— Нет. — Голубой и кремовый — цвета дома Арренов. — Вы сказали, их восемь… значит, Бронзовый Джон тоже будет? — Единственный, кто хоть что-нибудь значит. — Бронзовый Джон меня знает. Он гостил в Винтерфелле, когда его сын отправился на север, чтобы надеть черное. — Она тогда по уши влюбилась в сира Уэймара, смутно помнилось ей, — но что взять с маленькой глупышки, которой она была в той прежней жизни. — А в Королевской Гавани, на турнире десницы, лорд Ройс видел Сансу Старк еще раз. — Ройс, конечно, заметил твое хорошенькое личико, — Петир приложил палец к подбородку, — но ведь оно было одним из тысячи. Он наверняка больше следил за турниром, чем за какой-то девочкой среди зрителей. Что до Винтерфелла, то там Санса была совсем ребенком, к тому же рыженькой. Моя дочь — взрослая, красивая девушка, и волосы у нее каштановые. Люди видят то, что ожидают увидеть, Алейна. — Он поцеловал ее в нос. — Вели Мадди развести огонь в горнице. Я приму лордов там. — Не в Высоком Чертоге? — Да не допустят боги, чтобы они увидели меня близ высокого сиденья Арренов и подумали, что я намерен его занять. Столь худородные ягодицы не должны и мечтать о благородных подушках на нем. — Значит, в горнице. — Ей следовало бы остановиться на этом, но слова вылетели сами собой. — Если вы отдадите им Роберта… — …и Долину? — Долина и так у них. — Большей частью, согласен, однако не вся. В Чаячьем городе меня любят, и среди лордов у меня друзья тоже есть. Графтон, Линдерли, Лионель Корбрей… хотя с лордами Хартии они, конечно, сравниться не могут. Да и куда нам с тобой деваться, Алейна? В мой роскошный дворец на Перстах? Она уже думала об этом. — Джоффри отдал вам Харренхолл. Там вы были бы лордом по праву. — Разве что по названию. Мне нужен был громкий титул, чтобы жениться на Лизе, а Ланнистеры что-то не торопились передать мне Бобровый Утес. — Но замок все равно ваш. — Да, и какой замок… неоглядные чертоги, разрушенные башни, сквозняки, привидения. Отапливать его — сплошной убыток, оборонять его невозможно. Есть еще такая мелочь, как проклятие… — Проклятия существуют только в песнях и сказках. Эти ее слова, похоже, позабавили Петира. — А разве есть песня про Григора Клигана, умершего от смазанного ядом копья? Или про того наемника, которому сир Григор отрубал сустав за суставом? Ему замок достался от сира Амори Лорха, а тому — от лорда Тайвина. Одного убил медведь, другого — карлик. Леди Уэнт, как я слышал, тоже умерла. Лотстоны, Стронги, Харроуэи… Харренхолл убивает всех, кто коснулся его. — Тогда отдайте его лорду Фрею. — Хорошая мысль, — засмеялся Петир. — А еще лучше вернуть его нашей любезной Серсее. Не стану, впрочем, говорить о ней дурно — она должна прислать мне некие чудесные гобелены. Правда мило с ее стороны? Услышав имя королевы, Алейна застыла. — Ничего милого в ней нет. Я ее боюсь. Если она вдруг узнает, где я… — То мне придется вывести ее из игры раньше, чем я полагал. Если она, конечно, сама не выйдет. — Легкая улыбка Петира дразнила Алейну. — В игре престолов даже самые незначительные фигуры наделены собственной волей и могут отказаться делать придуманные для них ходы. Запомни это хорошенько, Алейна. Вот урок, который Серсее Ланнистер еще предстоит выучить. А пока не заняться ли тебе делом? Да, разумеется. Она распорядилась подогреть вино, нашла в кладовой круг белого сыра и приказала напечь хлеба на двадцать человек — вдруг лорды взяли с собой кого-то еще. Если они отведают нашего хлеба и соли, думала Алейна, то уже не смогут причинить нам вреда. Фреи, убив в Близнецах ее мать и брата, попрали все законы гостеприимства, но трудно поверить, что