– Не знаю, что это за пиво, – прокомментировал он, выставляя бутылку перед девушкой, – но на вкус вроде ничего. Посидели молча. Если честно, Эрик и так был не в лучшей форме, а сейчас и вовсе растерялся. Он не знал, о чем говорить. Чувствовал неловкость и скованность, и, прежде всего, он вообще не понимал, что здесь происходит и чего хочет Мариса. Это дружеский жест с ее стороны, или девушка его клеит? А может быть, и не клеит, а только знакомится без каких-либо планов на будущее… – Извини, – сказал после пары минут молчания, – я просто… Я просто не знаю, как себя вести, о чем с тобой говорить. Эрик сказал правду. Тот опыт, который он приобрел несколько дней назад на Фронтире, явно не подходил к этой ситуации, а другого у него вообще не было. – Ты что, никогда не ухаживал за девушками? – кажется, он смог ее удивить. – Ну, почему никогда, – усмехнулся Эрик. – Три раза. С одной устраивал спарринги в академии, с другой поговорил пять минут, но так ничего ей и не сказал… Ну и были еще две девушки, три дня назад на Фронтире… – Серьезно? – прищурилась Мариса. – Инструктор нужен? – Сочту за честь. Все-таки честность – лучшая политика. Она выручила его и на этот раз. – Ну, тогда начнем с азов. Это ты провел атаку на «Хадж»? – «Хадж» – это «носитель»? Да, я. – Ну, если это был ты, – улыбнулась Мариса, – то ты, Эрик, самый крутой сукин сын из всех, кого я знаю. – Понимаешь, – криво усмехнулся Эрик, – не чувствую я в себе никакой крутизны. Он сказал правду. Не чувствует. Растерянность чувствует, а крутизну – нет. Наверное, все это случилось с ним слишком быстро. Не переварил пока. – А ты почувствуй! – наставительно подняла палец вверх Мариса. – Почувствуй и дай почувствовать мне. Девушка должна знать, с кем имеет дело. Я-то знаю, допустим, но другие-то – нет! – Я так не умею, – Эрик снова не знал, что говорить и что делать. Просто наваждение какое-то, честное слово. Сопляк и есть сопляк, будь он хоть трижды герой войны. – Тяжелый случай… А скажи, если я тебя приглашу… Не сейчас, конечно, а после третьего или четвертого круга, ты пойдешь со мной? Я к тому спрашиваю, что дурой себя чувствовать не хочется. «Издевается? Или интересуется на полном серьезе?» – Если пригласишь, пойду. Эрик знал, что пойдет. Сейчас, здесь, он вдруг понял, что ужасно хочет близости. И не из-за секса, если что – хотя и секс ему бы точно не помешал, – просто ему нужно было человеческое тепло. Вот еще минуту назад он об этом не знал и не думал, а сейчас вдруг понял. Нельзя все время быть одному. Рано или поздно устаешь даже от одиночества. Замерзаешь. Где-то так. – Я бы и сам напросился, если бы не боялся получить по морде, – добавил вдогон. И опять сущая правда, потому что, если не кривить душой, он ее боялся. Хотел и боялся, и одно другому никак не противоречило. – А я думала, что ты ничего не боишься. Сейчас он ее наконец вспомнил. Видел среди других офицеров в день, когда Моргенштерн дал ему добро. Красивая девушка. И молодая. Ненамного старше его. Как Анна, наверное. Но Анна к нему так никогда не придет, а он не подойдет к ней. – Ты ошибалась… – Давай выпьем чего-нибудь покрепче, – предложила Мариса, – я схожу за виски… Ты ведь пьешь виски? Вернусь, и ты расскажешь, что почувствовал, когда ракеты пошли. – Облегчение, – ответил он раньше, чем она успела встать из-за стола. – Что? – не поняла Мариса. – Я почувствовал облегчение, – вот это и была та самая правда, в которой он боялся признаться даже самому себе. – Я сделал все, что должен был. Выполнил приказ. Не подвел. Не струсил. Не оплошал… Ни одной ошибки… Прошел через пояс… Потом «подпрыжок»… Маневры уклонения… Нас халиф задел лазерами, да и осколков прилетело… Вот это было страшно. Подумал вдруг, что не успею, что все напрасно… А вот после пусков всё… Там уже стало неважно, живой или нет… Перегрузки были очень сильные, просто жить не хотелось… и еще этот говенный «белый шум»… Но пока не произвел пуск, должен был терпеть… Терпеть… Терпеть… Терпеть… А потом выстрелил, и всё… Ни долга, ни ответственности, ничего… Он говорил и говорил. Не задумываясь, не подыскивая слов, не заканчивая предложений. Говорил и понимал, что вот она вся правда про