А девчонкам было совершенно наплевать на угрозы окружающего мира. Девчонки со всех сторон приставали к Ирине Михайловне. – Рин Халовна, а конкурс песни будет? Рин Халовна, а я умею художественное плетение! Рин Халовна, а дискотеку сделают? Рин Халовна, а можно в другой отряд ходить? У меня там сестра! – Здесь вообще много колдовства разного, – мрачно сообщил пацанам Серёжа Домрачев. Валерку это удручило. Он не любил колдовства. Взрослые убеждали, что колдовство – пережитки прошлого, выдумки, но всё равно было страшно. – Вон тот дом видите? Серёжа указал на самый, наверное, красивый теремок: голубой и белый, двухэтажный, с верандой, балкончиком и башенкой. – Там какой-то старикан живёт, пенсионер. У него есть Чёрная комната. Туда люди заходят – и никто уже никогда не выходит! Валерка посмотрел на ладненький голубой домик, и по спине у него побежали мурашки. Ничего подобного взрослые о мире не рассказывали. Их мир был скучный и понятный, весь для разных надобностей, как автобусная остановка – общая и заплёванная. Колдовство же, ясное дело, было злое и неправильное, оно мстило всем за неизвестно что, но от него мир делался цветным, загадочным и более живым: значит, колдовство было настоящим. – У нас в прошлом году один чухан в лесу заблудился, так его нашли, – сказал Гельбич, лишь бы поспорить с Серёжей. – Если бы в лагере дети пропадали, сюда бы мильтоны приехали, – сердито заметил Лёва Хлопов. Он любил футбол, и ему не хотелось ничего колдовского. – Детей старикан туда не пускает. А люди там пропали вообще давно. – Какие люди? – Это же дачи буржуев были до революции, – негромко сказал Серёжа. – Когда красные пришли, буржуи все в Чёрную комнату забежали и исчезли. – Чётко! – воодушевился Гурька. – От них должны привидения остаться! – От привидений надо пиковую даму под матрас положить, – Колька Горохов завертелся, оглядываясь на пацанов. – Пацы, у кого карты есть? – Я пойду привидений ловить! – азартно заявил Гурька. – Ночью! – Обоссышься! – авторитетно предупредил Славик Мухин. К четвёртому отряду, расслабленно растянувшемуся по аллее, вдруг подскочила похожая на девочку тётка с пионерским галстуком. – Чего такие кислые? – бодро крикнула она. – По маме заскучали? Ну-ка давай речёвку! – И она заорала: – «Это кто шагает в ряд?!» Все знали эту речёвку. – «Пионерский наш отряд!»… – вразнобой отозвались девочки. – Мальчики, не слышу вас! – подхлестнула тётка. – «Дружные!» – «Умелые»… – вяло и нестройно ответили пацаны. – «Честные!» – требовательно проорала тётка. – «И смелые!» – прокричали мальчишки. – «Наш девиз всегда таков!» – «Будь готов! Всегда готов!» – уже слаженно закончили пацаны. – Вот теперь правильно! Тётка потрепала по затылку Титяпкина и понеслась дальше. – Это что за дура? – негромко спросил Титяпкин. – Свистуха, главная вожатка, – сказал Серёжа Домрачев. Глава 5 Место командира Пока отряд шёл по аллее к своему корпусу, они разговаривали, а потому как бы немного сдружились; стало понятно, что и дальше можно держаться вместе, то есть в четыре пары: Валерка и Серёжа Домрачев, Лёва Хлопов и Колька Горохов, Титяпкин и Гурька, Славик Мухин и восьмой пацан, мелкий, про которого пока не знали, как зовут. Всю дорогу он робел и лишь поддакивал. А высокий, всем недовольный Гельбич остался без компании. Четвёртый корпус оказался двухэтажным теремком, смотревшим сразу на все стороны. Ирина Михайловна завела отряд на веранду – большую и жарко нагретую. Здесь ждал второй вожатый: парень с модной причёской и тёмными усиками. Он растерянно улыбался, не зная, что делать, а Ирина Михайловна управлялась с пионерами как опытный погонщик. – В корпусе четыре палаты, значит, будет четыре звена, – сказала она отряду, строго блестя очками. – Два звена – мальчики, два – девочки, по семь и восемь человек. Так что делитесь на звенья, и поживее. Даю пять минут. Гурька сразу растопырил руки, загрёб тех, с кем шёл, – Лёву Хлопова, Титяпкина, Валерку и прочих, кроме Гельбича, – и принялся пихать к окну. – Вот наше звено! – завопил он остальным пацанам. – Не лезь, сволочи! – Гурьянов, за языком следи! – одёрнула его Ирина Михайловна. Как полагается учителю, она быстро запоминала своих подопечных в лицо и по фамилиям. Главный вопрос, терзающий всех пацанов, едва они увидели корпус, задал вожатой кто-то из мальчишек второго, не Валеркиного звена. – Рин Халовна, а кого на второй этаж заселят? Второй этаж, понятно, – самый ништяк, самое чёткое место! – Уж точно не нас, – злобно сказал Гельбич. – На втором этаже палаты девочек, – сообщила Ирина Михайловна. – А чё так?! А чё?! Фига-се! – в досаде взвыли все пацаны. – Потому что вы психопаты! – отрезала Ирина Михайловна. – Вы ходить спокойно не умеете и на лестнице шею свернёте! – Да всё мы умеем!.. – Разговор окончен. Игорь Александрович, ведите девочек наверх. Усатый-волосатый вожатик снова улыбнулся. – Девочки, за мной, – вежливо сказал он. – Ступеньки не сломайте. Палата, в которую Ирина Михайловна запустила звено Валерки, была похожа на каюту деревянного корабля. Большое окно. Восемь заправленных коек по четыре в ряд: полотенца висят на спинке, байковые одеяла натянуты, подушки торчат пирожками. У каждой койки – тумбочка. На досках стен, на половицах и на байковых одеялах лежали яркие квадраты солнца. – Располагайтесь, – сказала Ирина Михайловна. – Доставайте, что вам надо, и парадную форму. Через полчаса чемоданы заберу в кладовку. – Нормальная палата, – озираясь, подытожил Лёва Хлопов. Его слова прозвучали как команда «Вперёд!». Гурька отшвырнул свой рюкзак-колобок и полетел к окну. – Моя! – завопил он, звездой упав на койку. Валерка знал, что койки под окном всегда считаются самыми лучшими. Почему – неизвестно. Однако лично Валерке больше нравилась койка в углу, и он молча поставил на неё свой чемодан. И второго соседа нет, и выход рядом, и удобнее делать домик из простыни, чтобы укрываться от комаров. В пионерлагерях Валерка бывал уже много раз – с третьего класса ездил. Папа считал, что Валерка слишком много читает и ему не хватает общения со сверстниками. Валерка не спорил, хотя в лагерях ему было скучновато. Папа у Валерки работал инженером в секретном конструкторском бюро, чертил двигатели для военных ракет. Это была государственная тайна, но непонятно, от кого. Как человек, думающий о Родине, папа хотел, чтобы сын был ближе к народу. А Валерку народ заколебал: одному побыть бы, без товарищей, без учителей и без глупой младшей сестрёнки, – вот чего надо. Другую койку под окном тотчас занял Титяпкин: плюхнулся задом и принялся вертеться туда-сюда, словно ввинчивался для более надёжного закрепления. Но к Титяпкину вдруг не спеша подошёл Лёва Хлопов. – Слушай, – проникновенно сказал он. – Я футболист, я бегаю, у меня лёгкие вот так разработаны, – Лёва руками показал перед собой нечто вроде женских грудей. – Мне кислород нужен. Пусти меня к окошку, а? Титяпкин обомлел. Лёва, безусловно, был сильнее всех в палате, но дело не в этом. Даже за такое короткое время само собой определилось, что к Лёве в их только что сплотившейся компании уже все прислушиваются. Лёва незаметно становился признанным командиром. И как теперь быть бедному Титяпкину? Поссориться с Лёвой, когда остальные задружились? – Да за мах! – залихватски заявил Титяпкин, словно уступить Лёве ему было в радость, и ловко перепрыгнул на койку напротив. – Эту я забил! – обиженно закричал Славик Мухин. – Я с Лёвкой! – заорал ему Титяпкин. – У Лёвки кислорода нету! – Пошёл в жопу! – Славик без аргументов столкнул Титяпкина на пол.