«Я бегу, милая!» – мысленно крикнула Гончая, надеясь услышать в ответ голос дочери. И она его услышала. Мама! Спаси меня! Червь совсем близко! * * * Приближения гигантского червя Гончая не заметила – на это была способна только Майка, зато обнаружила, что вагон с авиационными бомбами, где Стратег запер девочку, находится чертовски далеко. Видимо, пока она валялась без сознания, дрезину отогнали от вагона. Гончая на глаз прикинула расстояние. Видно было плохо. Окружающие предметы расплывались перед глазами, хотя на ней не было противогаза. Может, это из-за налипшего на лицо снега? Гончая промокнула рукавом глаза и мокрый лоб, но лучше от этого не стало. Если она не ошиблась, до вагона было почти в два раза дальше, чем до недостроенной высотки, где находилась огневая позиция снайпера. В два раза дальше! Да еще по глубокому снегу! Однако снег на путях оказался не таким глубоким, как можно было предположить. Ноги на бегу проваливались в него лишь по щиколотку, а кое-где из-под снега даже проглядывали железнодорожные шпалы. Очень странно, когда они ехали на дрезине, Гончая не заметила никаких шпал. Зато она хорошо помнила, что почти на всем протяжении пути дрезина разгребала снег своим носовым плугом. «Значит, его стало меньше», – пришла неожиданная мысль. Гончая решила, что подумает об исчезающем снеге позже, когда вытащит Майку. Кроме спасения дочери, все остальное сейчас не имело значения. Сзади раздалась пулеметная очередь. Не оборачиваясь, Гончая прыгнула вправо, снежные сугробы с правой стороны казались выше, перелетела через них и… покатилась по голой земле. Однако! Пулемет стучал еще, наверное, минуту, пока не заткнулся. Гончей показалось, что прошла целая вечность. Не иначе Палач, или кто там стоял за пулеметом, решил расстрелять сразу целую ленту. Но все пули пролетели мимо, причем довольно далеко, Гончая даже не услышала их свиста. Когда пулемет наконец замолчал, она приподнялась на руках (земля под ладонями оказалась сухой и неожиданно теплой, почти горячей!) и выглянула из-за насыпи. Нужно было понять, что замыслил Стратег с остальными. Больше всего Гончая опасалась преследования. Как бы быстро она ни бегала, от дрезины ей не уйти. Но дрезины на месте не оказалось. Во всяком случае, Гончая ее не заметила. На месте, где стояла дрезина (где она должна была стоять!), клубилась какая-то сероватая дымка, вроде тумана. Возможно, это и был туман, но не молочно-белого, а какого-то пепельного цвета. Гончая посмотрела в другую сторону, где остался вагон с бомбами, но и его поглотил тот же грязно-серый туман. Он был повсюду! Клубился над железнодорожными путями, над обнажившейся землей и над тающими прямо на глазах сугробами внезапно почерневшего снега. Мама, скорее! Мама! Гончая вскочила на ноги и, рассекая клубы наползающего со всех сторон тумана, бросилась к дочери. Никогда в жизни она еще так не бегала, даже когда бандиты с Третьяковской стреляли ей в спину. При каждом вдохе саднило в горле, словно она подавилась куском наждачки. А когда Гончая взглянула на свои руки и увидела на них вздувшиеся пузыри, то поняла, что обожгла ладони. Значит, пока она осматривалась по сторонам, земля раскалилась настолько, что к ней стало невозможно прикоснуться! Но Гончую пугало не это. Она больше не сомневалась, что расползающийся повсюду пепельно-серый туман – это не испарения и не дымка, а просачивающееся сквозь трещины в земле дыхание червя. Те клубы раскаленного и наверняка смертельно-ядовитого дыма, вырывающиеся из пасти чудовища, которые она увидела, единственный раз заглянув в его нору. Тогда еще завывал ветер и дрожала земля… Первый подземный толчок Гончая почувствовала, когда по ее грубым расчетам уже должна была добежать до вагона с бомбами. Но вагона не было! А был только туман – дыхание червя и несколько метров железной дороги, которые Гончая еще различала перед собой. А потом рельсы и шпалы вздыбились под ногами и подбросили ее вверх. Оказавшись в воздухе, Гончая успела сгруппироваться, но падение