Эрика Минца, человека без имени, без рода и племени. Всю жизнь он только и делал, что выживал. Боролся за место под солнцем. За лучшую долю. За надежду. И вдруг все это пришло. Сразу вдруг. Офицерское звание, уважение, удача… Вот даже девушек встретил на Фронтире, как раз перед самым сражением… И в результате переспал сразу с двумя! Но об этом он, разумеется, Марисе не рассказал. Хватило ума промолчать. Достало выдержки не похвастаться… * * * Мариса оказалась замечательной девушкой. Молодая, но понимающая. Хотя кто их знает этих разведчиков, может быть, их всех этому учат. Выслушала Эрика от и до. Он, наверное, час говорил без перерыва. Напоила – какие там четыре-пять кругов, а восемь не хотите? – но алкоголь Эрика не брал. Вот она его живучая природа где ножку подставила! Но Мариса не стала дожимать… – Пойдем! – встала она из-за стола. – Идти сможешь? – Я-то смогу, а ты? – За меня не беспокойся, – улыбнулась улыбкой победителя и пошла вперед. Нормально пошла, даже не покачивалась на ходу, вот что любопытно. – Если нужна будет помощь, скажи… Пока шли, алкоголь из крови окончательно исчез, то ли испарился, то ли впитался без остатка, но только в каюту Марисы Эрик пришел трезвым как стеклышко. И, наверное, поэтому скорее расстроенным, чем воодушевленным. И еще, пожалуй, злым. Все повторялось вплоть до мелочей. Не он «начал» с ней, а она «склеила» его. Сама подошла, сама заговорила, сама обозначила «направление движения». И к себе пригласила тоже она. А когда придут, наверняка будет играться с ним, как те две девки на Фронтире, которые точно знали, чего хотят. И умели это желаемое взять. А что же он? Он что им всем, мальчишка сопливый? Возможно, что и так. Не получилось у него как-то научиться обращению с женщинами. Негде, не с кем, недосуг… Но, с другой стороны, это ведь он герой прошедшего сражения, разве нет? Нетипичные мысли для парня, идущего в гости к девушке, не скрывающей, к слову, своих нескромных намерений. Но что есть, то есть, и, наверное, будь на месте Эрика какой-нибудь другой парень его возраста, все бы случилось именно так, как он предположил, или, напротив, наговорил бы Марисе всяких глупостей, за которые потом стало бы стыдно, и ушел. Но Эрик в большинстве случаев не терял контроль, и думал он тоже быстро. Куда быстрее большинства людей, с которыми сводила его жизнь. И поэтому, едва войдя в каюту Марисы и прикрыв за собой дверь, он справился со своей слабостью и решил, что сегодня поведет он. И не просто сыграет настоящего мужчину, а будет мужчиной на самом деле и сделает все, как надо. Как видел в одном древнем фильме, где между мужчиной и женщиной была настоящая любовь, которая предполагает не только страсть, но и нежность. И Эрик был нежен и осторожен. Но при этом не стал ждать, пока Мариса сделает первый шаг. Она этих шагов уже сделала столько, что ему с ней век не расплатиться. Эрик положил ей руки на бедра, благо стояла близко, и, легко приподняв – так чтобы смотреть глаза в глаза, – осторожно приблизил к себе. Мягко, медленно, позволяя самой решать, хочет она этого или нет. Она хотела, и тогда он поцеловал ее в губы. Прикосновение… Эрик удивился самому себе. Своему любопытству, своей сосредоточенности на том, что сейчас происходит между ним и Марисой. Ее губы оказались одновременно податливы и решительны, и не успел Эрик понять, что происходит, как, проскользнув между зубами, ее язык оказался у него во рту. Что ж, она была опытнее его, решительнее, старше, но он все равно не позволил Марисе вести в этом танце. Его язык не отступал и не робел, он шел навстречу, ласкал и с благодарностью принимал ласки, но эта игра должна была состояться не на его, а на ее поле. Секунда, другая, и вот уже она уступила, поддавшись его мягкому, но требовательному напору, и отступила, впуская его в себя. И пусть речь шла пока всего лишь о поцелуе, но по ощущениям все обстояло куда сложнее. Он брал, она отдавалась. И как только определились эти роли, Эрик, наконец, преодолел свою нерешительность, и все остальное получилось у него куда лучше, чем он мог ожидать. Но, к сожалению, всему приходит конец, а хорошему – к тому же – слишком быстро. Эрик после первого