— Не нравится мне все. Больно просто у тебя выходит, да и исполнитель трус. — Верно, трус, — согласился Мефодий. — Ты знаешь, что у тебя бойца на смерть берут? — Ну? — Знаешь? Словами отвечай, — рассердился Мефодий. — Знаю, — покорно ответил Николай. — Так и они знают, что ты знаешь. А если так, то какой стоящий авторитет на такое дело путного человека пошлет? Ты что-то поимеешь с этого? Нет. Ты устранился. Перепульнул задание на сторону. Значит, кого они должны получить? А чего ФСБ самостоящего киллера не отрядила? Нету у них? Всех грипп уложил? — Они моего родственничка желают замазать и убрать, — сказал Николай. — Верно. Только дай мы им умных бойцов, они мигом бы подвох начали искать, потому что знают: просто так ничего не случается. Кого они там хотят замочить — наше дело? — Да плевать, хоть бы всю Думу разом, воздух в России чище бы стал. — Николай рассмеялся. — И я так полагаю, — согласился Мефодий. — Но они желают твоего братца с горки спихнуть, а мы хотим его в своей петле иметь. Они как наших парней увидят, вмиг поймут: прислали бросовый товар. И подумают, мол, эти бандиты не дураки, но играют честно. Кретинов прислали, но на спусковой крючок нажать — большого ума не надо. Половину дела сделаем, дальше видно будет. Мефодий, словно нянька, проследил, чтобы Николай был одет соответственно, походил на провинциального делягу с небольшим доходом. Джинсы и грубые ботинки, простенький свитер домашней вязки и дешевая толстая куртка под кожу неизвестного производства. Когда Николай потянулся к пистолету, Мефодий ударил его по руке. — Двинулся? Ты, паря, в Москву едешь, проверить могут в любой миг, пушку обнаружат — конец, из застенка выберешься незнамо когда. Валюту не имей, вот тебе двадцать тысяч нашими. Поселись в гостинице «Минск» на Тверской. Не пей, баб в номер не води, могут к ерунде придраться. — Обижаешь ты меня, Мефодий, обучаешь, как мальца, — сказал Николай. — Обижаю? Мы оба с тобой дурни последние. — Мефодий потряс сокрушенно головой. — Решили нынче на исходе ночи проходящим поездом уехать? — Чем плохо? — удивился Николай. — Парни вылетают сегодня, и самолет будет в Москве раньше поезда. Если ты их в аэропорту не зацепишь и на хвост не сядешь, то мы словим пустышку. Человека в Москве не найти. И все, что мы с тобой задумали, в толчок кинуть и за веревочку дернуть. Мгновенно сообразив, что старый вор снова прав, Николай вздохнул и опустился на лавку. Вор в законе Мефодий по кличке Сапсан родителей не помнил, сестер-братьев не имел, четверть века оттянул в зоне, слыхал-видел про любовь только по телику. До недавнего времени для него это слово было хоть и знакомое, но ничего не значащее. Как «дурь», которую некоторые нюхают, потом на стенку лазают. Сапсан никакой «дури» ни разу не пробовал, любви никогда не знал. И случилось такое, привязался старый вор к молодому. Присох не за то даже, что Николай спас его от малолеток, сердцем пригорел как к человеку новому, каких ранее не встречал. О том, что полюбил парня, сам Мефодий и понятия не имел, об этом лишь Варвара догадывалась, да глухо молчала. Николай сидел на лавке, свесив между колен тяжелые руки, и матерился шепотом. Мефодий глянул на часы — было четыре утра, — хлопнул Николая по литому плечу. — Не тушуйся, я уже карты пересдал. Полетишь в шесть утра грузовым самолетом. Ты в списке команды грузчиком записан. — Когда же ты успел, черт старый? — вскинулся Николай. — За мои срока в зоне разных людишек пришлось повидать. Я не только с самолетом успел, я тебе в Москве тачку с водилой организовал. В столице без тачки пропадешь. Теперь слушай внимательно. В