— Имя произнесли вы, Лев Ильич. — Гуров встал. — Коньяк и кофе были великолепны. — Имя произнес я. А вы, Лев Иванович, оторвите тому чиновнику яйца, — сказал Бунич, провожая гостя до двери. Гуров искренне рассмеялся и ответил: — Уважаемый Лев Ильич, я не занимаюсь членовредительством. Я скромный мент, который разыскивает преступников. — Врете вы все, дорогой мой. — Бунич пожал Гурову руку. — Если мой парень сказал, что вы недавно стреляли, значит, стреляли. А воробьев в такой темноте не видно. Хотите, вас довезут до дома? — Спасибо, доберусь. Я не прощаюсь, до моего отъезда мы еще поговорим. Глава 7, и последняя Утром Станислав разбудил Гурова и виновато сказал: — Извини, мог бы еще прихватить часок, но с нашим пленником плохо. Видимо, внесли инфекцию, ногу разнесло, надо везти в госпиталь. Ты ведь с Буничем договорился? Сыщик быстро оделся, побрился, привел себя в полный порядок и спустился в темную комнату к задержанному. Не надо было быть врачом, чтобы понять: у человека жар и ногу разнесло. — Сделай ему укол обезболивающего, дай антибиотик, — приказал Гуров. — Через час повезем, мне необходимо смотаться на базар, у меня там назначена встреча. — Может, откажемся, Лев Иванович? — засомневался Станислав. — Слишком много на нашу голову свалилось. — Менять ничего не станем, может, так и к лучшему, — решительно сказал сыщик. — Майор! — позвал он Шарова. — Побудьте с раненым, я скоро вернусь, мы его заберем в госпиталь. Твоя работа будет закончена, продолжай обычную службу. Если ты прилюдно скажешь обо мне плохие слова, я не обижусь. Ты меня понял? — Так точно, господин полковник! — Майор Шаров вытянулся, но не козырнул, он был без головного убора. — Вот и отлично! Поехали! Через минуту «Ауди» выкатился на улицу. — Ты уверен? — спросил Станислав. — Не знаю, но коней на переправе не меняют, — ответил Гуров. Они остановились не у базара, а у телеграфа. Гуров прошел к начальнику, предъявил удостоверение, долго смотрел растерянному человеку в лицо и, четко выговаривая слова, произнес: — Обстановка в городе вскоре резко изменится. — Он помолчал, дождался, пока взгляд у начальника станет более осмысленным, и продолжал: — Вы меня никогда не видели. Теперь срочно соедините меня с Москвой и выйдите из кабинета. Вскоре сыщик уже сидел в машине, теперь они действительно поехали к базару. Здесь жизнь шла своим чередом, люди торговали кто чем может, нищие расположились на пустых ящиках, мальчишки шныряли между рядов, пытаясь что-то стянуть либо помочь «даме» донести до машины тяжелую сумку. Группа серьезных воров занимала свое место у чебуречной. Четвертак стоял чуть обособленно, наблюдал за происходящим, почти закрыв глаза, но все видел. Сыщики вошли в ворота, обогнули огромную лужу, приостановились. Станислав взглянул на друга, покачал головой, прошептал: — С богом, командир, — и отошел в мясные ряды. Гуров направился к чебуречной. Его уже заметили, один из группы воров тут же исчез, остальные повернулись к приближавшемуся сыщику спиной, и тут над базаром ударил пистолетный выстрел. Гуров остановился, сделал еще два неуверенных шага и упал на угол ближайшей палатки. Воры шарахнулись в стороны, лишь Четвертак отлепился от стены, уперся взглядом в толпу, профессионально просеивая заметавшихся людей, затем недоуменно покачал головой, громко сказал: — Помогите менту встать. Весло, галопом к Мефодию! — И тоже подошел к поднимавшемуся на ноги сыщику. Правая брючина Гурова набрякла кровью, затылок почернел, кровь стекала по шее, и он грязной рукой размазывал ее по вороту рубашки. В мгновение рядом оказался Станислав, подхватил друга, громко спросил: — Куда? — Нога. Головой об угол шарахнулся. — Гуров