На этом месте нерадостные размышления мои прервали пришедший по следу Монморанси, затеявший вокруг меня радостную скачку, и науськавший его на это дело Сашка. Приглушил я радостные вопли отыскавших потерю корешков, взял на руки Катю спящую половчее и в кроватку ее понес. На место положить, где взял. На цыпочках в дом зашли, и в комнату ее мне Сашка двери отворил. И за мной затворил деликатно. Уложил я Катю в кроватку, голенькую такую, накрыл одеялком, обняла она подушку крепко и слова заговорила во сне. Имя свое я понял, а больше ничего. Слабоват я покаместь в греческом. Во сне люди не врут обычно! Надоть было классическое образование получать в пажеском корпусе, или там в гимназии какой, а я в офицеры! Вот, и майся теперь неизвестностью, балбес такой! Дядь Дима тоже проснулся, вздохнул молча, на меня поглядев и сели мы завтракать. Сыр, яичница с беконом. Рыбка жареная, как без нее. Кофе горячего с молоком козьим попили и на аэродром ехать собрались. Дядь Дима в море, на шаланде своей моторно-парусной, как обычно с утра, на промысел нацелился, а мы на Олимбой. Только завели захапанный нами у тети Марии "Фиатик", и тут в майке черной до колен, белым черепом и костями разрисованной, выскочила из дома моя загадочная коротко стриженая брунетка. Звезда души моей забубенной. - Хальт! - кричит - Я с вами хочу! Я быстро! Переглянулись мы с Шуриком. Он плечами пожал. И я плечами пожал. Катя и правда моментом собралась, бутербродами сумку набила, кофе в термос налила и к нам на заднее сидение уселась. Джинсы черные на ней, рубашка черная, кроссовки тоже черные. И бейсболка, угадай какого цвета? Саньку смех разобрал. - Двое из ларца, одинаковы с лица! Катя не поняла, а я Шурику кулак потихоньку в бок сунул. Я за рулем, мне его можно. Это ему меня нельзя. - У кирии траур в разгаре, а ты шутки дурацкие шутишь! - А у тебя что, тоже траур? - Да! По вчерашнему ужину! Не в голубом же мне ходить! В самом-то деле! В белом-то я совсем по-идиотски смотреться буду. Только представь - я, и весь в белом. В коричневом, только Вовочки на праздники заявляются. Зеленое - это как снова в армию сходить. Меня оттуда уже выгнали. Только желтое не предлагай, под канарейку. Фиолетовый - просто не нравится. Оранжевый - для Незнаек. Серый - ментовский. Вот, и ношу черное. Нечего больше одеть! - Ну, ты и привереда! - Ниче ни привереда, наоборот. Скромненько и со вкусом. По гестаповски! Когда Саня кирии разговор наш перевел, она долго смеялась, а потом сказала, что ей черный цвет жутко надоел. И хочется ей надеть шелковое красное коротенькое платице и туфельки. Красные. Но, обычай не велит. До следующего февраля. Когда приехали, вспомнили, что Чезаре позабыли, собрались за ним вернуться, а потом рукой махнули. Возвращаться - плохая примета... Чезарята вчера нашли в гараже кучку велосипедов всех конструкций, по стенкам там развешенных и привели их в рабочее состояние. На велике доберется Чезаре к вечеру. Или с дядь Димой. А пока пусть выспится всласть, да с детками своими поводится. А то вовсе воспитание наследников своих забросил. По аэродромам околачиваясь. Катя на земле нас ожидать отказалась, и желание изъявила с нами покататься. А нам не жалко. Катайся, да не жалуйся потом. И полетели мы в зону. Саня по новой меня погнал. Площадки, крены, виражи. Но с этим мы быстренько разобрались и опять заход отрабатывать начал я. Вверх-вниз. Вниз-вверх. С таких качелей лихо быстро достанет. Оглянулся я на развороте на Катю. Нет, розовая сидит. Не зеленая нисколько. Мне улыбается, и пальчик большой оттопырила. Нравится ей кататься, значит. Сашка зарычал на меня, опять я горизонт на развороте потерял. Поправился, развернулся на 600 метрах, и вниз. Над полосой в десяти метрах прошелся площадочкой, и вверх! И на разворот! И левый разворот, и правый разворот, а потом наоборот. Весело, спасу нет! Неделю почти мы этим занимались. И Катя с нами постоянно. Корнелия на пляже предпочитала моржевать. Или Марии по дому помогала. Детишки дружков-подружек нашли в деревне неподалеку, и с ними отжигали. Чезаре спал до обеда, потом на Олимбое спал, или с Георгиосом винишком баловался, пока мы над ними жужжали. Потом машину обихаживал, давая мне наглядные уроки. Потом теорию читал. А потом он звезды зажигал, давая понять, что спать пора. А Катя ночевать ко мне пришла. Через окошко, правда. Неофициально. Но, вроде, насовсем. Хиос. 16.07.2005г. В субботу с утра мы принялись по летному полю колесить на ероплане. Саня решил, что пора мне к габаритам привыкать, размах крылышек прочувствовать. Полтора часа мы передом катались и разворачивались. И на месте, зажимая тормозом одно колесо, и по кругу на конце полосы, не выезжая за пределы. Пыли подняли винтом - до небес. Потом Саня достигнутым мною мастерством вождения удовлетворился, перекинул винт на реверс и заставил меня задним ходом ездить. Снова мне забота. Но трудом, потом и охами наловчился постепенно. А когда наловчился, майку снял, и в салоне сушиться повесил. Потом мы решили в Хиос слетать на заправку. И Сашке показалось, что я вполне готов самостоятельно взлететь. Не показалось ему. Взлетел я без замечаний, по полосе не рыскал, ровненько поднял птичку на крылышки, штурвалом угол набора придавил до десяти градусов, не давая ей нос задирать, закрылки вовремя спрятал и опять триммером, на вариометр глядя, пять метров в секунду скорость подъема вывел. Сашка меня похвалил, и рулить до самого Хиоса не мешал. Подлетел я к глиссаде хиосской, снижаться начал на 01 полосу, и вот тут случилось то, чего мы с Сашкой так настойчиво добивались. На снижении почувствовал я машину. Ощутил то самое слияние, про которое столько наговорено. Птичка послушная стала, и я почувствовал, чего она хочет, и чего не хочет. И как уговорить ее делать то, что мне надо. Пошевелил штурвалом, педальку правую придавил и вывел Сессночку строго на осевую, хоть и сносило ее ветерком немного. Креном снос убрал и Сане говорю - - Первый, могу посадить. Уверен, нормально сяду. Оценил мой инструктор как я по глиссаде иду. Нормально иду. Закрылки на 20 градусов, скорость 80 узлов, скорость снижения 3 метра в секунду. Машину не колбасит. Ровненько так по глиссаде, как с горки катиться. - Давай, - говорит, - дерзай. Я подстрахую! И посадил я самолет. Как дите на ВПП поставил. В полуметре от полосы выровнял "Караван", и на касании вертикальная скорость вообще была не более одного дециметра. Опустил переднюю стоечку. Реверс включил, затормозился до 10 узлов, и на стоянку не спеша и исполненный самоуважения заехал. Как был, с обнаженным торсом. Сашка на похвалу жадный, и тут по плечу похлопал только и сказал, что теперь мне к левому креслу пора привыкать. Сорвал я, можно сказать, аплодисменты. Пока Сашка заправлял самолет, мы с Катей и поцеловаться капельку успели. На радостях. Залили в баки керосин, отмусолил я 700 евров за тонну в заправочном офисе, и на взлет порулил. Самолично у диспа разрешение попросил, на английском уже, все чин-чинарем! Уже на левом кресле сижу. Уже теперь я "первый"! А Саня "вторым" теперь будет. Только помню я наставления всех наставников моих. Самый сейчас опасный период у меня наступает. "Перышки у меня на попе прорезались" и потому может случиться у меня от самоуверенности некое небрежение какое-нибудь. И навернуться в таком прискорбном случае - как два пальца об асфальт вытереть. Сам себе внушаю: "Не суетись под клиентом, делай все по правилам, делай все не спеша, и все по уму будет". Вот под внутренний этот голос вырулил я аккуратно, взлетел аккуратно, развернулся аккуратно, прилетел на Олимбой и снова у нас пошли качели. Только уже с касаниями полосы и пробегом по оной. Посадка - взлет, взлет - посадка. А