захода предположил, что это только начало, – тем более что Мариса ничего прекращать вроде бы и не собиралась, – но у «высших сил» на него имелись другие планы. Ожил коммуникатор, обозначив вызов, как не терпящий отлагательств, и капитан-лейтенант Линдблат коротко сообщила, что они, то есть вся команда, срочно вылетают получать новый ракетоносец, сбор через час на пассажирской палубе второго дока. Быть одетым по форме, разумеется, и с личными вещами в руках. – Вперед! – завершила сообщение командир и тяжело вздохнула по ту сторону эфира. – Извини, Рик, но время пошло! Пришлось прерывать приступ нежности, прощаться, одеваться, снова прощаться, чтобы потом бегом бежать, но все-таки успеть переодеться и собрать вещи. Тем не менее, как Эрик ни спешил, все равно опоздал и прошел на борт транспорта практически последним. А вскоре после этого отчалили, отошли от «Пакс Романа» на почтительное расстояние и начали разгон перед прыжком… Потом был прыжок и еще два с относительно короткими перерывами, из чего Эрик сделал вывод, что транспорт идет по наезженному маршруту. Так все и оказалось. После седьмого перехода вынырнули из подпространства в системе Теплой – еще одной солнцеподобной звезды. Здесь, вокруг планеты Рязань, обращалась одна из крупнейших внеатмосферных баз флота – станция «Эверест». Здесь же, поблизости, только на чуть более низкой орбите, вращались вокруг планеты стапели огромного кораблестроительного завода. Так что уместно и правильно. Где строят корабли, там их и принимают… Двадцать пятое июня 2531 года, космическая станция «Эверест» Несмотря на обещанное, никаких ракетоносцев для прибывших с «Пакс Романа» экипажей на «Эвересте» не оказалось. Здесь вообще не было готовых фрегатов. Несколько штук строились на верфях Куприянова, еще какое-то количество – на «Коломенском машиностроительном», находившемся на орбите самой большой из трех лун Рязани, отчего-то названной первыми поселенцами Слободой. Экипажи с Фронтира никто на Рязани не ждал, и разбирательство по поводу того, кто их сюда вызвал, зачем и что с ними теперь делать, длилось несколько дней. Все это время Эрик, как и остальные члены экипажа, болтался без дела, остро сожалея, что из-за бардака, царящего в ВКС, сорвался такой многообещающий роман. «Просто проклятие какое-то! – рассуждал он, бесцельно прогуливаясь по панорамной палубе. – Только что-то начинает наклевываться, так сразу или в шпионаже обвинят, или война начнется, или кто-нибудь перепутает приказ…» Эрик гулял по гостевой палубе часами, любовался открывавшимися отсюда видами на голубовато-зеленую Рязань, пил чай с баранками и малиновым вареньем в маленькой кондитерской или просто сидел в кресле и дремал. Слава богу, кошмары его оставили, и он теперь мог спать, как все нормальные люди. Остальное время он делил между спортзалом, бассейном и симуляторами. На планету их не отпускали, никаких приказов им не спускали, и вообще создавалось впечатление, что про них попросту забыли. Но, как вскоре выяснилось, это было не так. На пятый день их всех собрали в кают-компании, и перед ними выступил офицер флотской контрразведки. Он рекомендовал не распространяться о деталях произошедшего сражения – кто, что и чего, – не хвастаться своими победами и не восхвалять других. Чем были вызваны такого рода рекомендации, Эрик не понял, но как человек военный, принял к сведению. Не болтать, значит, не болтать. Однако на этом дело не закончилось. После контрразведчика появился контр-адмирал со свитой, и всем присутствующим – по списку – были торжественно вручены ордена и медали за «мужество», «героизм», «умелые действия» и все в том же роде. Эрик, к своему удивлению, был не только награжден Военным орденом 2-й степени, – что показалось ему несколько слишком, – но и произведен в младшие лейтенанты. Так что он, как и некоторые другие офицеры, получил вместе с орденом новые погоны. Это был настоящий сюрприз. В том, что его чем-нибудь наградят, Эрик не сомневался, но чтобы так? Впрочем, осмысливать произошедшее и радоваться повышению в звании Эрику пришлось в одиночестве. В тот же день вечером он получил предписание «убыть на курсы переподготовки» в Эно[34]. Назначение было вполне разумным, – ведь по большому счету Эрик все еще оставался недоучкой, – но кроме того, это означало, что в свой экипаж он больше не вернется. Это было грустно и, возможно, даже несправедливо, но ему – что становилось в жизни Эрика буквально общим местом – даже проститься со своим экипажем толком не дали. Оказалось, что его можно перебросить на Эно с оказией: туда возвращался «почтарь» из флотской эстафеты. И, хотя условия на скутере были более чем скромными, он должен был добраться до столичной планеты всего за пять дней. На деле получилось куда дольше, но в конце концов двадцать пятого июня Эрик оказался в орбитальном терминале космопорта Брабант-центральный. Торопиться было некуда. Вернее, в сложившихся обстоятельствах Эрик решил, что никуда не торопится, и хотя бы отчасти компенсировать многодневный полет в тесном и не предназначенном для таких путешествий корабле. Поэтому для начала он прошелся по магазинам. Вся его гражданская одежда пропала на Фронтире, и он предпринял робкую попытку обновить гардероб. Переодевшись, Эрик сдал свою каждодневную и парадно-выходную форму в чистку и продолжил вакационные мероприятия. Он плотно, но главное, вкусно позавтракал в одном из кафе рекреационной зоны. Еще раз посетил торговый квартал, докупив все, чего ему недоставало. Получил из чистки форму. Снова переоделся и уже в таком виде направился в представительство Кадрового отдела ВКС. По идее, он должен был получить проездные документы, чтобы добраться до курсов переподготовки, но его снова ожидал сюрприз. Не успел он представиться и приложить к сенсору идентификационный чип, как его взяли в оборот. Эрик даже испугался по первости, что его сейчас опять арестуют за какую-нибудь несусветную чушь, но все оказалось гораздо интереснее. Дежурный офицер, вызванный кадровиком, действительно отвел Эрика в отдел контрразведки. Утешало лишь то, что не в наручниках и без черного мешка на голове. Да и контрразведчик не стал докапываться, он просто сообщил Эрику, что имеет строгий приказ обеспечить младшему лейтенанту Минцу возможность быстро и безопасно добраться в Управление Контрразведки ВКС в столице, что он и собирается сделать. В результате Эрик проехался со всем комфортом на бронированном катере службы безопасности, и уже через три часа входил в кабинет кавторанга ван Коттена. «Чудны дела твои, господи!» – вот и все, что он мог сказать по этому поводу. Нежданно-негаданно Эрик оказался не просто на столичной планете, о чем, если честно, даже не мечтал. Он находился в Метрополисе – столице империи, и успел даже увидеть панораму великого города, когда подлетал на катере к штаб-квартире контрразведки флота. Город даже с высоты поражал воображение. Прямые улицы, широкие площади, река и каналы, через которые переброшены многочисленные мосты, и очень много зелени. Парки, обсаженные деревьями улицы, зеленые лужайки… Зелени было так много, что она, на взгляд Эрика, занимала едва ли не треть городской территории. Во всяком случае, в тех районах, над которыми пролетал катер. – Разрешите представиться, ваше высокоблагородие, младший лейтенант Эрик Минц! – Здравствуйте, лейтенант. Без чинов! – встал из-за стола средних лет кавторанг. – Проходите, садитесь, – указал он на кресло перед столом. – Я капитан второго ранг Густафсон. Эрик сел в кресло и выжидающе посмотрел на контрразведчика. – У меня к вам два дела, – одно важное, а другое еще важнее. – Слушаю вас, господин капитан. Густафсон был более чем серьезен, но дело, насколько мог понять Эрик, не касалось какой-либо его провинности. Тут предполагалось нечто иное. – Начнем с самого важного, – кавторанг смотрел изучающе, наверняка хотел составить об Эрике собственное мнение. – Двадцать восьмого июня, то есть через три дня, вы удостоитесь чести быть представлены государю-императору. – Я?! – Эрик умел держать удар, но удары такой силы пробивают любой блок. – Понимаю, это неожиданно для вас, но это правда. Двадцать восьмого, в пять тридцать по меридиональному времени, в малом приемном зале императорского дворца в Метрополисе. Таковы факты. – Я даже не знаю, что сказать… – Эрик был обескуражен и, пожалуй, даже дезориентирован.