столь благородный муж, как Джон Ройс, опустится до чего-то подобного. Из кухни она перешла в горницу. На полу там лежит мирийский ковер, поэтому тростник можно не настилать. Она попросила двух слуг поставить на козлы столешницу и принести восемь дубовых, обитых кожей стульев. Будь это пир, она поставила бы один стул во главе стола, второй на другом конце и по три с каждой стороны, но сейчас она готовилась не к пиру. Шесть стульев с одной стороны, распорядилась Алейна, два с другой. Теперь лорды Хартии, должно быть, поднялись уже до Снежного Замка. Подъем, даже верхом на мулах, занимает почти весь день, а пешком в Гнездо добираются за несколько суток. Возможно, лорды засидятся до поздней ночи, и понадобится сменить в горнице свечи. Когда Мадди разожгла огонь, Алейна послала ее вниз за душистыми восковыми свечами — их подарил леди Лизе лорд Ваксли, один из ее поклонников. После этого девушка опять спустилась на кухню — присмотреть за вином и выпечкой хлеба. Все было в порядке, и у нее еще оставалось время, чтобы выкупаться, помыть голову и переодеться. Ее внимание остановило платье из пурпурного шелка и другое, из синего бархата с серебряными прорезями, под цвет ее глаз, — но потом она вспомнила, что Алейна незаконная дочь и должна одеваться сообразно своему положению. Лучше взять вот это, темно-коричневое, из тонкой шерсти, где на лифе, подоле и рукавах вышиты золотой нитью листья и виноградные лозы. Оно к лицу ей, и в то же время такое могла бы носить и служанка. Она примерила несколько ожерелий — драгоценности леди Лизы Петир тоже ей отдал, — но все они показались ей чересчур богатыми. В конце концов она остановилась на простой бархотке цвета осенних листьев. Посмотревшись в серебряное зеркальце Лизы, которое подала ей Гретчель, она убедилась, что это украшение хорошо подходит к густым каштановым волосам. Лорд Ройс нипочем меня не узнает, подумалось ей. Я и сама-то себя узнаю с трудом. Чувствуя себя почти столь же уверенно, как Петир Бейлиш, Алейна Стоун вооружилась улыбкой и сошла вниз встречать гостей. Орлиное Гнездо — единственный замок в Семи Королевствах, где главный вход расположен ниже темниц. Каменные ступени, ведущие на гору мимо Каменного и Снежного Замков, обрываются у Небесного. Последние шестьсот футов подъема — это отвесная скала. Здесь посетители слезают с мулов и либо садятся в деревянную люльку, служащую для поднятия припасов, либо карабкаются по каменной трубе, цепляясь руками на вырубленные в ней ямки. Лорд Редфорт и леди Уэйнвуд, самые пожилые из лордов Хартии, выбрали люльку, которую затем опустили еще раз за тучным лордом Бельмором. Остальные предпочли подняться самостоятельно. Алейна, встретив их в Палате Полумесяца, где жарко пылал огонь, приветствовала их от имени лорда Роберта. Здесь же гостям подали хлеб, сыр и горячее вино в серебряных чашах. Петир заставил ее выучить здешние гербы, поэтому она узнавала всех, хотя никого не знала в лицо. Красный замок — это, естественно, Редфорт, коренастый, с аккуратной седой бородкой и добрыми глазами. Леди Анья, единственная женщина среди подписавших Хартию, одета в темно-зеленую мантию, где агатовыми бусинами вышито сломанное колесо Уэйнвудов. Шесть серебряных колоколов на пурпуре — это толстяк Бельмор. На его многочисленных подбородках растет морковно-рыжая борода. Саймонд Темплтон рядом с ним кажется особенно темным и угловатым. Нос крючком и льдисто-голубые глаза делают этого рыцаря похожим на красивую хищную птицу. На дублете у него девять звезд, обрамленных косым золотым крестом. Молодой лорд Хантер в горностаевом плаще привел Алейну в замешательство, пока