все равно оказалось болезненным. Да и катиться пришлось по раскаленной земле. У Гончей даже промелькнула мысль, что если она не сможет подняться, то за несколько минут изжарится заживо. К счастью, обошлось без переломов, а ссадины, ушибы, как и ожоги, можно было не принимать в расчет. Гончая пружинисто поднялась на ноги и рванула обратно к железнодорожному полотну. Пробежала пять, десять шагов – железной дороги не было! Только ядовитый «туман» клубился вокруг и вибрировала под ногами земля. Гончая бросилась обратно, потом закружила на месте – ничего! Она потеряла железную дорогу. Ноги подогнулись от ужаса, а по спине пробежал холодок, несмотря на то, что все тело обливалось потом. – Майка, – прошептала Гончая, а через мгновение закричала во весь голос: – Майка! Где ты?! Сюда, мама! Сюда! Скорее! Хотя слова Майки прозвучали у нее в голове, Гончая сразу поняла, с какой стороны донесся ответ, и уже не раздумывая, верно ли поступает, рванула в том направлении. Через несколько секунд она выбежала к железной дороге, а затем увидела и стоящий на путях вагон. Тот самый, с бомбами. От прежде возвышающихся на крыше и вдоль бортов снежных сугробов и следа не осталось, отчего бронированный вагон приобрел по-настоящему устрашающий вид, превратившись в транспортный контейнер для перевозки оружия огромной разрушительной силы, чем он в действительности и являлся. – Майка, ты здесь?! – крикнула Гончая, подбегая ближе. – Да, мама! Да! – раздалось из-за закрытой двери. Гончая вцепилась двумя руками в дверную скобу и изо всех толкнула дверь в сторону, но ничего не произошло. Дверь не сдвинулась даже на сантиметр. – Скорее, мама! – Сейчас, милая. Вместо слов из горла вырвался какой-то бессвязный хрип. Дышать стало еще тяжелее. Гончая облизала потрескавшиеся губы. Лицо нестерпимо горело, и что-то подсказывало Гончей, что бег тут совсем ни при чем. Это раскалившийся воздух обжигает ей кожу. Может, у нее просто не осталось сил? Но она ту же отбросила эту мысль и снова схватилась за скобу запорного механизма. Рывок!.. Гончая стиснула зубы и даже застонала от натуги. Все впустую. «Как же открыть эту чертову дверь?!» – Мама! – снова раздалось из вагона. – Потерпи, милая. Гончая оглянулась вокруг. Земля под ногами дрожала уже непрерывно, но стоять она еще могла. Пока еще могла! Вагон тоже пока стоял, хотя и раскачивался из стороны в сторону. «А если он опрокинется набок? – с ужасом подумала Гончая. – На ту сторону, где находятся двери?» Тогда она никогда не сможет вытащить Майку. Не сумеет спасти дочь! Стук металла о металл, даже не стук, а дребезжание, привлекло внимание Гончей. Звук доносился откуда-то снизу. Она заглянула под вагон. Там валялся забытый Палачом железный лом и при каждом подземном толчке бился о железнодорожный рельс. Чтобы открыть вагонную дверь, Палач тоже воспользовался ломом! Гончая схватила лом. Ладони обожгло так, будто она сунула их в огонь. К черту! Не обращая внимания на боль в руках, Гончая ударила ломом в выступающую скобу раз, другой, третий, а когда дверь после третьего удара немного приоткрылась, вставила лом в образовавшуюся щель и, орудуя им как рычагом, откатила створку в сторону. – Майка! – Мама! – донеслось из темноты. Гончая не стала выбрасывать сослуживший свою службу лом, он мог еще пригодиться, а вместе с ним забралась в вагон и бросилась на голос дочери. Она нашла Майку возле ящика с бомбой, которую распотрошил одноглазый. Девочка сидела на снятом с бомбы обтекателе, притом что обе ее руки были привязаны проводами к деревянной обрешетке. – Ты пришла, – улыбнулась Майка. – Конечно, – ответила Гончая, проглотив готовое сорваться с языка матерное слово. Возле Майки на полу стоял автомобильный аккумулятор, от которого к вскрытой боеголовке или взрывателю (гончая решила, что это все-таки взрыватель) тянулся пучок разноцветных проводов. Еще один оголенный провод уходил куда-то вверх и терялся в темноте (скорее всего он исполнял роль радиоантенны), а на нем болталась электронная плата