аэропорту встретит тебя мой давний подельник Усков. Он от дел давно отошел, знатный вор был, большим авторитетом в зоне пользовался. Запомни, он для тебя друг Мефодия и к делу никаким краем, возит тебя, и все. Зови только на «вы» и по имени-отчеству — Сергей Васильевич. Он женат, имеет двоих детей и рискует по старой дружбе и за деньги — его этот кризис сильно ушиб. — Так он, значит, скурвился, может, и на ментовку стучит? — спросил Николай. — Не знаю, может, и стучит, — спокойно ответил Мефодий. — Нам до его жизни дела нет. Тебе он поможет, оно и главное. Он молчун, но слово скажет — для тебя закон. Блатные слова забудь, да ты и так говоришь, словно учитель в классе. Ты владелец лесопилки, сейчас сильно расширяешься, а напарник твой вроде дурака валяет. Ты в Москве желаешь за ним проследить, выяснить, правду он тебе говорит или вола крутит. Когда выстрелы услышишь, для тебя это как гром среди ясного неба. Хотя знаю, Серега мне не поверил и тебе верить не будет. Потому, как в машину к нему сядешь, привет от меня передай и отдай деньги вперед. Мефодий протянул Николаю тяжелый пакет, завернутый в тряпицу. — Тут сорок тысяч «зеленью». Если Серега деньги возьмет, считай, кровью подписался — у него семья. — Доля Юрки Косача? — Николай прикинул пакет на руке. — Тебе без дела. Деньги я даю, мой и ответ, — сухо сказал Мефодий. — В Москве только на мысочках ходить. В морду плюнут, а ты и не заметил. Ну, с богом, Николаша, будь умницей. В аэропорту грузились долго, вместо шести грузчиков работали трое. Груз представлял собой ровные аккуратные тюки, обтянутые мешковиной и залепленные тяжелыми сургучными печатями. За погрузкой наблюдали сам командир самолета и мужик из наземной службы. Тюки были нетяжелые — килограммов по пятьдесят-шестьдесят, но очень неудобные — и взять не за что, и не обхватить. К самолету их подвозил специальный кран, который подъезжал к брюху самолета и поднимал свою площадку вровень с полом грузового отсека. Дело грузчиков казалось простым — оттащить тючки внутрь и уложить, — а крепил их работник порта, который на грузчиков внимания не обращал. Николая этот надзор и глухое молчание раздражали: вспоминалась зона, только собак не хватало. Поначалу работалось в охотку, но вскоре стало тянуть поясницу, бедра и сильнее всего кисти рук. Один из грузчиков был явно после поддачи, тючки принял с подъемника, покачнулся и упал. Командир влетел в грузовой отсек, как молодой, в руке у него блеснул ствол «макарова». — Помоги ему, — сказал командир Николаю. Если бы не нотации Мефодия, Акула бы обязательно ощерился, не любил, когда перед лицом размахивают оружием. Но Николай твердо запрограммировал себя на беспрекословное послушание, молча подхватил тюк, отнес на место. Командир прошел внутрь, осмотрел тюк, проверил печать и беззлобно сказал: — Мудаками родились, так и живете. Ты меньше получишь. — Он косо взглянул на провинившегося. — Николай? — Взгляд его почему-то уперся в ноги Акулы. — Ты теперь бригадир. Совет. Будем в воздухе — уцепиться за поручни и висеть, не садиться, тем более не ложиться. Иначе вы в Москве не встанете. Бросим на поле, денег не получите. Акула сжал зубы, кивнул. И весь полет висел на руках, еле касаясь носками ботинок пола. Зато в Москве он преодолел небольшую крепатуру и бодро встал на разгрузку. Малый, что упал при погрузке, всю дорогу проспал, по прибытии поднялся на колени и рухнул. Командир согласно кивнул и сказал двум работникам аэропорта: — Отнесите дерьмо под навес, очнется — выгоните на улицу. Пусть до дома ногами шлепает. — И повернулся к Николаю: — Справитесь? — Выхода нет, командир, — зло