– А о ком? Но Гончая уже и сама поняла, кого девочка имеет в виду. Ей сразу расхотелось шутить и смеяться. Потому что где-то под землей ворочалось и ползало, постепенно пожирая рухнувший мир, невообразимо огромное членистоногое чудовище, от которого не было спасения. – Ты опять видела червя? – осторожно спросила она у Майки. Та нахмурила свое бледное личико (гончая тут же пожалела, что задала свой вопрос, настолько страдальческий у Майки сделался вид) и ответила: – Сейчас нет, но я его чувствую. Он что-то ищет, и когда найдет… – Мы выберемся! – заверила девочку Гончая. – Обязательно выберемся. Сбежим от него, спрячемся где-нибудь. Обманем, наконец. Это же просто безмозглый червяк, пусть даже очень большой. – Нет, – тихо возразила Майка. – Не просто. Он не такой, как прочие монстры. «А ведь она права, – с ужасом подумала Гончая. – Червь не обычный монстр – он пожиратель! Пожиратель рухнувшего мира». * * * Майке снова пришлось изображать из себя немую и немного глуповатую дочь женщины-кошки, когда они вдвоем пошли за паспортом. В первый раз ей было ужасно страшно. А ну как все поймут, что она не такая? Потом стало даже интересно. И еще в голове постоянно вертелся вопрос: полюбила бы ее женщина-кошка, если бы она на самом деле не могла говорить, а только мычала и пускала изо рта слюни? Но спросить об этом Майка не решалась, да и не могла, ведь нужно было изображать повредившуюся умом немую. Женщина-кошка считала, что для них обеих так будет безопаснее. Она даже не стала выходить на платформу, чтобы не показываться на глаза жителям станции, поэтому всю прошлую ночь и остаток дня они провели в подвале, где были застрелены похитившие их бандиты. Майке совсем не хотелось ночевать там, хотя в подвале было сухо и довольно тепло. Гораздо теплее, чем в продуваемом сквозняками туннеле, где они с женщиной-кошкой заночевали в первый раз. Но сейчас ее не покидала мысль, что в любой момент пол подвала, а вместе с ним и сама Майка с женщиной-кошкой могут провалиться в пасть огромного подземного монстра, и чувство страха не позволило уснуть. На следующий день Майка чувствовала себя так плохо, что с трудом смогла подняться на ноги, но вовсе не из-за того, что всю ночь не сомкнула глаз. Ночь тут была совсем ни при чем. Поселившийся в душе страх лишил ее сил. Он, как тот гигантский червь, грыз ее изнутри, высасывая все соки и отравляя своим ядом. Перед тем как отправиться за паспортом, женщина-кошка досыта накормила Майку копченой свиной колбасой, которую нашла у бандитов, и напоила водой из фляжки. Обильная еда придала сил, но не избавила от страха и не подняла настроение. К тому же откуда-то появилось ощущение надвигающейся неотвратимой беды. Оно не было вызвано очередным видением – после того как Майка покинула палатку Очко, она больше ничего не видела. Но и без новых видений Майка чувствовала, что новая беда связана с ужасным подземным чудовищем. И вот она шагала по платформе (выбраться из подвала оказалось совсем не сложно, женщина-кошка запросто нашла ведущую наверх железную лестницу) и так же, как ее спутница, настороженно глазела по сторонам. Женщина-кошка подготовилась к любым неожиданностям. У нее под одеждой спрятаны два пистолета: свой и тот, который она забрала у главаря похитителей, и два бандитских ножа. Большое и тяжелое ружье она брать не стала, но не выбросила и не оставила в подвале, а аккуратно спрятала под лестницей, когда выбиралась на платформу. Она, как всегда, держалась настороже, хотя никто из замеченных Майкой людей не собирался на нее нападать. Они будто чувствовали силу женщины-кошки и сами уступали ей дорогу. Возле палатки, где вчера шла игра, никого не было. Женщину-кошку это насторожило, но она все-таки заглянула внутрь. Майка протиснулась следом. В палатке оказалось пусто. Так в первый момент решила Майка, но потом заметила за игровым столом неподвижную фигуру лысого человека и поняла свою ошибку. Он был взволнован и напуган не меньше Майки, хотя и пытался это скрыть. Отчего бы ему бояться? Он же не знал про червя. – Пришла? – обратился лысый к женщине-кошке, жестом приглашая зайти. Но женщина-кошка не спешила внутрь. – Ты один? – спросила она. – Один. – Сидящий за столом человек энергично кивнул. – Кому здесь еще быть? – Словно желая убедиться, что в палатке больше никого нет, он демонстративно огляделся. – Сделал? – задала новый вопрос женщина-кошка. Она не уточнила, что ее интересует, но и лысый человек, и Майка поняли, что речь идет о паспорте. – Как договаривались. – Лысый достал откуда-то плоскую книжечку и кинул на середину стола. Майка никогда не держала в руках ганзейский паспорт, да и никакой другой не держала. Но документ, который отобрали у женщины-кошки пограничники, и тот, который бросил им лысый, выглядели очень похоже. Во всяком случае, издалека. Видимо, женщина-кошка ожидала от лысого подвоха, иначе она бы не удивилась, увидев готовый паспорт. Наверное, поэтому и не спешила забирать. Прежде чем приблизиться, она опустила руку в карман, где спрятала один из пистолетов, и лишь после этого вошла. Ее взгляд был прикован к человеку за столом, но тот не двигался. Майка заметила каплю пота на его щеке. В палатке, конечно, не холодно, но и не настолько жарко, чтобы вспотеть. Женщине-кошке это тоже показалось странным. – Ты заболел? – поинтересовалась она. – Нет. С чего ты взяла? – Пот на щеке. Лысый на мгновение застыл, после чего вытер щеку. – Знобит что-то. Может, это действительно так. Даже, скорее всего, так, но почему тогда его лицо побледнело от страха, а руки на столе мелко дрожат. – А сказал, что… – начинает женщина-кошка. Больше она ничего не успела сказать. Стены палатки будто взлетели вверх, и внутрь ворвались серые люди. Майке они казались серыми, потому что одеты в одинаковые серые комбинезоны. И все трое набросились на женщину-кошку. Двое заламывали ей руки, она пыталась вырваться, но не смогла – слишком неравны силы. Женщина-кошка одна, а тех, кто на нее напал, трое. Ей все-таки удалось вытащить из кармана пистолет. Майка с надеждой смотрела на нее. Вот! Сейчас… Но чужие грубые руки накрепко вцепились в женщину-кошку, не давая ей поднять оружие, и выпущенная ею пуля вонзилась в пол. А потом третий мужчина вырвал у нее пистолет, схватил за волосы и ударил лицом об стол. Так сильно, что по столу разлетелись брызги крови. Майка оцепенела от страха. Все произошло настолько быстро – только что, кроме лысого, женщины-кошки и ее самой, в палатке никого не было, и вот уже здесь орудуют ворвавшиеся снаружи люди в серых комбинезонах, – что она даже не успела осознать случившееся. Лишь когда заметила кровь на лице женщины-кошки, до Майки наконец дошло – серые избивают ее названую мать! – Не трогайте маму! – крикнула она, забыв, что изображала немую, и вообще – обо всем, даже о гигантском черве. Со сжатыми кулачками Майка набросилась на предводителя серых – именно он ударил маму лицом об стол. Он крупнее остальных, такого же роста, но гораздо шире в плечах, с большой шишковатой головой и мускулистой шеей, такой короткой, что кажется, голова торчит сразу из плеч. Зато у него длинные и сильные руки, и он, отмахнувшись словно от назойливого комара или мухи, опрокинул Майку на пол. В падении она ударилась затылком о край стола. Это очень больно, гораздо больнее тех жалких толчков, которые она успела отвесить главарю серых. Он их, наверное, даже не почувствовал. Зато у Майки перед глазами вспыхнули искры, не красные или желтые, какие взлетают над пламенем костра, совсем черные. Они застилали глаза, а Майка очень хотела понять и разобраться, что же происходит! И главное ей все же удалось увидеть. Вот предводитель серых поднял за волосы женщину-кошку и прошептал ей в ухо: – Ну, здравствуй, красавица. Наверное, уже забыла меня. А я все помню. Каждую родинку, каждый волосок на твоей нежной коже. И каждый рубец на спине. Он старался говорить с нежностью. Но от этой «нежности» Майку пробирал озноб. А потом кружащие перед глазами черные искры погасли окончательно, и она увидела разбитое лицо своей названой матери. Таких лиц ей еще видеть не приходилось. На нем отразились ужас, изумление и жгучая