За Валаара я не переживала — къярд сможет постоять за себя, отбившись от волков не менее острыми, чем у них, зубами и тяжелыми копытами. Но если он будет вынужден защищать еще и меня — может пострадать сам, а без него я точно не справлюсь. Взобравшись на дерево, обнаружила, что его ветки теперь украшены лоскутами подола моего платья, кожа на руках и коленях саднит, плащ свалился вниз, а желтоглазых зрителей внизу собралось уже около десятка. Выбрала самую широкую ветку и уселась поудобнее. Волки все еще оставались внизу, обступили тлеющий костер, принюхивались к оставленным мной на земле, седельным сумкам. Наверное, рассчитывали поживиться чем-нибудь съестным. — He повезло вам, ребята! — произнесла я со своей ветки. — Если найдете там еду, поделитесь со мной! Рассмеялась, каким-то не своим, хриплым и грустным смехом. Закашлялась. Приход волков немного отвлек меня от холода и голода, но они никуда не делись. Вскоре от костра остались одни угольки и внизу стало почти ничего не разглядеть. Лишь непонятные шорохи, треск веток, да трели какой-то ночной птицы, тянувшей на одной ноте «у-у». Я старалась не задумываться над тем, кто издает эти звуки. И без того было тревожно и боязно. Хотя, я давно уже перестала бояться сказочных монстров и чудовищ. Мой старший брат был живым олицетворением того, что обычные люди порой оказывались намного страшнее. Полная луна пряталась за тучами и почти ничего не освещала. Я смотрела на колючие ветки, окружающие меня со всех сторон. Как чьи-то руки, желающие достать и схватить. Но, даже если бы это было так, у меня больше не было сил бежать и сопротивляться. Накатила слабость. Вокруг было все так же холодно, но, спустя какое-то время, я, кажется, перестала чувствовать и холод, и голод. Лишь странное безразличие. А потом сама не заметила, как, крепко обхватив широкую ветку руками, уснула, когда время уже приближалось к рассвету. Мне снился большой и прекрасный, светящийся множеством огней, ночной город. Горящие факелы были повсюду вокруг, их становилось все больше и больше. Огонь подобрался ко мне совсем близко. И я проснулась. Но, хотя мой сон на этом закончился, жар остался, как и слабость. Голова казалась чугунным котелком, с плескающимся внутри, от каждого движения, кипятком. Соображать получалось с трудом. Я все еще была на дереве, а, глянув вниз, почувствовала тошноту и головокружение. Но волки уже ушли, лишь Валаар ждал меня, нетерпеливо переминаясь у, давно потухшего, костра. Нужно было спускаться. Принять это решение оказалось намного проще, чем воплотить в жизнь. Вчера я влезла на дерево в гораздо лучшем самочувствии, к тому же, присутствие под деревом голодных волков, придавало энтузиазма. Теперь же сил вообще не было, каждое движение давалось с трудом. Поэтому спуск занял у меня больше часа и отнял последнюю энергию. Забитый нос отказывался дышать, а во рту пересохло. Шаркая ногами по ковру из прелых коричневых листьев, я доковыляла до родника, где напилась ледяной воды. Несмотря на это, лоб покрывала испарина. Аппетита не было. Кажется, я заболела. В подтверждение этой мысли, закашлялась. В легких что-то захрипело и забулькало, глаза снова заслезились. Я еще ночью, сидя на дереве, поняла, что оставаться в лесу небезопасно. Но тешила себя надеждой, что утро вечера мудренее. Но и оно не решило ни одной из моих проблем, лишь добавило новых. И надежды не осталось. Лишь безразличие, желание прилечь и лежать, чтобы никто не трогал. Осела на, собранный вчера, лапник, откинулась на спину. Надо мной неприветливо плыли темно-серые облака и качались из стороны в сторону голые ветки. Прикрыла веки. Прошептала: — Я сдаюсь. И слезы полились прямо из закрытых глаз, стекая по горячим от жара, вискам и теряясь где-то в спутанной прическе. Но в промерзшем насквозь, осеннем лесу меня слышали лишь молчаливые деревья и опавшие листья. И, как оказалось, Валаар, который, заметив, что я совсем расклеилась, подошел ближе и неожиданно обдал меня терпким лошадиным дыханием, а потом лизнул прямо в лицо горячим, шершавым языком. ⁃ Фу, Гхара, Валаар! — Отплевываясь и брезгливо стирая рукавом следы его «поцелуя», выругалась я. Легче не стало, но, как ни странно, от злости на къярда, я нашла в себе силы сесть и плакать расхотела. Он в ответ на мое ругательство лишь коротко вопросительно заржал. Дескать, чего ругаешься, я всего лишь тебя лизнул, а мог бы и нос откусить. — Поехали домой, дружочек, — вздохнув, устало произнесла я, признавая его правоту. Видя, что сил подняться у меня нет, жеребец опустился сам, позволяя, обхватив его шею, взобраться в седло. И мы снова отправились в путь. Я полулежала, то и дело надрывно кашляя. Валаар неумолимо двигался вперед, в сторону Нарог-Палласа. Он шел осторожно, зная, что я, беспрестанно проваливаюсь в сон. Наверное, он тоже устал, но я старалась об этом не думать. Больная, голодная, уставшая. В разорванном и обгоревшем платье, большая часть подола которого навсегда осталась где-то в Друаданском лесу. Со ссадинами и синяками на коже. Я возвращалась домой, боясь даже представить, что меня там ждёт. Шестой узник и пешки в чужих планах Тэтрилин Тэле Фэанааро Арссе Терра Арссе. Темница под королевским дворцом Сарн-Атрада ♫ Joep Beving & Sonderling Qartet — September Открыла глаза, с трудом пытаясь понять, где я находилась. Вокруг было темно, холодно и сыро. Иногда где-то в сумраке что-то громко стучало и лязгало. В нос бил, не поддающийся описанию, неприятный запах. Монотонно капала вода, действуя на нервы. Кап. Кап. Кап. Кап. Кап. Память услужливо вернула последние воспоминания. Сарн-Атрад. Ночь. Огни факелов вокруг. Веревки, плотно притянувшие мои руки к телу. Пут больше не было, но на открытых участках кожи остались ссадины и синяки. Я вспомнила, что перед тем, как отключиться, услышала, как Таламур крикнул, связывавшим нас, стражам: «Они нужны мне живыми!». Позади меня происходила ожесточенная схватка гвардейцев, позабывших о своей клятве охранять нас ценой жизни, и Тиал-Арана. Он рычал и сопротивлялся. Титория визжала так пронзительно, что закладывало уши. А Тадимар, уже связанный, хранил молчание. Как и я сама. Потом я все-таки дернулась, попытавшись обернуться, решила проверить: возможно, еще не все потеряно? Может у нас имелся крохотный шанс сбежать или иным образом спастись? И в этот момент моя пугливая лошадь мотнула крупом, и я соскользнула с седла, не имея возможности со связанными руками как-то защититься от удара головой о камни брусчатки. И с этим ударом весь мир для меня померк. Глаза постепенно привыкли к сумраку. Я осознала, что находилась в тюремной камере, окруженная с трех сторон прочными металлическими решетками, а с четвертой — холодной и сырой каменной стеной. В одной из решеток имелась дверь, запертая на массивный навесной замок. Окон не было, поэтому определить время суток было непросто. Напротив камер возвышалась глухая стена, а по обеим сторонам, насколько хватало взгляда, простирался узкий темный коридор с точно такими же камерами. Я прикоснулась, затянутой в перчатку, рукой к холодным прутьям решетки. Толстые. Не согнешь и не сломаешь. Хотя, я бы и тонкие не сломала, куда уж мне. Густую тишину на время разрезал звонкий удар чего-то металлического о камень, заставивший меня испуганно вздрогнуть. И снова все вокруг затихло. Факелов на стенах почти не было и приходилось постоянно напрягать зрение, чтобы в полумраке рассмотреть хоть что-то. Непроглядная темнота и шорохи в углах навевала непрошеные мысли о том, что или кто мог бы там находиться, и я постаралась отогнать эти фантазии, чтобы не поддаться панике. Увидела на полу под собой небольшой полусгнивший тюфяк. Поморщилась и слезла. Находясь без сознания, я была менее привередливой. Тут же на камнях стояла грубая деревянная кружка, в которой обнаружилась вода. Мысленно взвесила свое желание напиться и собственную брезгливость. Первое перевесило. Пришлось аккуратно протереть кружку подолом плаща и отпить немного, стараясь лить воду из кружки в рот так, чтобы как можно меньше к ней прикасаться. Одного глотка мне хватило, поскольку неприятный затхлый душок отбил желание пить дальше. Голова раскалывалась. Я аккуратно ощупала место удара и констатировала, что отделалась лишь большой, хоть и болезненной, шишкой, а не раскроила себе череп. Снова что-то звонко лязгнуло о камень. Резкий и внезапный звук заставил нервно дернуть плечами. Окружающая атмосфера была удручающей, грязь и холод побуждали погрузиться в отчаяние. Сдаться, отдавшись на милость того, кто запер меня здесь. Смириться с незавидной участью, которую он, наверняка, приготовил. Я не питала никаких иллюзий на этот счет и понимала, что Таламур отдал приказ оставить Следующих в живых только потому, что мы для чего-то ему нужны. Пока нужны. Подумала о Дэймосе. Наверняка, узнай мой друг о том, что со мной приключилось, он спас бы меня. Как герой рыцарских романов. Я была вынуждена постоянно осаждать саму себя от того, чтобы продолжать идеализировать образ Дэя у себя в голове. Приписывать ему качества, которыми он, возможно и не обладал. Но мысли о нем помогали не терять надежду. Кап. Кап. Кап. Вода продолжала течь не переставая. Наверное, те, кто находились здесь слишком долго, сходили с ума от этого, ни на секунду не прекращающегося, монотонного звука. Но, постепенно я различила еще что-то. Чьи-то тихие голоса. Присмотрелась, пытаясь найти их источник. В одной из камер кто-то разговаривал. Кажется, в отсеках по обеим сторонам от моего, было пусто. Лишь точно такие же тюфяки, какие-то, не распознаваемые в темноте кучи тряпья, да емкости. Я различила в говоривших Тиала и Титорию и, хоть и смысла не разобрала, все же так же негромко, чтобы не тревожить остальных, позвала: — Тиал! Тори!? Голоса на мгновение притихли, а потом я услышала голосом Тиала: — Тэтрилин? Значит, я все же не обозналась. И, несмотря на окружающую безысходность, была рада услышать здесь знакомые голоса. Пусть, мы с ними не очень-то ладили раньше, но теперь были равны и нас связывала общая беда. — Я здесь! — Отозвалась, подходя ближе к той решетке, со стороны которой услышала их. В этот момент, то, что я ранее признала за кучу тряпья в камере между мной и ними зашевелилось, и я услышала, сказанное охрипшим голосом: — Тэт!? — Тадимар! Ну не темница, а просто «место встречи друзей» какое-то! Страх и отчаяние немного отступили. Если мы вчетвером оказались здесь, значит не все еще потеряно и какой-то шанс на спасение еще есть. Тадимар поднялся и сел на таком же, как и у меня, тюфяке. Прикоснувшись руками к вискам, он издал едва различимый стон. — Хорошо они тебя приложили, — со знанием дела произнес Тиал, подходя ближе к его камере. Титория находилась в смежной. — Ничего не помню, — пожаловалась я и Тори, кажется только этого и ожидавшая, заявила: — А тебе и нечего помнить! Ты, как и всегда, осталась не у дел, бестолково грохнувшись с лошади в самом начале. Как ни странно, ее привычные нападки не вызвали у меня ни злости, ни обиды. Они даже немного подняли настроение, показывая, что хоть что-то осталось неизменным, стабильным в этой круговерти непостоянства. И я успела смириться с тем, что она такая, какая есть. Красивая, но ядовитая, как змея. — Предпочла грохнуться с лошади и отключиться, чтобы не слышать твоего поросячьего визга, — беззлобно отозвалась я, не скрывая улыбки. Она тоже, кажется, усмехнулась и ожидаемой перепалки не возникло. — Девочки, хватит, — успел простонать Тадимар, ожидавший, что мы будем ругаться. Он все еще массировал виски, безрезультатно пытаясь унять головную боль. — Что я пропустил?