– Давайте, док, не стойте столбом! Если не можете помочь раненому, берите в руки лопату или кайло и расчищайте пути! Остальные мужчины уже стучали инструментами, выкорчевывая из земли мешающие проезду шпалы. Рядом на насыпи лежало тело застреленного дяди брамина. Никто не потрудился его похоронить или хотя бы убрать. Тело только оттащили в сторону, чтобы не спотыкаться об него во время работы. * * * Выглянувшее из-за горизонта солнце залило все вокруг отвратительным багровым светом. «Не все, – поправила себя Гончая. – Только снег». Покосившиеся столбы, полуразрушенные здания, мимо которых проезжала вновь набравшая ход дрезина, бесхозные железнодорожные вагоны и ржавые скелеты утонувших в сугробах автомобилей остались такими же темными, что и до рассвета. Но сами сугробы в лучах восходящего солнца приобрели цвет пролившейся крови. Гончую передернуло. Разве по утрам снег становится кровавым? Разве рассвет всегда выглядит так отвратительно и мерзко? Из своего полузабытого детства она не помнила ничего подобного. Вместо простирающейся во всех направлениях «окровавленной» жути, напоминающей выпущенные, дымящиеся потроха, память подсовывала совсем другие картины: бодрый солнечный луч, пробивающийся сквозь умытую весенним дождем листву, или пляшущие в солнечном свете искрящиеся снежинки. Гончая даже вспомнила, как однажды на какой-то новогодний утренник мать и ее нарядила в костюм снежинки. Глупо конечно, но, несмотря на бессмысленность представления и непрактичность идиотского костюма, ей тогда было весело, а сейчас… А сейчас хочется выть от боли, а еще закрыть глаза и вновь оказаться на том детском празднике. Но все праздники закончились вместе с рухнувшим миром. Давно и навсегда. Гончая опустила глаза на Майку, которая, пристроившись на краю инструментального ящика рядом с Шерифом, держала в своих маленьких ручонках его широкую ладонь. Шериф потерял сознание, пока Гончая тащила его к ожидающей на путях дрезине, возможно, это произошло, как только она взвалила его себе на плечи, и с тех пор не приходил в себя. Но благодаря препаратам доктора, Майкиному участию или еще чему-то, он был еще жив! Хотя с двумя осколками в животе (не считая прошедшего навылет третьего!) давно уже должен был умереть. Док поначалу даже не хотел его перевязывать и сделал это только после того, как Майка его об этом попросила. Ну, и выразительный взгляд Гончей тоже сыграл не последнюю роль. Заткнув марлевыми тампонами раны и наложив бинты, доктор устроился в самом теплом месте кабины, возле двигателя, и оттуда с любопытством наблюдал за Шерифом. Прежде здесь сидел Стратег, который сейчас маячил за спиной одноглазого машиниста и периодически нервно поглядывал вперед сквозь лобовое стекло. – Что вы там разглядываете, очередную засаду красных? – Гончая запоздало отметила, что вновь обратилась к Стратегу на «вы», но сейчас ей было все равно. – Нет больше никаких засад, – ответил тот и обернулся к Палачу за подтверждением. Так и не получив от того ответа, Стратег снова уставился в стекло, на котором после недавнего обстрела дрезины появились две пулевые пробоины. Хорошо, что только две. Еще пары попаданий стекло бы наверняка не выдержало и раскололось вдребезги. В открытой кабине было так же холодно, как и снаружи, а врывающийся внутрь встречный ветер превратил бы езду в настоящую пытку. – Долго еще добираться? – спросил у одноглазого Стратег и, сообразив, что тот его не слышит, переадресовал свой вопрос Палачу. Тот неопределенно пожал плечами. – Час или два. В зависимости от того, насколько сильно завалены снегом пути. Прошлый раз разведчики почти шесть часов добирались. В одном месте таких сугробов намело, что им пришлось вручную лопатами путь расчищать. Вот и провозились. – Когда это было? – Недели три… девятнадцать дней назад, – поправился Палач. – И больше туда никто не ездил? – Контрольные проверки по графику раз в месяц. При осмотре ничего подозрительного не обнаружили, так что… – Груз тоже осматривали? – не дослушав ответ, перебил Стратег. Палач энергично кивнул. – А как же! Левша лично осматривал. Он какой-то хитрый «сюрприз» установил, теперь никому другому замок не открыть. Новых вопросов не последовало, а по хмурому лицу Стратега Гончая так и не поняла, доволен он последним ответом или нет. Гуляющий по кабине морозный ветер проникал даже под его застегнутую до подбородка меховую куртку. Стратег зябко поежился, а может, он таким образом выразил Палачу свое неодобрение. В этот момент дрезину ощутимо тряхнуло на стыке железнодорожных рельсов, и отшатнувшийся в сторону Стратег больно ударился ногой об оказавшийся у него на пути вещмешок. Это был вещмешок брамина с каким-то научным прибором, Гончая забыла его название, единственное, что осталось от застреленного снайпером геофизика. Стратег выругался и пнул вещмешок. За то, чтобы отыскать на поверхности и доставить этот прибор в метро, двое сталкеров заплатили своими жизнями, но Стратег уже давно об этом забыл. Ушибленная нога для него, несомненно, была важнее. – Зачем мы везем с собой сейсмограф? – спросил он, потирая место ушиба. – Все равно никто, кроме брамина, не умеет им пользоваться. Гончая кивнула: – Ага. Надо было подсказать снайперу, чтобы застрелил кого-нибудь другого. Стратег бросил на нее сердитый взгляд и продолжил растирать ушибленную ногу. – Если бы знать, что ученый погибнет еще в пути, мы могли не тратить время на поиски бесполезного сейсмографа и выехать намного раньше. – Даже пристрелить брамина заранее, а не везти с собой, – подсказала ему Гончая. – Вот только тогда снайпер с башни действительно мог хлопнуть кого-то другого. Например… – Не каркай! – оборвал ее Стратег. Гончая замолчала. Но не окрик Стратега заставил ее это сделать, а умоляющий взгляд Майки. Какое-то время все ехали молча, а потом внезапно налетевший ветер и вовсе сделал невозможными дальнейшие разговоры. Сидящая рядом с Шерифом Майка стала все чаще поглядывать на небо, где как-то уж подозрительно быстро скопились густые низкие тучи. Вскоре они заполнили все небо, засосав в трясину облаков ослабевшее за долгую зиму солнце. Вокруг стало даже темнее, чем на рассвете, зато снег потерял свой кровавый оттенок, от которого Гончую выворачивало наизнанку. Ее комбинезон, который она натянула перед выходом на поверхность, покрылся инеем, но не побелел, а приобрел какой-то грязный, пепельный цвет. По-видимому, они отъехали уже достаточно далеко от мертвого города. Руины уничтоженной ядерной войной цивилизации попадались на глаза все реже, а в основном вдоль железнодорожного полотна тянулся совершенно дикий пейзаж, состоящий из заснеженных невысоких холмов, напоминающих шрамы оврагов, топких болот с полыньями открытой воды, над которыми даже зимой клубился густой туман или ядовитые испарения, и замерзших речушек. Вряд ли это было так, но Гончей показалось, что снега здесь больше, чем в покинутой Москве и пригороде. Все чаще дрезине приходилось преодолевать снежные заносы, но специально сооруженный для этой цели клиновидный отвал пока еще разбивал выросшие на путях сугробы, позволяя двигаться дальше. Всякий раз, когда это происходило, разлетающийся снег облеплял лобовое стекло кабины, и одноглазому машинисту приходилось высовываться наружу и счищать снег специальной щеткой на длинной деревянной ручке. Палачу, с его по-обезьяньи длинными руками, делать это было бы намного проще, но он неотрывно следил за окружающей обстановкой, не выпуская из рук своего пулемета. Гончая тоже не забывала смотреть по сторонам, но с тех пор, как они выехали из Москвы, не заметила ни следов хищников, ни иных признаков каких-либо живых существ. Жизнь вдоль железной дороги будто вымерла. Возможно, причина была в глубоком снеге и ненастной погоде, но Гончей в это не верилось. Пожиратель рухнувшего мира… питается самой жизнью. Гончая вздрогнула, словно от удара. Да это и был удар, потому что по всему телу разлилась боль. Она не хотела вспоминать о преследующем Майку подземном монстре. Старалась не думать о нем. Но это оказалось невозможно. Где бы ни находилось сейчас чудовище, оно охотилось за Майкой. И Гончая знала, что его охота не прекратится, пока монстр не доберется до ее дочери. – Под…ез…аем, – прорвался сквозь завывание ветра скрипучий голос одноглазого. «Подъезжаем», – перевела его невнятное бормотание Гончая. Она мгновенно вскочила на ноги. С обеих сторон железнодорожной колеи возвышались занесенные снегом пассажирские платформы, над которыми нависала решетчатая металлическая конструкция, напоминающая дочиста обглоданный скелет неведомого исполина. Место выглядело зловеще, а затянутое низкими тучами небо и пронизывающий до костей ветер еще и усиливали это впечатление. Приглядевшись, Гончая узнала в переплетении железных балок над головой переходной мост, соединяющий между собой параллельные платформы. На одной из них среди сугробов и обломков обвалившегося навеса для пассажиров торчали покосившиеся столбы с запорошенной снегом, стершейся от времени металлической табличкой. «…берцы-1», – разобрала Гончая под слоем ржавчины. Она невольно перевела взгляд на свои шнурованные ботинки. Кажется, так называлась одна из подмосковных железнодорожных станций. Но какое она имела отношение к армейским берцам, так и не смогла вспомнить, как ни старалась. Глава 18 Волны огня Несмотря на сделанное объявление, одноглазый не затормозил, а, напротив, прибавил газу. Разогнавшаяся дрезина нырнула под переходной мост и свернула по стрелке на уходящий в сторону путь. Для одноглазого машиниста, Палача и Стратега это, похоже, не стало неожиданностью. Оставшиеся позади пассажирские платформы вскоре скрылись за поворотом железной дороги. Дрезина преодолела еще несколько стрелок, но одноглазый все так же уверенно гнал ее вперед, нисколько не заботясь, что может свернуть не туда. По-видимому, он уже не раз ездил этим маршрутом и знал, что все стрелки выставлены в правильном положении. Гончая изрядно продрогла, наблюдая за тем, куда они едут, когда впереди показалось какое-то подобие отгороженного бетонными плитами железнодорожного тупика или запасного пути на узловой станции, где стоял почти полностью занесенный снегом одинокий товарный вагон. Гончая затруднилась определить его цвет, зато хорошо рассмотрела, что в вагоне нет окон. Входных дверей она тоже не заметила. Больше всего вагон напоминал запечатанную со всех сторон стальную коробку. Но именно этот поставленный на колеса железный ящик, судя по всему, и был конечной точкой затянувшегося пути. Стратег с Палачом переглянулись, а одноглазый сбросил скорость, а затем и вовсе остановил дрезину. – Все в порядке? – непонятно у кого спросил Стратег, потом вытащил свой бинокль и принялся осматривать подступы к вагону. – Похоже, никто не подходил. Давай! – Он хлопнул по плечу одноглазого, и тот подогнал дрезину почти вплотную к заснеженному вагону. Странно, вблизи он выглядел совсем не так, как должен. Краска выгорела на солнце и облупилась, но Гончая почти не заметила на вагоне следов ржавчины, хотя за двадцать послевоенных лет он должен был проржаветь насквозь. Похоже, его изготовили из какой-то сверхпрочной стали. «А может, это броня?» – озадачила ее неожиданная мысль. То, что этот вагон особенный, можно было не сомневаться. Ради обыкновенного вагона Стратег бы не полез на поверхность, тем более не отправился бы на дрезине в многочасовой путь. Но если так, как этот вагон или его содержимое связано с гигантским червем? – Не будем терять времени, – сказал Стратег. – Приступайте. Последний приказ понял только Палач. Он развернул к себе одноглазого и принялся знаками ему что-то объяснять, периодически показывая на таинственный вагон и набитый проводами ящик в кабине дрезины. Потом они оба выбрались наружу, причем одноглазый прихватил с собой ящик, а Палач, помимо пулемета, еще и железный лом. Они остановились напротив того места, где в вагоне располагалась входная дверь. Самой двери Гончая не видела, но как-то же можно было попасть внутрь. Одноглазый повозился с кусачками и уступил свое место Палачу. – Снял растяжку, сейчас откроют, – прокомментировал его действия Стратег. – Растяжку? – повторила за ним Гончая. – Что там внутри? * * * – Что там внутри? – спросила мама. Но Майке не нужно было спрашивать, она и так знала. Давно знала. Это был вагон из ее видений. Тот самый, который она однажды нарисовала, а потом разглядывала вместе с сестрой, когда та еще была жива. И люди в черных масках на том рисунке. Все они были здесь: Палач, Левша, Стратег с двумя своими охранниками, доктор, раненый дядя Шериф и прежде пугавшая Майку женщина, ставшая для нее родной матерью.