Мама целует ее в лоб, потом в щеки. Майка открывает глаза и видит перед собой женщину-кошку. Но та смотрит на нее точь-в-точь, как мама. – Тебе лучше? – спрашивает женщина-кошка и, когда Майка с благодарностью пожимает ей руку, объясняет собравшимся за столом мужчинам: – Дочь плохо переносит духоту. Мы, пожалуй, пойдем. В палатке действительно душно, но не так, чтобы от этого падать в обморок. Женщина-кошка врет игрокам, чтобы обезопасить Майку, чтобы те не узнали о ее способностях. – Куда?! – внезапно восклицает лысый ведущий. Он не нравится Майке так же, как не нравится сутулый человек, избивший ее сестру. – Раз выиграла – играй еще! Женщина-кошка обхватывает под столом Майкину руку. Ей нужно знать результат, чтобы правильно сделать ставку, но Майка не может ей помочь. Она так напугана калейдоскопом последних видений, что просто не в состоянии разглядеть положение выброшенных игральных костей. Сказать об этом нельзя – по условиям игры Майка немая, и она виновато жмет руку женщине-кошке. Но что это?! Женщина-кошка приняла этот жест за подсказку и поставила половину всех своих патронов на цифру два. Она ошиблась! Все за столом замирают. Майка тоже. Она дергает женщину-кошку за руку, чтобы привлечь внимание. Они смотрят друг другу в глаза, и к женщине-кошке приходит понимание. Она меняется в лице, хочет отменить ставку, но уже поздно. Ведущий останавливает ее повелительным жестом и выбрасывает кости. «Пожалуйста, пусть будет один-один!» – шепчет про себя Майка, глядя на катящиеся по столу игральные кубики. Первым останавливается черный. Один! Белый продолжает катиться. Майка слышит, как рядом тяжело дышит женщина-кошка. Она тоже следит за кубиком и все сильнее и сильнее сжимает под столом Майкину руку. Потом все звуки исчезают, как и боль в руке. Остается только переворачивающийся кубик. Еще переворот, еще… «Стой!» – кричит ему Майка. И кубик замирает, открыв взорам всех присутствующих грань с единственной черной точкой. Один-один! Установившаяся в палатке тишина взрывается криками и злобными ругательствами, но Майка их почти не слышит. У нее кружится голова, и очень трудно дышать. Надо бы выйти на воздух, там ей наверняка станет лучше. Но голова кружится все сильнее, и слабость такая, что она даже не может пошевелиться. * * * Встать из-за стола Майка не смогла, и Гончей снова пришлось взять ее на руки. На этот раз малышка не потеряла сознание, но «угадывание» результатов игры вымотало ее так, словно она целый день без еды и отдыха ворочала неподъемные камни. Хотя, кто знает, какие нагрузки ей приходится выдерживать в своем особенном состоянии. Может, это еще тяжелее. Выбравшись из палатки, Гончая отнесла девочку к краю платформы и осторожно положила на пол. Мешок с выигрышем, где позвякивали почти три с половиной сотни патронов, пристроила рядом. Местная публика не обратила на них внимания, тем более никто не предложил свою помощь, чему Гончая была только рада. В рухнувшем мире лишнее внимание почти всегда означало лишние хлопоты, а им обеим сейчас особенно следовало избегать лишнего внимания. Из туннеля, как обычно, тянуло сквозняком, и Майке на этом освежающем ветру сразу стало лучше. Лицо порозовело, затуманившийся взгляд приобрел осмысленное выражение. Девочка покрутила головой по сторонам и, убедившись, что они уже не в игровом притоне, спросила: – Мы выиграли? – Благодаря тебе, – Гончая похлопала набитый патронами мешок. Очко хоть и негодовал из-за своего проигрыша: рычал и брызгал слюной, но расплатился сполна. – Теперь ты сможешь купить паспорт? – Теперь… – Гончая не договорила. Из палатки Очко друг за другом вышли Сутулый и остальные игроки. Даже черноусый решил наконец прекратить игру или спустил все до последнего патрона, включая те, что вернула ему Гончая. – А ну-ка, пойдем. Майка легко поднялась на ноги, хотя только что лежала без сил (для ребенка, да и для взрослого, она поразительно быстро восстанавливалась), и последовала за своей спутницей. Нельзя было упускать момент, пока Очко оставался в своей палатке один. Разговор с ним не предназначался для чужих ушей, а в любую минуту в притон могли заявиться новые игроки. Гончая не стала тратить время и еще с порога объявила: – Я по делу. Очко хмуро взглянул на нее, но все понял правильно и махнул рукой заступившему дорогу охраннику. – Обожди снаружи. Ко мне никого не впускать, кроме… Ну, сам знаешь. Едва охранник скрылся за пологом палатки, Гончая выложила на игровой стол перед хозяином притона расписку ганзейского банка. – Это аванс, остальное при получении паспорта. – Э-э, нет, – злобно ощерился Очко. – Никаких авансов. Хочешь чистую ксиву, плати сразу. По непримиримой позе и вытаращенным глазам, было ясно, что спорить с ним бесполезно. Из-за своего недавнего проигрыша Очко уперся рогом и от своих слов не откажется. Гончая неохотно развязала мешок с выигрышем и отсыпала недостающую сумму. – Давно бы так, – взгляд шулера и изготовителя фальшивок сразу потеплел. В глазах даже промелькнуло что-то человеческое. – Завтра к вечеру сделаю. Что ж, надежный паспорт за час на коленке не нарисуешь. – Не вздумай меня кинуть. – Я таким делами не занимаюсь, – изобразил «натуральную» обиду Очко. Словно обыгрывал простаков в карты и кости исключительно честным путем. Патроны, оставшиеся у нее после визите к Очко, Гончая распихала по разным карманам. Она не чувствовала явной опасности, но всегда лучше иметь свободные руки. Особенно, когда находишься на станции, живущей по бандитским понятиям. Впрочем, в рухнувшем мире такими понятиями руководствовалось большинство его обитателей. Шагая по станционной платформе, Гончая привычно ощупывала взглядом разношерстную местную публику. Как на всех бандитских станциях, на Новокузнецкой хватало воров и мошенников. Наверняка встречались и убийцы. Но никто не пялился в их с Майкой сторону, хотя черноусый посетитель притона давно уже должен был разнести среди местных жителей весть о ее невероятном выигрыше. Да и о сутулом громиле с Белорусской тоже не следовало забывать. Кстати, о нем! – Майка, помнишь того высокого мужчину, который обращался к тебе? – спросила она у шагающей рядом девочки и, когда та кивнула, добавила: – Откуда ты его знаешь? – Он приходил к нам на Маяковскую, побил мою сестру, требовал, чтобы та отдала долг хозяину бара, которому ты выбила глаз. Что-то такое Гончая и ожидала услышать. – А тебе он что-нибудь сделал? – Она старалась говорить спокойно, но затвердевший голос выдал волнение. К тому же, несмотря на любые уловки, Майка всегда чувствовала перемену ее настроения. – Хотел. Но сестра сказала, что все отдаст, и он меня не тронул. – И не тронет. Даже если захочет, – заверила девочку Гончая и, чтобы поднять ей настроение, предложила: – Может, перекусим? Теперь есть на что. Майка просияла. – Давай. И еще можно чая, горячего? А то мне что-то холодно. – Чая обязательно. Гончая взяла девочку за руку и решительно направилась к бару, который украшала крупная вывеска «ВОДКА – ШАШЛЫК». Майка тоже взглянула на вывеску и неожиданно спросила: – Что там написано? – Что чай у них тоже есть, – вышла из положения Гончая. Несмотря на броскую вывеску, бар не представлял собой ничего особенного. Грязный, давно не мытый пол, на котором в шахматном порядке стояли пять круглых обеденных столиков. За двумя из них, беспрестанно размахивая руками и громко разговаривая, обедали пять человек. На месте раздачи стоял железный мангал, где жарились сомнительного вида мясные тушки. За ходом этого процесса наблюдал смуглый коренастый шашлычник в измазанном жиром и сажей фартуке. Рядом с мангалом Гончая заметила накрытый листом фанеры деревянный ящик, очевидно, используемый шашлычником в качестве стола раздачи, а за его спиной грубо сколоченный стеллаж, заполненный разнокалиберными пустыми бутылками. – Выпить, закусить? – поинтересовался шашлычник, глядя на вошедших. Гончая подумала, что ему нечасто доводилось видеть в своем заведении женщину с ребенком. Возможно, что и никогда. – Показывай, что есть, – потребовала она. При ближайшем рассмотрении заявленная на вывеске водка оказалась обыкновенным мутным самогоном, а шашлык – запеченными на решетке крысами. Правда, сам шашлычник, не моргнув глазом, заявил, что это морские свинки. Гончей приходилось есть и то и другое, и большой разницы между мясом крыс и морских свинок она не заметила. Разве что крысятина была пожестче и грубее, а вкус так вообще не отличался. Она повернулась к разглядывающей мангал Майке: – Будешь? Девочка втянула носом вьющийся над углями легкий дымок, насыщенный запахами жарящегося мяса, и кивнула. Гончую это не удивило. У жителей вечно голодной Маяковской любое мясо почиталось за деликатес, а Майка как-никак прожила там шесть лет, и ей не привыкать. – Два шашлыка, два чая, только нормального с ВДНХ, и пакет сушеных грибов с собой, – сделала заказ Гончая. – Есть нормальный чай-то? – Обижаешь! – гортанно воскликнул шашлычник. Чем-то он напоминал черноусого любителя азартных игр. – Все есть. Чай, водка. Хороший водка, сам делал. Надо? – Обойдусь, – отрезала Гончая. – Остальное давай. – Сейчас все будет, – заверил ее шашлычник, но не бросился выполнять заказ, а защелкал костяшками на счетах. Сколько помнила Гончая, на Новокузнецкой и смежной с ней станциях продавцы всегда брали плату вперед, иначе можно было вообще не увидеть своих денег. Таковы уж особенности местных нравов. Приняв плату, шашлычник расплылся в подобострастной улыбке, ловко снял с мангала две запеченные крысиные тушки и протянул покупательнице: – Кушай, дорогая. Отличный шашлык, пальчики оближешь. А чай и грибы сейчас принесу, – добавил он и исчез на кухне или в подсобке, вход в которую был занавешен куском брезента. На мгновение, когда шторка сдвинулась в сторону, Гончая что-то заметила в глубине подсобки. Неподвижно застывшие человеческие фигуры, висящая на крюках одежда или просто фикция, мираж? Если бы можно было рассмотреть получше. Но откинутая брезентовая занавеска тут же вернулась на место, отрезав от ее взора все, что находилось внутри. – Что там? Что ты увидела? – подала голос Майка, заметив ее волнение. – Ничего, все в порядке, – успокоила девочку Гончая. – Просто показалось. Давай уже есть, садись за стол. Скорее всего, ей действительно показалось. Переволновалась за Майку, вот и мерещится невесть что. Если рассудить здраво, что делать Сутулому в подсобке новокузнецкого бара, расположенного в четырех перегонах от его родной Белорусской? Какие у него могут быть общие дела с местным шашлычником? И все-таки лучше принять меры предосторожности. Только мертвецам нечего опасаться, а для живых осторожность никогда не бывает лишней. – Помнишь, как мы ночевали в туннеле? Пока Гончая размышляла об увиденном, Майка, оказывается, уже разломила на части крысиную тушку и сейчас с удовольствием обгладывала мелкие косточки. Ответить с полным ртом она не смогла и ограничилась простым кивком, после чего быстро прожевала находящееся во рту мясо и спросила: – Мы будем снова спать в туннеле? – Возможно, – уклончиво ответила Гончая. – Если не найдем укромного места. Ты как, выдержишь? Прежде чем ответить, Майка обдумала перспективы ночевки в туннеле (при этом у нее сделалось такое не по-детски серьезное лицо, что Гончая не смогла сдержать улыбку) и кивнула: – Если ты будешь со мной, выдержу.