с угрожающе мигающей красной лампочкой. – Это такое устройство, чтобы… – начала объяснять Майка, но Гончая остановила ее. Не требовалось разбираться в электронике, чтобы понять, для чего все это предназначено. – Помолчи, милая. Гончая решила не прикасаться к подсоединенным к бомбе проводам, чтобы ненароком не спровоцировать взрыв. На развязывание Майкиных пут тоже не было времени. Что-то подсказывало ей, что времени уже ни на что не осталось. – Закрой глаза и пригнись, – сказала Майке Гончая, а когда та сделала это, принялась крушить ломом решетчатый контейнер. Деревянная поперечина, к которой привязали Майку, раскололась после первого удара. Еще несколько ударов потребовалось Гончей, чтобы выломать ее и освободить дочь. Майка тут же протянула к ней опутанные проводами ручки. – Скорее, мама! – Бежим! Но скорее не получилось. * * * Они даже не успели добежать до дверей, как под вагоном что-то заскрежетало, Гончая решила, что это скребут по рельсам провернувшиеся колеса, а потом… Потом вагон начал крениться в сторону, словно вставал на дыбы. Все ящики с бомбами сдвинулись с места и заскользили вниз, натянув до предела удерживающие их стальные стропы. Но Гончая не сомневалась, что надолго стропы не удержат смертоносный груз. Тогда сорвавшиеся бомбы раздавят их с Майкой в лепешку. Она подхватила девочку на руки, вытолкнула в дверной проем и прыгнула следом. Упала на что-то твердое, сильно ударившись грудью. Этим твердым оказалась деревянная шпала, болтающаяся на одном железнодорожном рельсе. Другой конец шпалы раскачивался над… пустотой. Под железнодорожным полотном не было земли! А внизу, насколько хватало глаз, клубился уже знакомый Гончей густой дым, пар или туман – дыхание подземного чудовища, расцвечиваемый вспышками пламени, вырывающегося из его пасти. «Майка», – с ужасом подумала Гончая, уставившись в затянутую дымом пустоту. Мысль о том, что она сама, своими собственными руками бросила дочь в пасть чудовища, едва не лишила ее рассудка. – Мама! – внезапно прорвался сквозь шорох осыпающейся в пропасть земли тонкий Майкин голосок, и в тот же миг сковавшая Гончую скорлупа оцепенения рассыпалась в прах. Она вскинула голову. Девочка стояла на рельсах на самом краю обрыва, где железная дорога еще проходила по земле, а не висела над бездной. – Беги оттуда! Отойди от края! Слова утонули в вое ветра. Стены провала затряслись, и из бурлящей пелены дыма, огня и раскаленного пара выросла невообразимо огромная морда Зверя. «Не морда – пасть», – поправила себя Гончая. У нее даже возникло подозрение, что у чудовища вообще нет головы. Она видела под собой только распахнутую пасть, в которой мог поместиться целый железнодорожный состав, а то и не один. Опорой пасти служили сотни, если не тысячи, когтей или коротких суставчатых лап, упирающихся в стены провала, а на всем теле червя их наверняка было во много раз больше. Любое живое существо, заглянувшее в эту живую бездну, неминуемо должно было ощутить свою ничтожность, и Гончая не стала исключением. Она помнила, как в прошлый раз, стоя на краю обрыва, едва не бросилась в пасть чудовища. Но сейчас ее звала дочь! Быстро перебирая руками и ногами, она поползла по рельсам в сторону Майки. Чудовищу это не понравилось. До последнего момента Гончая была уверена, что червь не способен на осмысленные действия, но внезапно налетевший вихрь, едва не засосавший ее в пасть монстра, убедил Гончую в обратном. Железнодорожное полотно, по которому она ползла, затряслось, потом изогнулось и стало закручиваться в спираль. Загруженный авиационными бомбами вагон со скрежетом заскользил по этой спирали, но уже через секунду сошел с рельсов и сорвался вниз. «Вот и весь хваленый план Стратега», – подумала Гончая, заметив, как рухнувший в пропасть вагон исчез в клубах пара, бурлящего в глотке чудовища. Она произнесла это без злорадства или сожаления, просто констатировала факт. А ведь она предупреждала Стратега, что червя невозможно убить. Теперь Гончая знала почему. Потому что…