скривил губы, взглянул на окруживших его зевак, матюгнулся и сказал: — Что вам, цирк? Убирайтесь. Четвертак, помоги добраться до машины. — И мазнул окровавленной рукой вора по шее. Стас и вор вели Гурова, который прыгал на одной ноге, к выходу с базара. Люди потеряли к происшествию интерес, лишь воры двигались следом, оживленно переговариваясь. — Не заговоренный ведь, живой человек, хотя и мент. — Он ночью Ивана пришил… — Может, кто из наших? — Заткнись! — бросил Четвертак через плечо. В отделении за палаткой с вывеской «Хлеб» встретились двое мужиков, и вроде одеты они были, как все, на ногах разбитые кирзачи, ватники перетянуты в поясе тертыми ремнями, на одном рваный треух, на другом замасленная беретка, да лица не в цвет, хотя и порядком грязные, ну а речь выдавала чужаков с потрохами. Они стояли одни, разговаривали не таясь. — Когда стрелять научимся? — спросил один. — Думаешь, это Семен? Так у него ствол с глушителем, — ответил другой. — Взглянем, куда его поволокут? — В госпиталь, куда же еще! — заявил первый. Они выбрались из толпы, сели в замызганный «Москвич» и двинулись следом за «Ауди», соблюдая солидную дистанцию. Четвертак остался в машине с Гуровым, Стас влетел в приемный покой, отобрал у медсестры авторучку, которой она заполняла историю болезни, сунул к лицу служебное удостоверение. — Главврача, у меня раненый. — Здоровых сюда не возят. Главврач в приемном отделении бывает крайне редко. Скоро у него обход, — спокойно ответила медсестра. Медики в приемном отделении, как и пожарные, не реагировали на красные книжечки и громкие голоса. — Вызвать санитаров или принесете сами? — Главврача, — повторил Станислав, прекрасно понимая, что аукает в глухом лесу. Из коридора вышла медсестра помоложе, рядом вышагивал Классик. — Анюта, занимайся своими делами, — сказала подошедшая медсестра. — Я раненого приму. Гаврилыча не беспокой, у него тяжелый. — Кто такой Гаврилыч? — спросил Станислав. — Дежурный хирург. — Сестра отобрала у Станислава свою ручку, заняла место за столом. — Несите, чего ждете? Думаете, сейчас весь госпиталь на уши встанет? Гуров, поддерживаемый Четвертаком и Стасом, допрыгал до смотровой, где его уложили на покрытый клеенкой топчан. — Снимите с него брюки и выйдите отсюда! — непререкаемым тоном сказала молодая медсестра. Четвертак выскочил молча, Стас помогал Гурову снимать брюки, Классик мялся в дверях. — Николай, спасибо, отправляйся домой. — Гуров сел. — Сестренка, извините, что отнимаем у вас время. — Я должна посмотреть вашу ногу. — Девушка работала в приемном отделении шестой год и давно ничему не удивлялась. Брюки не сняли, лишь спустили до колен. Сестра осмотрела рану, неожиданно спросила: — Вы сами себя ранили? Ножевой удар. — Сам, — признался сыщик. — Рука твердая, голова пустая. Сантиметр в сторону — и вы порезали бы артерию. — Сестра обработала рану, начала бинтовать сноровисто, быстро. — А с головой что? — Только испачкал, — ответил сыщик. — Вы, пожалуйста, протрите и перебинтуйте, будто у меня серьезная рана. — Теперь клоун до конца жизни будет мне контрамарки давать, — сказала сестра. — Штаны можете надеть. Мест у нас нет, тем более для симулянтов, могу положить в коридоре. — На пару часов найдете и палату. Сейчас вам привезут действительно тяжелого. Стас, быстро, я тебя жду. Сестра, невольно подчиняясь властному голосу раненого, забинтовала ему голову так, что даже закрыла один глаз. Санитар привез каталку, раненого переложили, повезли по коридору. — Витя, иди, сейчас привезут тяжелого. Этого я доставлю сама, положу в седьмую. Скажи Анюте, пусть предупредит главного и готовят операционную. Санитар быстро ушел, Гуров пожал девушке руку и сказал: