— Пришлю! Пришлю! Знаешь, этот мужик добился поразительных успехов именно в той области, которая тебя почему-то заинтересовала. Вот уж не думала… — Светлана ласково дотронулась до его руки. — Володька, ты стал задумываться о смерти? Значит, стареешь. — Ни о чем я не задумываюсь! — рассердился Фризе. Девушка словно прочитала его невеселые мысли о старости. — Совсем тупой? — Она придвинулась к нему, прижалась к груди. — Отодвинься. Я еще не закончил с вопросами. Так, что же происходит… — С энергией души и мозга после смерти? Познакомишься с моим интервью и все поймешь. — Светлана пристально, как будто обнаружила в лице приятеля, что-то для себя новое, посмотрела на Фризе. — Знаешь, Володя, Дидье ван Ковелер ссылаясь на Новый Завет, пишет о том, что любовь — это единственная энергия, которая превозмогает смерть. «Мощью своей проходит насквозь и поднимается выше». Вот так. Она отвела взгляд и стала чертить указательным пальцем на груди Фризе какие-то завитушки. Сыщику почудилось, что она выводит бесчисленное число раз одно слово: «Володька, Володька, Володька…» «А, может быть, “дурачина, ты, дурачина, дурачина и простофиля…”» — одернул он себя. И даже не улыбнулся. — Если ты не удосужишься прочитать этот материал в «Иностранке», могу поделиться своим мнением дилетанта. — Валяй! — Суть в том, что мы должны перестать бояться, перестать стыдиться веры в невозможное. — Светка! Ты всегда находишь нужные слова! — восхитился Фризе. — И, главное, в нужный момент. — Это слова автора. Я не такая умная, — заверила Владимира приятельница. — Не знаю, что за «момент» у тебя наступил, но я тащусь от твоего телячьего восторга. У тебя нет в заначке шампанского? Она всегда умела воспользоваться моментом. — Есть! — Фризе поднялся с кровати. — Сейчас доставлю. — Володька, ученый, у которого я брала интервью про все эти трансформации энергии, иногда заглядывает в Москву. Ностальгия дает себя знать. Швейцарцем он стал недавно. Года три назад. — Как его зовут? — Ростислав Игнатьевич. — Ростик! ДЕТКИ ПРОГРЕССА Утром, — оно началось для Фризе и его гостьи в двенадцать — Светлана сказала: — Как хорошо, что ты избавился от теликов. Не мучаешься от переизбытка негатива. А я, как посмотрю перед уходом в редакцию информационную программу, и жить не хочется! Новый день на ТВ начинают с пожаров, убийств, кровавых ДТП. — Кто тебя заставляет по утрам нажимать на пульт? — Володька! Ты забыл о моей профессии? Мне надо быть в курсе событий. Хорошо тебе… — Не завидуй! Скоро мои телики вернутся на свои места. — Ты их не выбросил?! — Светик, не будь такой легковерной. Как же я мог вывалить их в окно? Вдруг в этот самый момент ты бы шла ко мне в гости? — А я и глазом не моргнула, когда вчера выбросила в окно пару красного кружевного белья из твоей ванной комнаты. По-моему, нулевого размера. Фризе покраснел и насупился. Смешно было бы оправдываться. Светка знала о нем все. Или почти все. — Среди десяти твоих достоинств, способность краснеть занимает не последнее место. — Ого! Можешь перечислить остальные? — Только одно: умение угостить подругу вкусным завтраком. После завтрака, затянувшегося часа на два, Светлана вдруг поскучнела. Минуты две она внимательно разглядывала Фризе, словно хотела найти в его лице какие-то новые для себя черточки. Или мысленно сравнивала его сегодняшнего с тем, каким увидела впервые много лет назад. — Светка, тебя что, заклинило? — с тревогой спросил Владимир. — Смотришь на меня… — Какой ты милый, Володька, — сказала подруга. — Такой прекрасный прощальный завтрак мне устроил. — Она поднялась со стула, подошла к Фризе и нежно поцеловала его в щеку. Ночным поездом Светлана уезжала в Питер. Собирать материал для статьи о том, зачем понадобилось Газпрому портить городской пейзаж строительством несуразного небоскреба и тратить на это астрономические суммы. Поэтому Фризе не придал значения словам о «прощальном завтраке». — Вернешься, я тебе сногсшибательный обед приготовлю! — ворчливо пообещал сыщик и так крепко поцеловал подругу, что она чуть не задохнулась. Он никак не мог забыть ту Светку, которая открылась ему сегодня ночью в неярком сиянии ночничка. — Нет, душа моя. Это была наша с тобой последняя трапеза, — вырвавшись из объятий, сказала гостья. — Что еще за новости? — Фризе почувствовал: подруга не шутит. И еще ему не понравились новые словечки в ее лексиконе. Слов «душа моя» и «милый» Светка в разговорах с ним никогда не употребляла. Хорошо знала, как не любит Владимир сюсюканья. — Ты на меня не обижайся, Володька, но в Питер я еду на собственную свадьбу, а не изучать градостроительные проблемы. — Чушь! — Извини. Мне надо торопиться. Подробности узнаешь из газет. И она ушла так стремительно, что даже не задержалась у зеркала в прихожей, чтобы поправить прическу и макияж, испорченный Владимиром. А у него даже не нашлось силы воли, чтобы встать и проводить ее. Фризе был подавлен. «Это просто дурацкая шутка, — твердил он себе, мрачно разглядывая развешенное на стенах старинное холодное оружие, доставшееся ему от деда. — Розыгрыш. “Душа моя!”, “Милый!”. Вот насмешила». Но вместо того чтобы посмеяться, Владимиру хотелось сорвать со стены один из кинжалов, пойти в спальню и с силой воткнуть его в постель, на которой еще несколько часов назад они шептали друг другу нежные слова. «А еще приятнее было бы воткнуть кинжал в жениха. — подумал он. — Если только Светка его не придумала, чтобы меня подзадорить. Только зря старалась. Я ведь сегодня наконец принял решение…» Владимир заглянул в гостиную и несколько секунд постоял в раздумье перед опустевшей телевизионной тумбочкой. Обычно, он не включал телик раньше восьми вечера. Но сейчас его разбирало любопытство: повторится нашествие незваных гостей или нет? — Чего голову ломать? — сказал он громко. — Сейчас принесу «ящик» из кладовки и включу. По старой привычке «ящиками» он называл даже современные плоские телики. Вчерашний гость был тут как тут. Нарисовался на экране даже раньше, чем Фризе воткнул штепсель в розетку. — Расширил свой кругозор, сыщик? — спросил он деловито. — Тогда продолжим разговор. Время поджимает. Владимир хотел возразить: «А я никуда не тороплюсь». Но решил не начинать разговор с пикировки. Молча сел в кресло и приготовился слушать. — Мы остановились на Законе сохранения… — Новый взгляд на проблему мне пытался изложить один ученый. Серьезный ученый, доктор наук, — сказал Владимир, с легкой грустью прогоняя от себя образы неожиданно возникших перед ним людей. Труднее всего было расстаться с Бертой, стоящей посреди каюты в прозрачной распашонке до колен. Усилием воли Фризе заставил себя вернуться из прошлого в настоящее. Но это «возвращение», наверное, показалось собеседнику слишком медленным. — Нам это известно, — нетерпеливо отозвался он. — Откуда? — удивился сыщик. — От его бывшей супруги. — От врача-диетолога? Неужели и она к вам перекочевала? — В известной мере. — Мистика, какая-то! — вспылил Фризе, как будто все остальное, что сейчас с ним происходило, к мистике никакого отношения не имело. — Да не горячись, ты, Володя! Она теперь не диетолог. Директор кинофильмов. Пару раз даже сама снялась. Потому и попала к нам. Понимаешь? — Нет! Не понимаю! — сыщик не мог сдержать раздражения. И переживал от этого. Стыдился того, что разговаривает на повышенных тонах. Не терпел, когда считал себя одураченным. — Не понимаю, — продолжал он горячо, — откуда вам известно о моих личных разговорах! Не понимаю, что означают эти слова: «Попала к нам». Куда, это «к нам»? Ничего не понимаю! — Да ты уже все понял, милок, но упрямишься. Уперся, понимаешь… как осел. А у нас времени мало. Можно сказать, в обрез. Сыщик не мог припомнить, чтобы его когда-нибудь называли ослом, но почему-то не рассердился. Но и от едкого вопроса не удержался: — А где же тогда у вас райские кущи, полноводные реки? Затерялись в песках? — Да ладно тебе, остромысл! Не до шуток. В последние годы вы у себя наплодили монстров и теперь прямым ходом поставляете их нам, в эти, как ты изысканно выразился, «райские кущи». Спасу от них нет! Нашествие гуннов. Причем число их растет в геометрической прогрессии. — Ты бы не тянул резину, братец! — раздался недовольный басок. Раздался словно бы ниоткуда. Соткался из небесной голубизны, как выражались в старину. — Бери быка за рога. На экране гость по-прежнему красовался в одиночестве. И на поданную ниоткуда реплику не обратил никакого внимания.