она не разглядела застежку — пять серебряных стрел, расположенных веером. Этому «юноше», на ее взгляд, ближе к пятидесяти, чем к сорока. Отец его, правивший Длинным Луком чуть ли не шестьдесят лет, умер столь внезапно, что поговаривают, будто новый лорд ускорил его кончину. Щеки и нос Хантера красны словно яблоки — это указывает на приверженность к горячительным напиткам. Нужно будет наполнять его чашу, как только она опустеет. У самого молодого из всех на груди три ворона с окровавленными сердцами в когтях. Каштановые волосы доходят до плеч, один непослушный локон упал на лоб. Сир Лин Корбрей. Алейна боязливо приметила его жесткий рот и недобрый взгляд. Последними вошли Ройсы, лорд Нестор и Бронзовый Джон. Лорд Рунстона очень высок — ростом он не уступит Псу. Он уже сед и покрыт морщинами, но огромные ручищи по виду способны сломать иного юнца словно прутик. Суровое лицо этого старика живо напомнило Сансе его пребывание в Винтерфелле. Вот он, сидя за столом, тихо беседует с ее матерью. Вот возвращается с охоты с притороченным за седлом оленем, и его голос гремит среди каменных стен. Вот он, сражаясь на учебном дворе, валит наземь ее отца и поворачивается, чтобы сразить вдобавок и сира Родрика. Он узнает ее, непременно узнает. Может быть, ей стоило бы броситься к его ногам и просить покровительства? Но если он не поддерживал Робба, с какой стати он будет заступаться за Сансу? Война окончена, Винтерфелл пал. — Лорд Ройс, — робко спросила она, — не выпьете ли чашу вина, чтобы согреться? Свинцово-серые глаза Бронзового Джона, спрятанные под невиданно косматыми бровями, сощурились. — Я тебя знаю, дитя? У Алейны отнялся язык, но ее выручил лорд Нестор. — Алейна — побочная дочь лорда-протектора. — Мизинцев мизинчик потрудился на славу, — с ехидной улыбкой сказал Лин Корбрей. Бельмор засмеялся, и к щекам Алейны прихлынула кровь. — Сколько тебе лет, дитя? — спросила леди Уэйнвуд. — Ч-четырнадцать, миледи. — На миг она позабыла, сколько лет должно быть Алейне. — И я уже достигла расцвета. — Цветочек, надо надеяться, еще не сорван, — пробормотал в большущие усы молодой лорд Хантер. — Но так и просит, чтобы его сорвали, — добавил Лин Корбрей, как будто ее и не было здесь. — Как видно, в Доме Сердец подобные речи считают учтивыми? — Анья Уэйнвуд начинала седеть, вокруг глаз пролегли морщинки, кожа на подбородке отвисла, но всякий сразу бы понял, что перед ним благородная дама. — Следите за своим языком, сир. Эта девушка, несмотря на свои юные годы, успела достаточно настрадаться. — Мой язык вашей милости не касается, — ответил Корбрей. — Последите лучше за своим. Я не терплю выговоров, что могли бы подтвердить вам некоторые покойники. — Проводи-ка нас к своему отцу, Алейна, — отвернувшись от него, сказала леди Уэйнвуд. — Чем скорей мы покончим с этим, тем лучше. — Лорд-протектор ожидает вас в горнице. Прошу следовать за мной, милорды. — Крутая мраморная лестница вела из Палаты Полумесяца мимо житниц и нижних темниц замка. Лорды Хартии, проходя под тремя амбразурами, сделали вид, что не замечают их. Бельмор скоро начал пыхтеть, как кузнечный мех, а лицо Редфорта сделалось серым под стать волосам. Часовые наверху загодя подняли решетку. — Прошу сюда, милорды. — Алейна провела их по галерее, где висели великолепные гобелены. Сир Лотор Брюн открыл перед ними дверь горницы и сам вошел следом за остальными. Петир сидел за столом с чашей вина в руке, просматривая какой-то новенький белый пергамент. — Добро пожаловать, милорды, — сказал он, подняв глаза на вошедших, — и вы, миледи. Я знаю, как утомительно восхождение на гору. Прошу