— Кстати, почему ты так гонишь? — моментально сменил тему Владимир. — В том кафе, куда мы едем, свежая сдоба быстро заканчивается? — Мы гоним к моему фатеру. Мне помниться, когда вы с ним встретились в Москве, то понравились друг другу. — Он так и не оставил своего намерения нас поженить? — с нарочитым испугом спросил Фризе. Лизавета пропустила вопрос мимо ушей. — Мы позавтракаем за городом. На автобане. Я знаю прелестное кафе в сосновом лесу у озера… — А номера там есть? — Нет! Только лежаки на пляже, — засмеялась Лизавета, а Фризе поежился. Зная бесшабашный нрав девушки, Владимир не сомневался: она может уложить его и на пляжный лежак. — Мне нельзя светиться в Дуйсбурге, — неожиданно сменив игривый тон на озабоченный, сообщила подруга. — По «легенде» я поехала проведать хворающего папочку. Кстати, тебе тоже нельзя светиться. — В Дуйсбурге? — По всей Германии. — Над всей Германией безоблачное небо, — пропел Фризе. — А что, в Европе может светиться только Большой адронный калайдер? — Не гони залетных лошадок! Я буду тебе рассказывать все по чайной ложке, а в обратном случае мне не хватит русского запаса. — Да, тяжелый случай, — огорчился Владимир. — С вашим «русским запасом», фройляйн, приключился зер шлехт! — Ты бы еще реже приезжал ко мне! — огрызнулась приятельница. — Скоро забуду даже русский мат. С этого момента — ни слова по-немецки. Будем тренировать мой русский. — Яволь! — откликнулся Фризе. И добавил проникновенно: — А, может быть, начнем тренировки… Лизавета прикрыла ему ладошкой рот. Ладошка пахла парфюмом и очень качественной кожей, которой был обтянут руль. — Только не тяни с объяснениями, почему это мне нельзя «светиться» в Германии? Можешь излагать на любом языке… На дорогах всюду были пробки. Лизавета выругалась: — Какой-то умник распустил слух, что во время работы адронного калайдера, у того, кто находится в зоне его действия, начнут активно произрастать волосы. Все лысые двинулись в путь. Фризе недоверчиво усмехнулся: — Разыгрываешь. — Клянусь. Как ты меня учил? Зуб отдаю! Год свободы не видать! Но есть и другая версия: произрастает кое-что другое… — Женская грудь? — Если бы! Я была бы среди первых посетительниц калайдера. Мне кажется, что ты не женишься на мне только из-за моего первого размера! — «У ней такая маленькая грудь…» — проорал на весь автобан Владимир и, обняв Лизавету за плечо, прошептал ласково: — Ты самая красивая шпионка, которую я встречал. А грудь у тебя бесподобная! — И со многими шпионками ты был знаком? — даже не пытаясь скрыть довольную улыбку, поинтересовалась приятельница. — Ты — первая. И, надеюсь, последняя. Так что там произрастает, как ты выразилась, вблизи калайдера? — Забудь! Выбрось из головы. У тебя уже все, что надо, произросло с успехом. Как тот овощ в огороде. — Хрен, что ли? — Фу, хулиган и бестолочь. — Есть, немножко, — согласился сыщик и чмокнул Лизавету в щеку. — Помнишь… — Я все помню, Володька. Фризе, стараясь не показать, что его тронули слова немки, спросил с ехидцей: — А почему мы стоим в пробке? Это едут те, у кого все уже отросло? — Ну, ты меня достал своими вопросами! Вылезай из авто и порасспрашивай. Другие водители боятся, что из-за этого чертова Большого калайдера наш земной шар расколется пополам. И начнет колоться с того места, где проходила Берлинская стена. И никому уже ничего не понадобиться: ни большое, ни маленькое! Елизавета горестно вздохнула: — Господи! Володька! Ты никогда не испытываешь чувства мистического страха? — Только тогда, когда снимаю с тебя… — Договорить он не смог. Лизавета ловко угодила своим нежным локотком ему точно в солнечное сплетение. И, пока Владимир пытался продохнуть, прошептала прямо в ухо: — У тебя еще будет возможность это сделать. — Она нетерпеливо нажала на клаксон, как будто от гудка затор на шоссе мог рассосаться. Но машины и правда двинулись. «Женщины творят чудеса, — подумал изумленный Фризе. — Сметают любую преграду…» — Володька, я не сильно тебя пристукнула? — спросила Лизавета и стала тоже целовать Фризе в щеку. Первыми словами, которые смог произнести Владимир, после того, как наконец восстановил дыхание, был вопль: — Ты же отпустила руль, сумасшедшая тетка! — Какие дела! Сейчас приголубимся на обочине. Пора предпринять отдышку. — Сделать передышку, — проворчал Фризе. — Как трудно тебя возить, майн либер голубец, — вздохнула Лизавета и так резко затормозила на обочине, что гравий разлетелся в разные стороны. «Жаль, что мы редко видимся, — подумал сыщик, с удовольствием разглядывая статную, в меру обнаженную фигуру приятельницы. — И русский у Лизаветы действительно стал хромать». — Хенде хох! — скомандовала девушка. Она всегда подавала такую команду, перед тем, как начать «разоблачение» — избавление Владимира от лишней одежды. — Побойся Бога! — взмолился Фризе. — Машин невпроворот, а ты решила заняться любовью! Пиплы и так зырят на нас. — Не знаю, что такое «зырят», наверное, завидуют. Пусть знают, как воздействует Большой адронный коллайдер на молодых красивых людей! — На молодых красивых людей положительно воздействуют и телеграфные столбы, — сказал Фризе, оставшийся в одних белых боксерских трусах. И вдруг он вспомнил о чековой книжке, лежащей во внутреннем кармане пиджака. Сам пиджак лежал на полу автомобиля, придавленный черными лаковыми лодочками Лизаветы. — Лизка! Дай мне пиджак! Я с тобой совсем потерял голову! Забыл про одну важную деталь! — Володька, самая важная деталь на месте! — Пиджак, фашистка! Я забыл про миллион. Это подействовало. — Про миллион алых-алых роз? — с неподдельным любопытством поинтересовалась Лизавета, продемонстрировав осведомленность в репертуаре российской эстрады. Она убрала свои божественные туфельки с пиджака и протянула его сыщику. — Пока я не получила от тебя даже хилого одуванчика. Фризе достал из внутреннего кармана пиджака чековую книжку, вырвал уже давно заполненную страничку и протянул любимой женщине. Да, сейчас он любил Лизавету больше всех женщин на свете. — Но это же не розы. Ты хочешь, чтобы я сама пошла в розовый магазин покупить на этот миллион розы? — Розами я займусь сам! — сгорая от желания поскорее обнять Лизавету, выкрикнул Фризе. — А это просто мой тебе подарок. — Ради этой папирки ты отодвинул нашу любовь?! — Я не мог вручить тебе чек на миллион евро после того… Лизавета хохотала, откинув голову назад. Фризе с любовью разглядывал упругое, еще молодое тело и думал о том, что в Интерполе, наверное, девушек держат в постоянном тренинге. Вот только грудь у нее слегка опустилась. Чуть-чуть. Наконец она перестала смеяться и попыталась прочитать, что там, в чеке, написано. Справившись с чеком, она убрала его в бардачок. — Комментарии потом. Мимо с огромной скоростью мчались автомобили. Большинство водителей и пассажиров не обращали на припаркованный на обочине «даймлер» бирюзового цвета, никакого внимания. Может, даже не замечали его, крепко вцепившись в руль. Но изощренная публика притормаживала, кричала из окон «бу!». Образовывались заторы, народ одобрительно гудел, мужчины поднимал большие пальцы и веселился. Гудели клаксоны. Один нахал даже выскочил из машины с фотоаппаратом в руке. Но тут же в него из других автомобилей полетели недоеденные фрукты, куски штруделя и даже большой торт. Этот торт попал в цель, в затылок охотника за эксклюзивом. Под громкое улюлюканье «фотограф» скрылся в своем лимузине. Водители наградили любовников криками «браво», и пробка рассосалась. Владимир и Лизавета никаких заторов и баталий не видели и не слышали. Первой сдалась Лизавета. Она откинулась от груди Владимира, высунула голову в окно и сказала: