– И все же мне не по себе от того, что по сути своей я была ей почти тюремщицей. Виктор Андреевич положил руку ей на плечо, заставив Лидию поднять на него глаза. – Если кого и нужно винить, то только меня. Однако я убежден, что Павел Никитич при всем его беспокойстве за Елену Павловну выпустил бы ее через час после моего ухода, а после этого она непременно нашла бы способ последовать за мной. Такова ее природа. Что до вашей небольшой роли в этом деле, вы поступили отнюдь не как тюремщик – скорее, как разумная младшая сестра и верная подруга. Лидия слушала его молча, чувствуя, как на душе становится легче. Чувство вины не исчезло окончательно, но почти растворилось среди облегчения и радости от того, что все наконец-то позади. – Павел Никитич приказал подать чай в гостиной, – сказала вдруг она. – Мы будем вас ждать. Виктор кивнул. Когда Лидия скрылась в доме, он запрокинул голову, глядя на пробегающие в вышине резные облака, и глубоко вздохнул. С чего начать разговор, он не знал. Рядом с Еленой Павловной все становилось совершенно непредсказуемым – настолько, что можно было лишь догадываться, как повернется беседа и какой будет ее реакция. Сам он не привык выказывать расположения, ограничиваясь краткими его проявлениями в повседневных делах, но твердо знал, что с первой минуты их знакомства его привычный мир – четкий и строгий – исчез безвозвратно. Откровенно сказать, возвращаться туда ему не хотелось. С тихим щелчком он открыл дверь, ожидая, что Елена Павловна тут же бросится вон, – однако его встретила тишина. Распахнув дверь шире, он сделал шаг внутрь и всмотрелся в полумрак. Елена Павловна спала, прислонившись к подлокотнику софы и укутавшись оставленным в беседке пледом. Рядом с ней лежал его испорченный котелок, который он позабыл впопыхах. Тишину беседки нарушало ее тихое размеренное дыхание. Взглянув на нее, Виктор ощутил, как тронула губы улыбка. Он редко видел ее такой – расслабленной и ничем не обремененной. Обычно ее терзали различные думы или необходимость решить различные дела, хотя внешне она всегда оставалась спокойной, но сквозившее в ее движениях напряжение выдавало ее с головой. Впрочем, при дворе этого почти не замечали, но ему бросалось в глаза практически при каждой встрече. Он тихо подошел ближе и присел перед ней так, чтобы видеть ее лицо. Елена Павловна продолжала спать, слегка хмурясь во сне. Правую руку она подложила под голову, левой же придерживала угол пледа. – Елена Павловна… Она не ответила, и, аккуратно коснувшись ее руки, Виктор подался чуть ближе. – Елена Павловна… Элен… Прерывисто вздохнув, она вздрогнула, открыла глаза. Мгновение она смотрела на него, силясь вспомнить, где они находятся, а когда вспомнила, светлые глаза опасно блеснули. – Вы меня заперли. Прохладный тон едва не заставил его улыбнуться вновь – настолько это было на нее непохоже. – Только, чтобы вас защитить. – У вас не было никакого права запирать меня в моем же доме. По меньшей мере, это унизительно, по большей – попросту оскорбительно. Отбросив плед, Элен встала. Виктор поднялся следом, все так же удерживая ее руку в своей – тот факт, что она не вырвалась сразу же, придавал решимости. – Поймите и вы, что я не могу преследовать преступника и присматривать за вами одновременно. В нужный момент меня может не оказаться рядом, чтобы вас защитить. А такого исхода я себе не прощу. Ваша безопасность, возможно, единственное, что я действительно могу вам дать. Элен долго смотрела ему в глаза, потом лукаво улыбнулась. – Мне кажется, в такие моменты вы не рады нашему знакомству. – Ошибаетесь, – горячо ответил Виктор. – Не будь вас рядом, моя жизнь заиграла бы другими, куда более блеклыми красками. Даже в полумраке румянец, окрасивший ее щеки, был виден отчетливо, ее губ коснулась чуть смущенная улыбка. Оправив юбку, Элен в который раз пронзила его пристальным взглядом. – Я рада это слышать. – Я рад, что вы это услышали. Они вышли из беседки. Выглянувшее из-за облаков дневное солнце озарило своим светом каждый уголок небольшого двора, запуталось в кронах деревьев и причудливыми лучами упало на землю. Элен прикрыла глаза, улыбаясь этому дню, и Виктор против воли задержал на ней взгляд, уверенный, что от нее это не укроется. – Так вы разрешили это дело? – Роман Аркадьевич мне помог. Уверен, избежать наказания простым молчанием Гордею Михайловичу не удастся. – Удивительно, сколько шуму может натворить простое письмо, – печально заметила Элен. – Одним доставить радостные новости или облегчение, другим подарить только боль и скорбь. – А кому-то еще и принести возмездие и справедливость. Краем глаза он уловил, как Элен потупила взгляд, и обернулся к ней с немым вопросом. – Виктор Андреевич, к слову о справедливости. Вы рассказывали о вашем деде. Что все же с ним случилось? Я силюсь понять, почему для вас так важно раскрыть любую загадку – ведь вы могли отказаться, когда я попросила вас о помощи. – Не мог, Елена Павловна, – она вновь зарделась. Довольно усмехнувшись, Виктор отвел глаза. – Мой дед был героем Отечественной войны. Генерал-майор, командовал Переяславским конно-егерским полком. Блестящая служба, множество наград, уважение в военных кругах… Женская рука на его локте чуть сжалась. – И что же случилось? – После кончины императора на престол взошел Николай I. Елена Павловна тихо ахнула. Виктору вспомнились рассказы матери об аресте деда: короткие фразы о том, как тяжело ему пришлось, как от них в один миг отвернулись все, кто прежде ими восхищался. А после оправдательного приговора эти же люди вновь появились в их окружении, словно ничего и не было. Подобные разговоры матушка вела крайне редко, словно ей самой было больно об этом вспоминать. Виктор не мог ее за это винить – ему и самому было тяжело думать о том, сколько страданий выпало на долю его родных. – Еще до восшествия на престол нового царя дед состоял в Союзе благоденствия – в тысяча восемьсот двадцать пятом году многие его члены перешли в Северное тайное общество. Дед присутствовал на некоторых встречах, но активного участия в них не принимал – позднее об этом говорили некоторые участники, свидетельствовавшие на процессе в его пользу. Однако от ареста его это не спасло. – Как долго он пробыл в крепости? – Без малого четыре месяца. – Виктор задумчиво посмотрел куда-то вдаль, где блестел шпиль Петропавловской крепости. – Должен признаться, когда я оказался в казематах во время поисков убийцы Марфы и Аннет, мне стало не по себе… Как бы то ни было, деда освободили по приказу самого императора, и вскоре он вернулся на службу. Но прежним уже никогда не был. Спустя пять лет он скончался. Элен долго молчала, судорожно сжимая его руку, и ее тихое сочувствие стало лучшим утешением. Впрочем, несмотря на тяжесть рассказа, ему стало легче. – Простите меня, – промолвила Элен. – Что напомнила о нелучших временах. Мне жаль, что я доставляю вам столько хлопот. – По большей части, это приятные хлопоты. Но все же я хочу, чтобы вы знали одно: что бы ни случилось, какая бы помощь ни была вам нужна, какая бы опасность вам ни угрожала – я сделаю все, чтобы вы остались невредимы. Даже если ради этого придется чем-то пожертвовать. – Не стоит давать таких обещаний, Виктор Андреевич, – поспешно сказала Элен, словно испугавшись чего-то, но по ее заблестевшим глазам он понял, что причина вовсе не в страхе. Нет, все было правильно. Именно в эту секунду, в этом месте – все было так, как должно. – Стоит, Елена Павловна. Определенно стоит. Остановившийся в дверях дома Павел Никитич взглянул на прогуливающуюся пару. Строгие глаза прищурились, разглядывая мужчину в испачканном сюртуке, но на губах играла улыбка. Приметив появившуюся рядом Лидию, Павел Никитич оглянулся на девочку. Та изо всех сил пыталась скрыть радостный блеск в глазах. – Лидия, как тебе наш новый знакомый? – полюбопытствовал Павел Никитич. Лидия ответила не сразу, сперва стрельнув в Виктора Андреевича лукавым взглядом, так напомнившим графу взгляд его собственной дочери. – Мне кажется, он достойный и благородный человек. А этого уже не мало в наши дни, ведь так? Лидия обернулась к нему с вопросом в глазах, но вместо слов Павел Никитич просто кивнул, соглашаясь с ее обретенной не по годам мудростью. В наши дни благородство и достоинство для кого-то дороже любых титулов и денег на свете.