как иначе навык закрепишь? Только практикой! Но все получалось у меня, день такой настал. К 16:00 накатались досыта. Из машины выпали, стоим в обнимку, покачиваясь, друг за дружку держимся. Покачивает нас всех троих. Умотались за неделю. Сашка инструкторской властью пользуясь, следующий день, воскресный, объявил праздничным днем - "потому, что он не ишак, чтоб без выходных ишачить! А сегодня день у нас предпраздничный, короткий. И потому вечерних посиделок сегодня устраивать не будем, а поедем домой отдыхать!". Все закричали "ура", быстренько все устаканили. И домой поехали. И по дороге решили мы с Александром хозяев наших маленько побаловать. Заехали в Олимпи, это у аэродрома деревенька такая обосновалась. И купили там по наводке местной мелкоты овечку свежеубиенную, невеликую. На шашлык. Уксуса виноградного и зелени всяческой у тетушки Марии своих невпроворот. Огород тоже на снабжение таверны рассчитан. Сашка маринад замешал. Я мясо шинкую на куски порционные. Морсик нам помогает усиленно. Не мешает! Смирно сидит, помалкивает, слюнями изошел и нас томными взглядами изводит. В награду за помощь и долготерпение много не требует. Мясца только, за-ради Христа. Расслабились мы с Саней. Отвернулся я на секундочку, нож поправить на оселке. Поправил, а резать-то более нечего. Нет ноги бараньей! Передней левой! Ушла в самоволку! Правая половина овечки пока в мешке, на высокой ветке висит. Заднюю левую Сашка пластает из рук не выпуская. А моя, передняя левая - ушла в сторонку за камушки. И потрескивая косточками, в Морса так и норовит поскорее забраться! Слиться с ним в единении. Это хорошо, что я с нее почти все мясо срезать успел. На позвоночнике немножко оставалось. - Эй ты!! Раб желудка перепончатолапый! Где нога? - Какой нога?! О чем вы это, кириэ, со мной беседуете?! - Левый! Овеческий! - Нет. Что-то не упомню! Не пробегал! - Монморанси! Да ты - вор! - Господь с вами, кириэ, честного маленького фокстерьера обидеть всякий норовит! А второй ножкой не угостите? Ну, хоть тем, что от нее осталось. На первой косточки нежные, сладкие, мягонькие оказались, и даже маленько мяса! Но, крайне мало! - Вот! Признаешься, воррюга?! - В чем, простите? - Сожрал ногу! Украл и сожрал! - Ой, ну что вы! Она сама пришла и отдалась мне без остатка. Можно даже утверждать под присягой - она в меня силой проникла. Я на нее рычал, лапами отбивался, но, увы, не преуспел. Такая настырная нога, жуть! Теперь вот, придется переваривать. Часам к семи, работы домашние у хозяев оказались все переделаны. А у нас с Шуриком, мяско промариновалось. На берегу мангал из камней сложенный углей набрал, и пригласили мы общество на посиделки. С шашлыками на фоне моря и прибрежных скал. Шампуры я собой из Тюмени еще прихватил, два десятка. Вещь первой необходимости. Мало ли где нужда в них случится? Вот и пригодились шампурчики. Как поспела первая партия, выпили все вина за сегодняшний мой успех несомненный. Катя речь сказала о моем пилотском таланте. И до шашлыков дело дошло. Мы с Саней пример подаем, на шашлык дуем, обжигаемся и слюной захлебываясь, зубами его с шампуров рвем, как волки голодные. Славные удались шашлыки. Понравилось нам. Покивали мы народу поощрительно. Мол, плиз! Чезарята по нашему примеру прямо с шампуров трескать ринулись. Бедные, голодные детки. Остальные переглянулись и вслед за чезарятами тоже осмелели. Распробовали они наше произведение, винцо в ход пошло. И поехало. Только Морс грустил, под зад коленкой получив, и держался в безопасном отдалении. Мечтал он там. Когда второй комплект созрел, я, винца принявши, подобрел, из мешка отходы шашлычного производства вынул и снизошел до паразита: - Лови, уж! Жулик прохиндейский! - А пинаться не будешь? Чо-то ты сразу такой добренький стал?! - Ладно уж. С обиженными знаешь, что бывает? Бери, пока дают! Морс легко вынул из воздуха пролетавшую мимо мосолыгу, и ушел общаться с ней за скалу крутую. Пока не отняли. А дядечка Дима, разгоряченный шашлыками и дорогим вином, вдруг поинтересовался моими планами в отношении любимой племяшки. И привел меня в уныние и полную растерянность. Пока я мрачно размышлял о перспективах наших на свадебное путешествие, в разговоре приняла участие кирия Катерина. Предерзостно на дядю глядя, она крайне почтительным тоном выдала длинную фразу. Или пять. Горным потоком. Я только и разобрал - 'сама' и 'взрослая женщина'. Чезарята на меня уставились открыв рты, и даже жевать позабыли. Настроение мое напрочь умерло, на месте. Не доел я второй шампур. Извинился, встал и в печали под оливы побрел. Вот же спросил мужик! А я блин, знаю? Предложение кирии мне нетрудно сделать. 'Поедем красотка кататься, чужие миры обживать'! И она все бросила! И она поехала, и она понеслась со мной на перегонки! Нахрен! Убрел я под достопамятные те оливы, улегся, ноги на те оливы задрал, и так мне закурить захотелось, мрак просто. Ведь так и не курил с аэропорта Тюменского. Уже и как-то терпимо стало, а тут нахлынуло. Травку какую-то сорвал. Лежу - жую, баран - бараном! А че делать-то? А фуй его знает! Шаги слышу, песок скрипит чуть слышно под ступнями маленькими. Катенька-Катюша. Шампур мой недоеденный и еще два к нему, с запасом. И вина кувшин у нее с собой, и покрывало через плечо. Все мне принесла. Расстелила покрывальце, вручила недогрыз, села рядышком, боком горячим прижалась ко мне. Из горлышка кувшинного отхлебнула. Взяла себе шампурчик и, как ни в чем не бывало, кушать стала. И все молчком. Только улыбается ласково. Ну и растаял я. - Выходи, Катя, замуж за меня. Выйдешь? - I don't understand! И улыбается. Ой братва, все она понимает. Чую - нутром чует! Мозги пудрит! Ну, коль ты так, и я тоже эдак. Ты не поняла, и я ни-ши-ша-не-по-ни-ма-ю! Вотаквот! И с аппетитом докушал шашлык. Весь. И вино выпил. Литра два. 'Бывали дни веселые...'. О! Катя подпевать принялась! Она тоже с литр засосала! Пока гуляли мы с Катей, ночь пришла. А нам трынь-трава, песня про зайцев. На этом берегу исполняется впервые! Катя хохочет и нагишом в воду меня тянет Да! Мы будем сейчас купаться в Средиземном море совершенно голые с любимой женщиной. И ничего тут такого нет! Не любит- полюбит! Полюбит - поедет! 'Устоим хоть раз! В этот жуткий час! Все напасти нам будут трынь-трава!' Утром я опять проснулся ни свет, ни заря. Как так выходит? Сплю мало, а высыпаюсь, будьте-нате! В половине шестого - как штык! А Катя спит, спиной ко мне прижавшись. Выскользнул я ужиком из под простынки, Катеньку накрыл, простынку под бочки подоткнул, чтоб не дуло ей прохладой утренней. Джинсы-майку на плечо, сандалики в руку и на цырлах - вон удалился. Не дай Бог - разбужу ненароком! Умылся, только штанцы на себя взгромоздил, и услышал как у пристани дизелек затарахтел. Дядя Дима на промысел собрался. Подумал я секунду-другую, и решил с ним податься. И помочь мужику не помешает, раз я выходной сегодня, и может статься - поговорим, чтоб не косился. Объяснимся, так сказать. Эх, мне бы с Катей бы объясняться бы. В любви навеки. А страшусь! Кто я? И кто Катя? Впрочем, это уже старая песня. А с дядьком вот - вознамерился! Так и кто я после этого?! Правильно, мои маленькие радиослушатели! Самый, что ни на есть - 'дибилиус вульгариус'! К тому-же упрямый, как все вульгариусы. Думаю о себе горькое, но справедливое, и на пирс бегу. Не опоздал! Дядька Дима такелаж правил. Ну и я пристроился, помогать ему веревочку тянуть. Что мочи было. Тянем потянем, вытянул! Себе по загривку! Да ловко так, носом в палубу! Веревочка называлась - шкот. Привязан тот шкот был к гику, дядя Дима у того шкота слабину собирался выбрать. А я помог усердно! Вот им-то, гиком-то этим, будь он неладен, меня и гикнуло по загривку, без пощады и жалости. - Ой! - Раздалось за моей спиной. Перекантовался я на спину, и замер. Не дыша. Катя надомной стоит, в маечке своей пиратской, что посередь бедра заканчивается. На плече джинсики висят, из кармана джинсиков тех что-то кружавчатое выглядывает, привычного цвета. Барказик наш волной покачивает, Катя устойчивую позу приняла. Ракурс исключительный. Виды открывает изумительные. Век бы так лежал бы! Пялился! - Мадам! Чуть свет - и я у Ваших ног! Определила красотуля моя зону моего особого внимания, сказала еще разок 'ой!' и, смущенно покраснев, в кубрик сиганула. Дядь Дима ухмыльнулся, к штурвалу встал, РУД вперед толкнул, 'и в море он свой утлый челн направил'. Из бухты вышел, штурвал закрепил и ко мне обернулся. Я шишман на затылке пальпирую, по палубе копыта разбросал, спиной на борт навалившись. Добротный шишак получился. По-моему я стал значительно умнее! И кепку мне надо размера на два больше теперь. Болит только, сволочь. Напряг дядя Дима парус, дизелек заглушил, посмотрел на меня значительным взглядом, да и присел рядом. И с усмешечкой вопросы задавать стал. Уж больно я несуразен. Про родителей моих. Ответил я за папу с мамой, мол, сирота казанская, по факту. А так, мол, сын достойных родителей. А на счет Кати, самые серьезные намерения питаю. Это чтобы все неясности разом прекратить. Не уверен только вот, что кирия Катерина намерения мои разделяет. Дядька разулыбался на откровенность мою, похопал по плечу ободряюще. И только вознамерился он поведать о любви стастной и безудержной ко мне кирии Катерины, как та себя явила взорам, солнце затмив. В портках уже, в сандалиях на босу ногу, и медосмотр мне с причитаниями учинила - а больно ли мне? Сильно ли меня приложило? Нет ли у меня тошноты и прочих симптомов мозготрясения? Ну, ответил ей, что это совершенно исключено, в связи с отсутствием таковых. Она, голубица, уже бинты из аптечного чемоданчика добывает, но решил я под раненых героев не косить, и в Щорсы не ходить. Пресек ласково, но твердо поползновения ее, снабдить меня тюрбанчиком, и пока дядя Дима судном правит, сорвал с уст манящих жгучий мимолетный поцелуй. А во втором и последующих, жестокая мне отказала, выдав щелбан по многострадальной тыкве. Что за манеры ужасные у такой воспитанной кирии?! Погрозила пальчиком, на дядю глазами повела, и пальчик тот к губкам алым прижала. А я к ней снова, воспаленным воображением вдохновляемый, с предложением руки и сердца. Но ловко ушла от ответа, чертовка! Показала на черный цвет одежд своих, сказала про february, показала на дядю, и велела к тому за благословением обращаться. Мол, если дядя, как глава семьи дозволит. Вот, новый поворот. Теперь у нас, дядя банкует. Развели тут 'домостроевщину', понимаешь! Вскоре мы и к месту лова подошли. Минут сорок шли. Дядя Дима эхолотом посмотрел кто тут под нами гуляет, циркуляцию заложил на малом ходу, а мы с Катей невод за борт травим, присматриваем, чтобы он не путался. Дали кружок, и лебедкой тот кошелек обратно в кучку собирать стали. Подтянули вплотную к борту - есть улов, вода кипятком бурлит. Гик вместо кран-балки у дяди приспособлен, через блоки. Приподняли добычу, и шар трепещущий на борт завели, и на палубу струей выпустили. Килограмм двести на глаз. Как раз на бочку хватит. И по ящикам пластиковым, льдом набитым, рассортировывать стали. Кефаль в основном, да скумбрия. И катран невеликий тоже затесался в кучу, охотился видать, да и сам добычей стал. А потом ловушки на осьминогов проверять стали, тоже кило с полста выловили. Сети вместо паруса подняли на просушку и на дизеле домой пошли. К восьми уже пришвартовались. Ящики в пикап перекидали, еще добавили с десяток, с зеленью огородной, позавтракали кофейком и всем народом в Хиос поехали. В семейной таверне погулять, в честь выходного дня. За полчаса доехали оравой развеселой. Позавтракали