садиться. Алейна, милочка, еще вина нашим гостям. — Да, батюшка. — Свечи, к ее радости, уже горели, распространяя аромат мускатного ореха и прочих дорогих пряностей. Пока она ходила за штофом, гости рассаживались — лишь Нестор Ройс помялся немного, прежде чем занять пустой стул рядом с Петиром, а Корбрей подошел к очагу погреть руки. Сердцевидный рубин в эфесе его меча при этом вспыхнул алым огнем. Заметив, как он улыбается сиру Лотору, Алейна решила, что для своих почтенных лет сир Лин очень красив, но улыбка у него нехорошая. — Ваша Хартия, которую я только что перечел, превосходна, — начал Петир. — Видно, что ее составлял весьма одаренный мейстер. Жаль только, что вы и мне не предложили ее подписать. Этого они явно не ожидали. — Вас? — произнес Бельмор. — Я владею пером не хуже кого другого, и никто не любит лорда Роберта больше, чем я. Что до мнимых друзей и дурных советчиков, их непременно надо искоренить. Сердцем и рукой я с вами, милорды. Укажите, где мне поставить свою подпись. Алейна, разливая вино, слышала, как хмыкнул Лин Корбрей. Другие, видимо, растерялись, но затем Бронзовый Джон хрустнул пальцами и сказал: — Мы пришли не за твоей подписью и не намерены зубоскалить с тобой, Мизинец. — Жаль. Обожаю позубоскалить. — Петир отложил свиток в сторону. — Что ж, воля ваша. Позвольте тогда спросить напрямик: что вам нужно от меня, лорды и леди? — От вас — ничего. — Саймонд Темплтон уперся в Петира холодными голубыми глазами. — Нам нужно, чтоб вас здесь не было. — Не было? — с притворным удивлением повторил Петир. — Где же мне быть, как не здесь? — Король сделал вас лордом Харренхолла, — заметил лорд Хантер. — Большего никто и желать не может. — Речные земли нуждаются в лорде, — подхватил старый Хортон Редфорт. — Риверран осажден, Бракен и Блэквуд открыто воюют между собой, по обоим берегам Трезубца разгуливают шайки злодеев. Непогребенные тела лежат повсюду, куда ни глянь. — В ваших устах это звучит весьма привлекательно, лорд Редфорт, — ответил Петир, — но здесь меня, к сожалению, держат неотложные дела. К тому же надо подумать о лорде Роберте. Неужели вы хотите, чтобы я тащил больного ребенка в этот страдающий от войны край? — Его милость останется здесь, в Долине, — заявил Джон Ройс. — Я намерен взять мальчика к себе в Рунстон и вырастить из него рыцаря, которым Джон Аррен мог бы гордиться. — Почему Рунстон? — осведомился Петир. — Отчего не Железная Дубрава, не Редфорт, не Длинный Лук? — Все эти замки его милость тоже посетит в свое время, — заверил лорд Бельмор. — В самом деле? — с заметным сомнением произнес Петир. — Если вы пытаетесь настроить нас друг против друга, лорд Петир, то не трудитесь, — посоветовала леди Уэйнвуд. — Здесь мы говорим в один голос. Рунстон устраивает нас всех. Лорд Джон превосходно воспитал трех своих сыновей, и более подходящего опекуна для юного лорда нечего и желать. Его мейстер Хелливег много старше и опытнее вашего Колемона и сможет успешнее лечить лорда Роберта. Воинскому мастерству мальчика будет учить Сэм Стоун-Силач, отличнейший мастер оружия. Септон Люкос станет его духовным наставником. Кроме того, в Рунстоне будут другие мальчики его возраста — куда более подходящее общество, чем старухи и наемники, которыми он окружен здесь. Петир потеребил бородку. — Лорд Роберт действительно нуждается в обществе ровесников, я согласен. Но Алейну едва ли можно назвать старухой. Мальчик нежно любит мою дочь, он сам вам скажет об этом. Кроме того, я недавно просил лорда Графтона и лорда Линдерли прислать мне своих сыновей. Оба мальчика — сверстники Роберта. — Щенки комнатных собачек, — засмеялся Лин Корбрей.