– В чем? – Убить червя, разумеется. Сейчас нет ничего важнее. «Оставь мою дочь в покое!» – хотела сказать Гончая, но Майка ее опередила. – Ты, правда, думаешь, что червя можно победить? – С твоей помощью нам это удастся. Майка по-взрослому задумалась, как, наверное, умела только она, ее лицо становилось не по-детски серьезным, и кивнула. – Хорошо, я помогу. Стратег тоже кивнул. – Спасибо. Без тебя нам никак не обойтись. – Потом присел на корточки возле Майки и, понизив голос до шепота, спросил: – А ты знаешь, можешь сказать, где червь сейчас находится? Хотя бы далеко отсюда? – Я не знаю, – призналась Майка. – Я боюсь думать о нем, боюсь представлять. Хотя, мне кажется, он этого хочет. Стратег еще несколько секунд смотрел девочке в глаза, выжидая, не добавит ли еще чего-нибудь. «Глупец, – подумала Гончая. – Он так и не понял, что Майка всегда говорит правду». Не дождавшись продолжения, он выпрямился и сказал: – Всем, кто еще не знаком, представляю нашего доктора. Сейчас пройдите с ним, он покажет дорогу, и до ужина можете отдохнуть. А мне нужно решить еще несколько вопросов, позже я к вам присоединюсь. – В подвал? – нахмурился Док. – Но там очень тесно и даже некуда присесть. Только пара ящиков и подвесной гамак. – Как-нибудь разместитесь, это ненадолго, – отмахнулся от него Стратег. Кивнув Палачу, чтобы тот следовал за ним, он собрался уйти, но Гончая преградила ему дорогу, подняв на уровень лица закованные руки. Однако смутить Стратега, на что она втайне надеялась, не удалось. – Можешь снять, мы же в одной команде, – как ни в чем не бывало заявил он. «Мы никогда не будем в одной команде!» – подумала Гончая, но вслух этого не сказала. * * * Часы Гончая никогда не носила – в бою и драках они были бесполезны, и на бегу с препятствиями (по-другому в метро не бегали) только мешали, однако могла поспорить на что угодно, что прошло не менее двух часов, как они дожидаются Стратега, сидя в подвале. На Стратега Гончей было плевать, с удовольствием не видела бы его еще лет двадцать. Удивляло другое – что она сама два часа здесь делает? Почему до сих пор не сбежала? Сейчас, когда она нашла Майку, самое время было это сделать. Тем более что Стратег с Палачом куда-то исчезли по своим делам, а ни Левша, одноглазый напарник Палача, ни тем более Док с брамином-геофизиком не смогут ее остановить. Но что делать дальше? Из этой подвальной каморки они с Майкой выберутся. Предположим, даже сбегут со станции – это нелегко (с Красной Линии сбежать непросто), но возможно. А потом? На этот вопрос у Гончей не было ответа. Нет, ответ был, даже несколько, но ни один из них ее не устраивал. Снова скитаться? Сделать фальшивый паспорт или воспользоваться одним из имеющихся? Но сколько это продлится? Рано или поздно их с Майкой выследят ищейки Стратега, как это уже сделал Палач. Или сбудется предсказание брамина, и до Майки доберется гигантский червь. И неизвестно, что произойдет раньше. Им придется жить в постоянном страхе. Это будет уже не жизнь, а пытка. Майка ее не выдержит. Вообще сбежать из метро на поверхность, где их не достанут люди Стратега? Что они при этом выиграют? Если не станут добычей червя или наземных хищников, то сдохнут в какой-нибудь радиоактивной пустыне. Советую тебе, девочка, смириться с неизбежным и принять его… Хотя это и нелегко, принять собственную гибель. Эти слова неведомого собеседника Гончая услышала в концлагере Рейха, когда вместе с Майкой дожидалась своей участи. Голос произнес их, обращаясь к Майке, но Гончая подумала, что в нынешней ситуации ей, возможно, стоит принять их на свой счет. Наверное, поэтому и вспомнилось ей. Она так и не узнала, кто был тем невидимым собеседником: живой человек или призрак одного из замученных людей. Он назвал себя Обреченным и еще добавил, что все ныне живущие обречены на мучительную гибель. И бледные черви будут грызть разлагающиеся трупы! А это еще откуда? Ах, да. Так кричала сумасшедшая на Пушкинской, прежде чем штурмовики застрелили ее. Но не только это, женщина кричала что-то еще… Зверь уже здесь! Я слышу его дыхание! Слышу, как он выбирается из-под земли! Гончей стало нехорошо. Даже тошнота подступила к горлу, и свет перед глазами померк. Придет тьма! И падет на ваши головы! Нет, надо бежать отсюда. Бежать и поскорее! Никаких сомнений! Но как это сделать без Майкиного согласия, а согласится ли она удрать после того, как пообещала Стратегу свою помощь? Гончая взглянула на прикорнувшую рядом девочку, но не решилась ее разбудить. Во-первых, Майка только что уснула. А во-вторых (и это было самое главное!), она боялась разочаровать только что обретенную дочь своим предложением, потому что догадывалась, как та на него отреагирует. Бегство – не всегда способ выжить, иногда это просто трусость. Внутренняя борьба с самой собой никак не отражалась на лице Гончей. Даже сверхпроницательный Стратег не догадался бы, какие вихри бушуют в ее голове. А вот док не умел скрывать свои эмоции. – Скоро ужин, – заметил он, ни к кому не обращаясь, хотя и так было ясно, что имелось в виду. Ему и не ответили. Брамин-геофизик с головой погрузился в собственные записи, одноглазый дремал, привалившись к стене, Майка по-прежнему сладко спала, свернувшись в гамаке у Гончей под боком. «У мамы под боком», – поправилась она. Ощущать себя мамой было непривычно и чертовски приятно. Гончая даже улыбнулась. Док по-своему истолковал ее улыбку. – Здесь вам не Рейх, госпожа Валькирия! – сердито сказал он. – У красных все по расписанию. Опоздал на ужин – ходи голодным. – А они уже поставили вас на довольствие? – лениво спросила Гончая. Зря спросила. Дока словно прорвало. – Довольствие?! – с визгом воскликнул он, словно она его в чем-то обвинила. – Да вы хоть знаете, что за дрянь нам здесь приходилось есть?! У нас в Рейхе собак лучше кормят! Я нисколько не преувеличиваю! Красные и сами жрут, как скоты, и других… – Скоты, говоришь? – оборвал дока скрипучий голос. Одноглазый как раз сидел лицом к доку, а Гончая и не заметила, когда он успел проснуться. Хотя, может, он и не спал, а лишь притворялся, прищурив свой единственный глаз. Как бы там ни было, он разобрал последние слова дока. – А ты, значит, не скот? – одноглазый легко поднялся на ноги и двинулся на доктора. Контузия и ранение не лишили его сил, в чем убедилась Гончая, наблюдая, как он качает приводные рычаги дрезины наравне с Палачом. – Конечно, не скот. Ты же из Рейха, сука! С этими словами одноглазый выбросил вперед кулак (правый, вопреки своему прозвищу) и впечатал его в физиономию дока. Тот не потерял сознание, хотя выбери одноглазый точкой удара подбородок, это бы наверняка случилось, но все его лицо залило кровью, которая брызнула и из разбитого носа, и из расквашенных губ. Каким-то образом кровь попала доку даже на лоб и на волосы. Док не заголосил лишь потому, что от боли потерял дар речи. Гончую не раз били по лицу, и она догадывалась, что доктор сейчас чувствует. Он лишь моргал и очумело пялился на своего обидчика. – Моя бы воля, я бы вас всех, суки, спалил вместе с вашим поганым Рейхом, – признался одноглазый и замахнулся снова. Док в ужасе отшатнулся, но лишь споткнулся об ящик, на котором сидел, и упал на него. В последний момент одноглазый передумал и смазал барахтающегося на ящике доктора раскрытой ладонью по уху. Хорошо смазал. От такого удара вполне могла лопнуть барабанная перепонка. У дока, видимо, наступил шок. Только поэтому он не заголосил на весь подвал, а лишь клацал зубами. Наблюдатели тоже молчали: брамин изумленно, Гончая заинтересованно. – Мама, он же его убьет, – пискнула проснувшаяся Майка. – Не убьет. – Гончая оценивающе прищурилась. Судя по расчетливости ударов, одноглазый не ставил такой задачи. – Все равно! Останови его! «А стоит ли?» – подумала Гончая. Док так старательно создавал для себя комфортные условия существования. Даже убил для этого человека ее руками. Теперь для разнообразия узнает, каково жить в метро вне зоны комфорта. Но Гончая заметила, как доктор смотрел на Майку на платформе. Если бы она не знала дока раньше, то решила, что тот смотрит на девочку с уважением. И он привел ее туда вопреки запрету Стратега. Выходит, вмешаться все-таки стоило. Чтобы не терять времени, Гончая выхватила из кармана собственные наручники. Когда-то давно она училась сбивать камнями консервные банки. Это был первый навык девчонки, со временем превратившейся в Гончую. Она поставила в неосвещенном туннеле три жестяных банки за пять, десять и пятнадцать шпал от себя. Первую было видно хорошо, вторую плохо, третью не видно совсем. Первую банку она сбила почти сразу, со второй провозилась немногим дольше, третья загремела по шпалам лишь к вечеру. На второй день она сбивала первые две банки первым броском, а в третью попадала с четвертого на пятый раз. Зато на пятый день непрерывных тренировок (кожа на ладонях почернела от грязи и покрылась царапинами от острых камней) банки слетали с места после каждого броска. Сейчас Гончую отделяли от затылка одноглазого каких-то шесть шагов. Она просто не могла промахнуться. А прикончить Левшу нетрудно, увесистые стальные наручники вполне годились для того, чтобы проломить ему череп, но пока это не входило в ее планы. Гончая коротко свистнула, но тут же вспомнила, что это бесполезно – человек все равно ее не слышит, и метнула наручники. Они треснули его по макушке – этакий хороший подзатыльник, отвешенный железной рукой. От сильного удара одноглазый повалился вперед и остался лежать неподвижно. – Вы убили его, – объявил доктор. Он забился в угол и оттуда взирал на тело своего обидчика. «Только этого не хватало!» – испугалась Гончая. Выпрыгнув из гамака, она подбежала к Левше. Кровь выступила на затылке, но не так уж много – наручники содрали кожу. Зато голова цела. Гончая прикоснулась к шее поверженного противника. Под кожей бился устойчивый пульс. Она облегченно выдохнула. Всего лишь нокаут, может, еще сотрясение мозга. Док явно поторопился с выводами. Гончая подобрала с пола наручники, подвинула ближе деревянный ящик и приковала запястье одноглазого к его ручке. – Так он жив? – догадался док. Гончая пожала плечами. – Вынуждена вас огорчить. – Но этот человек опасен. Вы же видели, что он со мной сделал. Лучше… – Прикончить его? – перебила доктора Гончая. – Тогда сделайте это сами. И советую поспешить, он скоро очнется. Док замотал головой, сначала медленно, потом быстрее.