ненависть. Глава 15 За светлое будущее Стратег проигнорировал стул и уселся прямо на стол. Видимо, решил, что таким образом общение будет более доверительным. Одной ногой он упирался в пол, а другой покачивал в воздухе. Эта его болтающаяся нога раздражала Гончую даже больше его слов. Стратег был трезв. Во всяком случае, спиртным от него не пахло. А вот Гончая бы с удовольствием надралась. Но выпить ей никто не предлагал. Приходилось терпеть. Терпеть и слушать. – За кого ты меня принимаешь? Я, наоборот, велел обойтись без лишнего рукоприкладства. Вот если бы ты стала сопротивляться… А ты, кстати, стала: вытащила пистолет, начала стрелять! Так что разбитое лицо – это его личная инициатива. Пока Стратег говорил все это, его нога успела качнуться двенадцать раз: шесть раз в сторону сидящей напротив Гончей и столько же в противоположную. Она сидела на табурете, который привинчен к полу, потому что находилась в допросной. Стол предназначался для следователя, только самого следователя нет, да и Стратег расположился не за столом, а на нем, и на допрос это вовсе не похоже. Но ведь не для того, чтобы потравить свои байки, он приказал схватить ее и притащить сюда. Стратег заметил, куда направлен взгляд его слушательницы, замолчал и перестал болтать ногой. Однако стоило ему снова заговорить, и его нога, обутая в утепленный ботинок довоенной поры, вновь начала раскачиваться туда-сюда. У Стратега была хорошая обувь, как и все вещи, которые он носил, но Гончую в первую очередь интересовали ботинки. За два десятилетия их кожа должна была высохнуть и растрескаться, но этого не произошло. Стратег следил за своей обувью: чистил, смазывал (сам или нет – не имеет значения) и регулярно менял. А если у него есть возможность менять обувь и переодеваться, значит, разрушенный червем бункер – не единственное его убежище. Где-то в метро имеется другой или другие подобные объекты. Стратегу было наплевать, о чем она думает. Он торопился высказаться. – Не так уж сильно тебе и досталось. Нос не сломан, все зубы на месте, да и разбитые губы уже подживают. Это верно – зубы и все лицевые кости целы. Но не потому, что тот, кто ударил ее лицом об стол, пощадил свою пленницу. Он-то как раз собирался раздробить ей нос. Просто она успела в последний момент повернуть голову, поэтому пострадали только щека и губы. – Ударив тебя, он, конечно, перестарался, и будет за это наказан. Но его вполне можно понять. Он ведь зол на тебя не меньше, чем ты на него. А может, и больше. Ты ведь оставила его с носом, когда сбежала. «А он меня – с отбитыми внутренностями, гноящимися ожогами и исполосованной спиной!» Гончая с трудом сдержалась, чтобы не выкрикнуть это вслух. Наверняка именно этого Стратег и добивался. Он специально тянул паузу, чтобы дать ей возможность ответить, а когда реакции не последовало, продолжил: – Другой вопрос, почему я скрыл от тебя, что он жив. Только не говори мне, что тебя это не интересует. Гончей это было действительно не интересно. Как только она поняла, что мучивший ее палач работает на Стратега, ей сразу стало все ясно. Но она терпеливо выслушала ложь, которую он озвучил. – Я сделал это ради тебя. Да-да, ради тебя! Как бы странно это ни звучало. Вот что произошло, если бы ты узнала правду? Ты бы полезла на Лубянку, чтобы прикончить своего мучителя. Это и прежде было форменным самоубийством, а после того, как на тебя объявили охоту по всей Красной Линии, тем более. Никому бы ты не отомстила, а сама попалась. Если бы тебя не застрелили при аресте, то снова отдали тому же следователю. И на этот раз он бы не позволил тебе сбежать. Мне такая перспектива совсем не понравилась, поэтому я и солгал тебе насчет его смерти. – Пожалел? – Гончая все-таки заговорила. Сколько уже можно молчать? Стратег этого не оценил или сделал вид, что не заметил. – Да, пожалел. Хотя ты мне и не веришь. «Не меня ты пожалел, а хорошую ищейку, приносящую тебе лакомые куски. И еще прикормленного зверя, загрызающего по твоей указке неугодных людей». – Ладно, хватит воспоминаний. Чего тебе от меня на этот раз надо?