в таверне, с другим дядей - Пименом познакомились, он у нас улов принял. Тоже веселый дядька оказался. Все шутки какие-то мне непонятные шутил, а Катя рдела застенчиво, и выговаривала ему что-то. Отнекивалась походу. Вконец он подругу мою засмущал. Таверна и вправду в удачном месте, прямо на набережной расположилась. Навес большой, столиками уставлен. Уютно, с моря ветерок приятный задувает. И закрытый зал есть, для непогоды зимней. С камином большим, широким. Понравилось мне, как все с душой сделано. Потом город смотреть мы с Катюшей пошли, от всех отбившись, и покупки совершать. Подумал я, да и купил себя полтора десятка джинсовых штанов да рубашек. Светлых. Не в таком климате черное носить. Невмоготу. А Зимин говорил, что и по ту сторону не прохладнее. Вот я и раскошелился. С прицелом на будущее, на светлые тона перехожу. А потом панамку приметил. Белая и на ней лис нарисован. Рыже-огненный. Морда наглая, но не глупая. Симпатичный. Поля у панамки развесистые. Хозяин лавки подлетел, увидев, как я панамку примеряю, нахваливает. Хороша панамка чуть мне не по размеру, но когда шишка сойдет, в самый раз будет. Главное - уши мне прикрывает. С бейсболкой проклятущей, обгорают у меня ушки на солнышке, как их не прячь. - Сколько? - Спрашиваю. - Пятьдесят евро. - Сколько таких у тебя, я спрашиваю? В штуках скажи. Все заберу! Но по цене нормальной, оптовой возьму. Сторговались мы с барыгой этим по пятнадцать евриков за штуку, и я у него всю дюжину и приобрел. Катя ему брякнула что-то ехидное, он и смутился. И цена стала божеская сразу. А то загнул - полсотни за панамку! Нехристь, наверное! Или магометанин. Велела она в 'Катран', в псаротавену к Пимену товар доставить, проныра этот жуликоватый совсем подобострастный сделался. Кирия то, кирия се! Чего кирия изволит? И не изволит ли кирия с ним в ресторане поужинать? Мелким бесом возле скачет, в глаза ей снизу вверх заглядывает, хочет проныра, чтоб погладили. Ну, одолел! Щас я тя поглажу, вдоль да поперек хребтинки! Но Катя мне разбушеваться не дала. Увела в авто-мото магазин по соседству. Для утехи души, там я поспокойней стал. И покупку от нервов сделал. Прикинул я, как на той стороне буду пешком бегать, по солнцепеку палящему, по делам. И купил себе скутер, 'Ямаху' стакубовую, черную. BWS-100. Машина мне там не с руки поначалу будет, куда я там с машиной, А эту тарахтелку я и в самолете легко увезу, если понадобится. 90 кг всего в ней весу. А потом я с Саниной радиотетрадки там ксерокопию себе сделал. Дальше мы с Катей город уже на скутере осматривали. Классная штучка оказалась, скутер этот. Шустрая. Пронырливая. И в отличие от мотоцикла, с колес вода на ноги не летит. А город поливают. Долго мы крепостные строения древние, места Катины любимые и прочие местные достопримечательности осматривали. Турист я, или не турист? Катя мне в манере ей не свойственной, про времена былинные речи вела, воодушевленно руками размахивая. Личный гид у меня. Компетентный. Потом на пляж местный укатили. Купались долго. Она в городе этом, в Хиосе родилась и выросла. Потом, как родителей ее на автомобиле, в тумане какой-то урод в обрыв с дороги столкнул, у дяди Димитриоса четыре года, до восемнадцати воспитывалась. Потом в Салоники учиться уехала. Там и замуж ее выдали. Дядя Дима сосватал ей Теодора в мужья. Деток у них вот не народилось. Бесплодная Катерина оказалась. Теодор недоволен был сильно. Расказывала мне Катерина обо всем попутно, на ухо, за спиной у меня сидя, а я катил неторопливо. Забавный городок, Хиос этот. Древний. Зелени не так чтобы много. Пальмы, да оливы те же. Зато везде, где возможно только, цветами усажено. Застроен плотно домами двухэтажными в основном. Улочки узкие, извилистые. Весь мы его исколесили. Невелик городок. Горами к морю прижат. Не западно-сибирская равнина, нету тут приволья.