– Еще? – как-то неуверенно спросил бармен, указав на ее пустой стакан. – Наливай! – рявкнула ему Гончая. – Буду пить, пока не сдохну! – Для этого существует масса других, более быстрых способов. – Бармен оскалил в улыбке щербатые зубы, видимо, он уже не раз получал в табло, но стакан все-таки наполнил. – Я тебя раньше не видел? Вроде лицо знакомое. Гончая промолчала, но разговорчивого бармена это не остановило. – А ты клево поешь. Не то что Снежок, от ее скрипа уже уши вянут. Спой еще. – Я любовь свою оставлю у порога и небрежно улыбнусь в момент прощанья, – с фальшивой улыбкой выдала Гончая. Но дальше улыбаться было невозможно, потому… Потому что никогда дитя порока Не полюбит непорочное созданье. – Чё, мужик бросил? – предположил «догадливый» бармен. Он так и напрашивался на оплеуху, но Гончая почему-то не врезала ему, хотя сама не поняла почему. * * * Чем закончилась ее попойка, Гончая помнила плохо. Видимо, она все-таки надралась. Кажется, бармен ее куда-то тащил. Но не вышвырнул за порог и не трахнул, воспользовавшись ее беспомощным состоянием, так как проснулась она на застеленном дырявым половиком топчане и в одежде. Может быть, бармена оттолкнула ее зареванная пьяная рожа, но Гончей было на это плевать. Встав с топчана, она тут же зацепила ногой стоящий на полу железный таз, из которого жутко воняло, надо полагать, ее собственной блевотиной. Хорошо, хоть не перевернула его. Угол с топчаном загораживала болтающаяся на проволоке занавеска. Гончая отодвинула ее и снова оказалась в баре, только на этот раз по другую сторону стойки. Столики опять пустовали. Интересно, сюда вообще кто-нибудь заходит? Несмотря на отсутствие посетителей, давешний бармен с подбитым глазом что-то жарил на огромной сковороде, установленной поверх железной бочки, в которой горели дрова. От самодельной печи и сковороды исходил такой запах, что Гончую снова едва не вывернуло наизнанку. В отличие от нее бармен оказался более стойким к тошнотворным ароматам, и когда его «гостья» закашлялась, повернулся к ней и одарил почти приветливой улыбкой. Синяк под глазом поблек и стал едва заметен. Без синяка и с закрытым ртом парня даже можно было назвать симпатичным. Гончая подумала, что со своей опухшей рожей и гудящей головой выглядит не в пример хуже. – Болит? – Бармен выразительно постучал себя указательным пальцем по лбу. – А ведь я предупреждал. «Надо же, какой предупреждальщик выискался». – Не твое дело, – огрызнулась Гончая, хотя голова трещала, как заброшенные в бочку-печь горящие поленья. – Умывальник там, – бармен махнул куда-то вглубь своей подсобки. – Толчок, извини, общий и только на станции. Если хочешь, могу проводить. – Сама найду, – пробурчала Гончая, но сначала отправилась на поиски умывальника. Сполоснувшись холодной водой из железного рукомойника, она почувствовала себя чуть лучше. Совсем чуть-чуть, но все-таки лучше. Головная боль не прошла, мешки под глазами не разгладились, но тошнить ее перестало. Что ни говори, а бармен ее здорово выручил и вчера, и сегодня. А ведь ей даже нечем было заплатить за выпивку! С чего вдруг незнакомый парень стал о ней заботиться? Уж, наверное, не потому, что наслушался ее пьяных песен. С мокрыми руками и лицом – вытереться оказалось нечем, Гончая вернулась в бар. За время ее отсутствия там прибавилось народу. Столик в дальнем углу оккупировали трое, четвертый, крупный, широкоплечий мужик с наполовину обритой, наполовину коротко стриженной головой, о чем-то шептался с барменом. Гончая хотела пройти мимо, но мужик впился в нее пристальным взглядом и после непродолжительной паузы воскликнул: – Катана, ты, что ли? Под этим именем ее знали бригадиры третьяковских, и один из них сейчас стоял перед ней. – Я Коленвал! Не узнаешь, что ли? Он самый. Приглядевшись к бригадиру, Гончая медленно кивнула. – Это все из-за прикида, – Коленвал провел ладонью по своей странной прическе. – Решил вот имидж сменить, – выделил он интонацией звучное слово. Насколько Гончая помнила, Коленвал всегда испытывал тягу к редким или забытым словам, хотя и сам, как правило, не понимал их значения. – Давай, Катана, дернем за встречу. Ну-ка, кривой, плесни нам, что покрепче, – обратился он к бармену. Гончей совсем не хотелось пить – ее лишь недавно перестало мутить, но, перехватив осуждающий взгляд бармена, она решила не отказываться наперекор ему. – Я ведь теперь здесь обретаюсь, – опрокинув в себя стакан самогона, сообщил Гончей бригадир третьяковских. – Уже почти год как с Третьяковки перебрался. Бригада у меня своя, перед пацанами в уважухе. Ну, да ты знаешь. Около года назад между братвой с Китай-города и их соседями с Третьяковской вспыхнула жестокая и кровавая грызня. Выходит, Коленвал один из участников этой грызни. И не просто участник, а победитель, раз сумел отвоевать место на соседней станции. Хотя все могло сложиться и с точностью до наоборот. Например, он мог элементарно сбежать с Третьяковской, опасаясь мести подельников. Вообще-то Коленвал был человеком незлобным и крови старался избегать, что отличало его от совершенно безбашенных отморозков. Так что, по мнению Гончей, оба варианта были равновероятны. – С похмелья? – безошибочно определил бригадир, присмотревшись к своей старой знакомой. Он и сам был большим любителем выпить и в таком состоянии начинал почти каждый день, однако сегодня, как ни странно, выглядел трезвым. – А ты чего накидалась-то? Ты вроде это дело не очень. – Захотелось! – резко ответила Гончая. – Ладно-ладно, не заводись. Дело твое, – подозрительно быстро пошел на попятную Коленвал. – Лучше скажи: ты здесь по делу или так, случайно заскочила? «А по мне не видно?» – подумала Гончая. Но в отличие от Майки Коленвал не умел читать по лицу чужие мысли. – Я чего спрашиваю, – продолжал он. – Работа есть, как раз для тебя. По твоему профилю. Оплата приличная. Так что, если ты не занята… – Чего надо? – оборвала его Гончая. Коленвал стрельнул глазами в сторону оккупировавших дальний столик мужчин и, когда Гончая проследила за его взглядом, шепотом спросил: – Видишь тех двоих? Из трех человек, сидящих за одним столом, двое разительно отличались от третьего. Они выглядели старше, опрятнее и главное – чище. На лицах и руках и даже под ногтями не наблюдалось никаких следов грязи, что уже само по себе в метро являлось редкостью. Говорил только один из них, второй внимательно слушал, но оба держались так, будто были заодно. Гончая знала это наверняка, потому что тем, кто молчал, был тот самый брамин, умирающего коллегу которого она застрелила в перегоне между Белорусской и Краснопресненской. – Они ищут трех человек, – сообщил Коленвал. – Каких-то сталкеров. Давно уже, да все без толку. Вот они и обратились ко мне за помощью. А я как тебя увидел, сразу вспомнил: ты же в розыске сбежавших и пропавших лучший спец. Последние слова бригадир произнес с льстивой улыбкой. Но Коленвал не знал о Гончей того, что знал Стратег, да и тот вовсе не льстил. Если бы не эта улыбочка, которая так и сочилась иронией, Гончая, скорее всего, послала Коленвала с его заказом подальше. Но он позволил себе сомневаться в ней. А после потери Майки без этой веры у нее бы вообще ничего не осталось. Гончая присмотрелась к браминам и их собеседнику. – Кто это с ними? – Хмырь один, погоняло Сиплый, – Коленвал презрительно скривился. – Подвязался на работу, только, чую, кинуть хочет. Задаток возьмет, а ничего не сделает. Завалить какого-нибудь лоха, это запросто. А найти – не его уровень. – Ну, кинет и кинет. Тебе что за печаль? – Понимаешь, Катана, я тоже в доле, – откровенно признался бригадир. – И хочу долю за полный расчет получить. К тому же эти двое на лохов не похожи, а мне подставлять серьезных людей резона нет. Гончая продолжала разглядывать браминов, и Коленвал истолковал ее молчание как согласие. В общем-то, правильно истолковал. – Так чё, берешься? – обрадованно спросил он. Гончая кивнула. Может, привычное дело – работа, как его назвал Коленвал, поможет… нет, не забыть Майку (она будет помнить свою названую дочь, пока жива!), а хотя бы на какое-то время отвлечься от мрачных мыслей и заглушить разрывающую сердце тоску. – Пошли поговорим. * * * Утерев ладонью все еще мокрый лоб, Гончая вышла из-за стойки. Коленвал подобрал стоящую у его ног увесистую дубину, выструганную из какой-то коряги, и, опираясь на нее, неуклюже заковылял к компании за дальним столиком. При каждом шаге его неумолимо клонило в сторону, и Гончая подумала, что оскорбительная кличка «кривой», которой Коленвал наградил бармена, к нему самому подходит гораздо больше. Скорее всего, его хромота тоже была следствием конфликта годичной давности. Когда Гончая видела бригадира третьяковских в последний раз, он резво расхаживал на двух ногах и обходился без палки, а сейчас едва ли добрался бы пешком даже до соседней станции. Гончая подозрительно прищурилась. А не пускает ли Коленвал ей пыль в глаза, пришла неожиданная мысль. В рухнувшем мире, где положение любого человека определялось его способностью постоять за себя, бригадира-калеку живо сместили бы. Глазом бы не успел моргнуть, как потерял и престиж, и почет, и уважение. Так, может, нет у Коленвала никакой бригады, вот он и пытается поднять себе авторитет стараниями давней знакомой? Тем временем тот доковылял до расположившейся за столиком компании и бесцеремонно хлопнул по плечу собеседника браминов. – Сдристни отсюда. Тот обиженно вскочил на ноги, опрокинув стул. – А чё такое? У нас уже все на мази! Гончая окинула его цепким внимательным взглядом. Этого типа она видела впервые. На вид около тридцати, возможно, чуть старше. Одет в широкое не по размеру пальто, под которым удобно прятать оружие. Но судя по тому, как обвисли полы пальто, когда он поднимался из-за стола, серьезного оружия при себе парень не имел, разве что пистолет в кобуре или нож в пристегнутых к поясу ножнах. В отличие от Гончей Коленвал даже не взглянул на типа в пальто. – Сдристни, я сказал, – повторил он.