой жены. Страшной, непомерно высокой ценой. Минут через двадцать они приехали. – Все, моя хорошая. – Тамара ласково погладила Карину по плечу. – Не терзайтесь, вы ни в чем не виноваты. На все воля божья. – Она вытерла набежавшие слезы. – Надо собраться с силами, через несколько часов придется говорить с Олегом. И с Вадиком… – Ее голос сорвался, она остановилась на полуслове, дожидаясь, пока Карина покинет салон. «С Вадиком! – с неожиданной злостью подумала та, глядя, как «пятерка» разворачивается в узком проезде. – Он-то здесь при чем, ее Вадик?» Спотыкаясь, она поднялась по лестнице. Зашла в свою квартиру, в которой не бывала толком уже пять дней, с тех пор, как уехал Олег. Бесцельно побродила по гостиной, зашла в спальню. На глаза ей попалась лежащая на комоде зажигалка Олега, которую он забыл накануне отъезда. Рука машинально протянулась, чтоб спрятать ее, и застыла. Зачем прятать? Лели больше нет. Она ничего не увидит. Внезапно ее пронзила дикая, ужасная мысль. Что, если Леля все сделала нарочно? Она знала правду и решила самостоятельно свести счеты с жизнью. Как тот парень, о котором рассказывала Саша по пути в Суздаль. Карина мучительно попыталась воссоздать в памяти Лелино лицо, каким оно было в последние минуты ее жизни. Нет, не может быть! Там были лишь доверие и нежность – невероятно, чтобы она так смотрела на Карину, зная об обмане. Все, что случилось, – лишь страшная, нелепая случайность, но никак не Лелина месть им с Олегом. У Карины немного отлегло от сердца. Ей хотелось заплакать, но слез не было. Она легла, не расстилая постели, прямо на покрывало.