– Куклу подаришь? – упавшим голосом спросил я. – Нет. Потом договоримся, ты придешь и сам подаришь. Сегодня уходи. Как два врага, мы стояли на площадке и смотрели в глаза друг другу. Она не выдержала первой и отвела взгляд. – Иди, Андрей, не ломай мне жизнь, – тихо попросила она. Я ничего не ответил и пошел вниз. На улице ветер стих, стало умиротворенно тихо. Во дворе – ни одного человека, только свет в каждом окне, только тени за шторами и цветомузыка в доме напротив. Праздник! Главный праздник в году. Все добрые люди уже таскают бутерброды с накрытого стола, выпивают, заставляют детишек читать стишки с табуретки, и только я, как одинокий волк, должен брести неизвестно куда. Я подошел к мусорному контейнеру, достал куклу из коробки, замахнулся, чтобы врезать ею по бортику, но передумал. «От удара у куклы отлетит голова. Две оторванные головы за сутки – это перебор». Я бросил куклу вниз головой в контейнер. – Живи, куколка! На свалке себе нового хозяина найдешь. В игрушке от встряски сработал говорящий механизм. Из контейнера донеслось «ма-ма, ма-ма». «Да, да, и мама, и папа, – начиная злиться, подумал я. – Мама себе нового папу нашла, а старого послала, куда подальше. Все бы не так обидно было, если бы она предупредила меня заранее. Я бы успел все переиграть: либо сам к кому-нибудь в гости напросился, либо к себе гостей пригласил. Машу-богомола бы позвал. Рыкнул бы на нее, она бы безропотно прискакала, куда велят». На проспекте еще теплилась жизнь: проезжали одинокие автомобили, спешили в уютные теплые квартиры последние прохожие. Какой-то чудак нес небольшую елочку. – Сколько времени, не подскажете? – спросил он. – Половина десятого. Если поднажмешь, то еще нарядить успеешь. – Успею! – заверил мужик. «Что же, придется встречать Новый год одному. Без елки, без гостей, без водки». Я встал у перекрестка, еще раз про себя повторил слово «водка» и чуть не взвыл от обиды и отчаяния: дома у меня не было ни капли спиртного. И шампанское, и коньяк – все было у Наташки! Как Новый год встречать? Такси уже не ходят, а если попадется автомобиль с зеленым глазком, то таксист за бутылку вломит рублей пятьдесят, не меньше. У меня с собой только две десятки, на огнетушитель бормотухи – и то не хватит. Что делать-то, черт возьми? Вернуться к Наташке и потребовать свой коньяк назад? А если она дверь не откроет и вызовет милицию? Позвонит по «02» и скажет: «Приезжайте скорее! Ко мне ломится какой-то пьяница, помогите!» Примчатся ведь, объясняться с коллегами придется. Еще ничего не решив, я стоял у пешеходного перехода и смотрел, как меняются огни на светофоре: красный-желтый-зеленый, красный… – Андрей Николаевич, тебя не подвезти? – спросил знакомый голос. Я повернулся. Рядом со мной стояла «Волга», в приоткрытое окно передней двери выглядывал Ковалик. «Это судьба, – отчетливо осознал я. – Коварная синусоида кинула меня в самый низ, она дала мне прочувствовать обиду и отчаяние и тут же вытолкнула наверх. Не жмот же Ковалик, даст бутылку взаймы. У него-то лишний пузырь наверняка есть». Я сел на заднее сиденье «Волги». – Тебе куда? – перегнувшись через сиденье, спросил директор «Встречи». – Тут такое дело, Евгений Викторович, в двух словах не опишешь. Мне, честно говоря, хоть куда. Так получилось, что я остался на Новый год без друзей, без спиртного и даже без закуски. Мамаша моего ребенка кинула меня, с хахалем сейчас сидит, мой коньячок пьет, а я… – Поехали с нами, – Ковалик не стал меня дослушивать. – Еще раз здравствуйте, – подала голос девушка, сидящая рядом. – Машенька, – расчувствовался я. – Если бы ты знала, как рад тебя видеть! Минуту назад о тебе думал. Не веришь? Я по выходным дням никогда не вру. Я, правда, о тебе думал. От избытка чувств я положил Ивлевой ладонь на колено. Она очень аккуратно сняла мою руку. Да ладно, я не в обиде! Это же прекрасно – выйти из темного леса к людям! Цивилизация, общество, коллектив! Это не маргиналы, с которыми любил встречать Новый год Максим Горький, это современные образованные и отзывчивые люди, буквально мои друзья. Плевать, что Новый год придется встречать с проституткой и ее сутенером. Всяко лучше поднимать бокал в веселой компании, чем одному в пустой квартире пялиться в телевизор. «Наталья, тебе – амнистия! – ликовал внутри меня воспрянувший от уныния человек. – Не буду я мстить за твою подлянку. Пей мое шампанское, кушай мои конфеты, целуйся с мужиком-не-босяком, наслаждайся жизнью! Я все прощаю. Синусоида влечет меня черт знает куда, и мне не до мелочных обид». Около кафе «Встреча» мы остановились. – Приехали! – объявил Ковалик. Глава 11 Новый год У дверей кафе Евгений Викторович придержал меня: – Андрей Николаевич, давай договоримся так: мы приехали отдыхать. Ты не ходишь по кафе, ничего не вынюхиваешь, не высматриваешь, персонал и моих гостей ни о чем не расспрашиваешь. Приедешь в будний день – ползай по залу с лупой, сколько захочешь, а сегодня – не надо. Договорились? – Конечно, – не задумываясь, ответил я. В знакомом фойе у зеркала прихорашивалась Маша Ивлева. На ней было импортное серое полушерстяное платье. Удивительное дело – платье преобразило фигуру Ивлевой, она стала похожа на стройную фигуристую девушку, а не на заморыша-худышку, напялившую на себя одежду на два размера больше. Заметив в зеркальном отражении, что я рассматриваю ее, Маша улыбнулась. – Специально для вас, Андрей Николаевич, я надела платье, которое не мнется. Я не успел ничего ответить, как к нам из зала вышел Ковалик. – О чем вы тут толкуете? – спросил он. – Андрей Николаевич интересуется, как у меня успехи в учебе, – серьезно ответила Маша. – Пойдемте к столу, – предложил Евгений Викторович. – Об учебе потом поговорите. За прошедший день обеденный зал кафе преобразился: пол был чисто вымыт, разгромленная кабинка завешена куском брезента, все столы с центра сдвинуты к левой стене. Для гостей Евгений Викторович приготовил два сдвоенных стола напротив своей кабинки. После перемещения мебели обеденный зал разделился на две зоны: правую, приготовленную для встречи Нового года, и левую, нерабочую. Разделяла зоны елка, густо увешанная мишурой. У входа в директорскую кабинку нас поджидала худая нервная женщина лет пятидесяти. Одета она была в японский юбочный костюм кремового цвета, на шее повязан шелковый платочек, прикрывающий возрастные морщины. С нескрываемым скепсисом женщина осмотрела Машу с ног до головы. Вначале я подумал, что ее не устраивает внешний вид Ивлевой, потом догадался, что строгая женщина недовольна самим присутствием Маши на вечеринке. – Моя супруга Анжелика Васильевна, – представил женщину Ковалик. – Андрей Николаевич, – отрекомендовался я. Жена кооператора мельком глянула на меня и переключилась на мужа. – Женя, где тебя черти носят? Гости уже давно собрались, а тебя все нет и нет! – Я за Андреем Николаевичем заезжал, – недовольным тоном ответил Ковалик. – Он в органах работает, был занят до девяти вечера, пришлось подождать. – Мама, – из кабинки вышла темноволосая девушка лет двадцати пяти, – давайте рассаживаться, а то мы ждем неизвестно чего. – Альбина, это мой друг – Андрей Николаевич. Андрей – это моя дочь Альбина, – познакомил нас Ковалик. – Хмурый субъект в кабинке – мой муж, – не то предупредила, не то внесла ясность в расстановку сил Альбина. – Я должен быть с ним осторожен? – с улыбкой поинтересовался я. – Да нет, – пожала плечами Альбина, – я просто так сказала, без всяких намеков. Дочь директора кафе разительно отличалась от своей двоюродной сестры: она была на голову ниже Ивлевой, более стройная и женственная. Чувственные губы ее блестели перламутром, на верхние веки наложен сложный макияж, щеки нарумянены. На Альбине было платье из плотной материи, по краям рукавов и подолу украшенное орнаментом в скандинавском стиле: олени, снежинки, фигурки людей на санях. Колготки дочери Евгения Викторовича привлекали внимание всей мужской половины зала. При каждом движении девушки на внешней стороне ее ноги появлялась молния, зигзагом уходящая под юбку. Я много слышал о таких колготках, но увидел в первый раз. Сколько стоит такая прелесть, я даже предположить не возьмусь. – Друзья! – громко хлопнул в ладоши Ковалик. – Рассаживайтесь поудобнее, никого не стесняйтесь, сегодня в этом зале собрались все свои. На вторую половину зала внимания не обращайте, считайте, что у нас там идет не вовремя затеянный ремонт. Друзья! Я рад видеть, что за столами нет свободных мест, а значит, все приглашенные откликнулись на мое предложение вместе встретить наступление нового, 1989 года. Я предлагаю начать наш вечер и наполнить бокалы. Смелее, друзья, оставьте скованность в уходящем году! За столами зашевелились, послышался звон посуды, раздались отдельные реплики: «Через руку не лей, счастья не будет», «Ой, мне больше не надо!», «Какого вина налить, красного или белого?» – Я закрываюсь? – спросил у Ковалика новый швейцар, атлетически сложенный мужчина лет сорока. – Закроешь центральный вход, погаси свет в фойе и проверь двери на кухне, – ответил Евгений Викторович. В директорской кабинке во главе стола сел Евгений Викторович, справа от него – жена, слева – дочь. Рядом с тещей, напротив меня – муж Альбины Сергей. Маше досталось место рядом со мной. Еще одно место, справа от Сергея, оставалось незанятым. «Нас три пары, – автоматически отметил я. – Судя по раскладу, на сегодняшний вечер Маша – моя девушка. Лучше бы они мне Альбину предложили». Словно уловив мои мысли, дочь кооператора заерзала на месте, на секунду прижалась ко мне бедром и вновь отодвинулась. «Сейчас взять и опустить руки под стол и неожиданно схватить обеих девчонок за коленки. Вот визгу-то будет! Всем гостям запомнится».