ответил Акула и подумал, что в Котуни этого летуна подловит. Он уже схватился за тюк, когда услышал над самым ухом: — Ты умный парень. Мефодий тебя рекомендовал, — и ушел. В общем, разгрузка в конце концов кончилась, Николай получил пачку денег, не считая, сунул в карман, когда рядом вновь объявился командир, подмигнул: — Работяга деньги всегда считает, запомни. Николай хотел матюгнуться, но командир смотрел хитрым глазом, мотнул головой, сказал: — Идем, провожу, тут и заплутать недолго. «Грузчик» молча пошел за ним. Когда они оказались на привокзальной площади, командир усмехнулся: — Если пожелаешь вернуться, — он протянул какую-то бирку, — спросишь капитана, возьму. — И не прощаясь ушел. Николай потянулся, хрустнул затекшими суставами, закурил, посмотрел на людское море и тысячи машин, подумал, что Котунь не город и даже не село, а сортир в пустыне, когда к нему неторопливо подошел совершенно седой мужик лет пятидесяти пяти, спросил: — Тебе, милок, по случаю не в гостиницу «Минск» требуется? — Угадали, Сергей Васильевич, — ответил Николай. — Дорого возьмете? — Не дороже денег. Идем. — Усков направился к двадцать четвертой замызганной «Волге». Когда Николай сел на заднее сиденье, то, следуя полученным указаниям, сразу сказал: — Вам нижайший поклон от Мефодия Сильверстовича. Он просил передать, а вас принять и не гневаться за скромный подарок. — Николай извлек из своего рюкзачка пакет, завернутый в тряпицу, положил водителю на колени. Седой долго молчал, не двигался, наконец взял пакет, взвесил на руке, крякнул, сунул под свое сиденье. — Тебе, я знаю, требуется второй рейс из Котуни встретить? — Он взглянул на часы. — Даром бензин жечь не будем, я тебя тут неподалеку отвезу, поешь, вздремнешь, и сюда вернемся. Бойцы Юрий и Петр долетели благополучно. Их встречали два молодых до неприличия парня, взяли чуть не от трапа и отвели к черной сверкающей «Волге». Петр был ниже Юрия на голову, в два раза шустрей и во много раз разговорчивее. Когда они сели в роскошную машину, Петр хмыкнул и весело сказал: — А в Москве права до восемнадцати дают? — В Москве права дают не по годам, а по уму, — ответил парень за рулем. — Ты бы и до крематория не получил. Серьезные сотрудники ФСБ не хотели пачкаться в непонятном деле и поручили встречу бойцов курсантам, которые проходили практику в одном из подразделений. Но полковник, ведущий разработку, не бросил пацанов на свободу, а в неприметном «жигуле» двинул за ними от аэропорта в город. Хорошо, седой Усков, много раз битый и в соленой воде стиранный, быстро засек сопровождение, не удержался и ехидно сказал: — А твой подельник, Никола, в столице человек уважаемый, его ведут, как серьезную птицу, и пацаны в «Волге» вроде шавок, а серый волк за ними приглядывает. Ну, мы разных повидали, тачка у нас невзрачная, продержимся. На шоссе «наружку» вести было просто, а когда въехали в город, Усков надел беретку, прикрыл свою белую голову и сказал: — А ты, парень, опустись на сиденье и приляг. Николай молча выполнил приказ и незаметно задремал. Проснулся он от толчков в бок. — Здесь, полагаю, ихняя леженка. Сейчас твоих улусов обмоют, приоденут и куда-то повезут. Видишь, «жигуль» ушел, а «волжанка» осталась? Значит, сегодняшняя программа не окончена. Юрия Косача и Петра Фистова привезли на захудалую конспиративную квартиру, которая, как и многие квартиры такого предназначения, выглядела жилой, но запах имела застоявшийся. Молодые курсанты, гордые и довольные полученной самостоятельностью, открыли форточки, начали командовать: — Один протирает пыль, второй лезет в ванну, моется, бреется.