– А если это совпадение? – Раз так, я могу добавить еще одно. Напомните, во что любит играть ваш отец? – В шахматы, – не раздумывая, отозвалась Элен. В следующий миг ее настигло новое озарение. Яркие лучистые глаза удивленно распахнулись, точеные губы приоткрылись, выпустив изумленный вдох. – Вы хотите сказать… – Я ничего не хочу сказать, – поспешно прервал ее Виктор. – Однако ваш отец отмечал талант Милославского именно в игре в шахматы, а не в карты. Разумеется, людей, которые любят и шахматы, и карты в одном только Петербурге несколько сотен, если не тысяч. Стоит ли говорить, сколько любителей по всей империи. – Но тогда я не понимаю… – Слишком много совпадений. А на своей службе я привык, что цепочка совпадений всегда приводит к закономерности. Они помолчали, затем Элен тихонько шевельнулась. – Что мы теперь будем делать? – Вы – ничего. – Виктор Андреевич, перестаньте… – Елена Павловна, это все слишком далеко зашло. Я обещал вам все рассказать, я это сделал, но меня не покидает чувство, что это было моей ошибкой. – Я убедила отца обратиться к вам, поскольку знала, что вы не подведете, – возразила Элен. В ответ Виктор дотронулся до ее руки, нежно погладил пальцы и поцеловал их, аккуратно сжав в своей ладони. – Ни за что на свете я вас не подведу, слышите? – неожиданно прошептал он. – Но ничто не заставит меня поставить ваше благополучие под угрозу. Потому мне остается только надеяться, что однажды вы простите мне все мои недомолвки и спорные поступки. – О чем вы?.. Отвечать Виктор Андреевич не стал: резким движением он поднялся, подхватил бумаги и сюртук и вышел. Прежде, чем Элен успела последовать за ним, резная дверца чайного домика захлопнулась, щелкнула щеколда. От унижения и возмущения Элен едва не задохнулась. – Виктор Андреевич, не смейте! Откройте немедленно!.. Он вновь промолчал. Сквозь деревянную резьбу на ставнях она заметила вышедшую из дома Лидию. К ее сожалению, Виктор Андреевич тоже ее увидел и быстро зашагал ей навстречу. – Лидия Степановна, могу я попросить вас об одолжении? – донеслось до слуха Элен. Растерянно потупив взгляд, Лидия кивнула. – Я знаю, вам дорога Елена Павловна так же, как и мне. Потому я прошу вас: до моего возвращения не выпускайте Елену Павловну из дома. Возможно, вы с этой задачей справитесь намного лучше, чем Павел Никитич. Лидия задумалась лишь на секунду. На юном лице за этот миг отразились горечь, скорбь, сожаление и решимость. Затем она кивнула вновь. Когда шаги Виктора Андреевича затихли в доме, Лидия подошла к домику. Элен устало прижалась к двери, так и не выпустив дверную ручку из пальцев. – Лидия, пожалуйста… – Простите, Елена Павловна, – всхлипнув, шепнула Лидия. – Марфу я защитить не могла. Элен все поняла, хотя больше не прозвучало ни слова. Впору было сердиться и кричать, но сил на это не нашлось – к тому же, в глубине души крепло осознание того, что все это сделано для ее блага, пусть легче от этого не становилось. Ей оставалось лишь опуститься обратно на софу и позволить пролиться слезам досады, с которыми поделать она ничего не могла. Когда дверь кабинета распахнулась, Гордей Михайлович заканчивал последний отчет. Появившийся на пороге жандарм заставил его удивленно отложить перо, но его удивление сменилось еще большим недоумением, когда следом за жандармом в кабинет вошел Роман Аркадьевич Строцкий. Сразу за ним порог пересек Виктор Андреевич, последним, прикрыв за собой дверь, зашел Илья Алексеевич. Опасливо косясь на жандарма, Гордей Михайлович кашлянул. – Господа, чем обязан вашему визиту? Роман Аркадьевич бросил на стол перед ним письмо с надломленной печатью. – Читайте, Гордей Михайлович. Тот нехотя раскрыл письмо. С каждым прочитанным словом атмосфера в кабинете менялась. Виктору казалось, будто становится тяжело дышать. Он чувствовал, как напрягся полковник, как скрывает свою тревогу Илья Алексеевич. Однако Роман Аркадьевич оставался предельно спокоен, и его спокойствие заставило его убедиться в том, что он все сделал верно. Дочитав письмо, Гордей Михайлович бросил его обратно на стол. – И что все это значит? – Вам ведь знаком автор этого письма? – холодно поинтересовался Строцкий. – Разумеется, я уже говорил об этом господину Никифорову. – Согласно имеющимся у нас данным автор этого письма, поручик Владимир Семенович Милославский, стал свидетелем не просто убийства в лагере русской армии, но также обнаружил предателя и перебежчика, снабжавшего афганское, а вместе с ним и британское военное командование информацией о русских войсках. – Позвольте, об этом в письме нет и речи… – Верно, – согласился Виктор. – Все это выяснилось в ходе расследования. К слову сказать, выяснилось кое-что еще довольно любопытное. Вы говорили, что Милославский блестяще играл в карты, верно? – Все так. – А его сослуживцы и друзья утверждают, что в карты ему поразительно не везло. То ли дело в шахматы. – Виктор Андреевич, право слово, карты, шахматы, это же какой-то фарс! – Гордей Михайлович досадливо поморщился. – В лагере было столько народу, неужели я вспомню каждого солдата! – Однако совсем недавно вы утверждали, что помните поручика именно из-за его блистательной игры. – Я не стану вам отвечать на это. – Можете и не отвечать, – разрешил Роман Аркадьевич. – Просто выслушайте. У Виктора Андреевича припасена занимательная история. Смерив незваных гостей неприязненным взглядом, Гордей Михайлович бросил взгляд на закрытую дверь кабинета и медленно опустился в кресло. Илья Алексеевич присел у самой двери, Строцкий и Виктор остались стоять. Виктор глубоко вздохнул. – Пять лет назад вы были подполковником инфантерии. Хорошая выслуга, замечательные рекомендации, однако на службе вы не блистали. Пока вас не отправили возглавить один из отрядов, направленных к границе с Афганистаном, где генерал Комаров как раз вел переговоры касательно спорных на тот момент территорий. Когда вас отправили на переговоры, вы быстро поняли, что это отличный шанс быстро продвинуться по службе – доказать всем и каждому, что вы, подполковник Вересков чего-то да стоите в бою. Присутствовавшие на переговорах представители Британской империи рассчитывали вернуть целостность территории Афганистана, но и они, и вы понимали, что без боя этого не добиться. – Чушь какая-то! – не выдержал Вересков. – Вы всерьез полагаете, что я был подстрекателем? – Это факт, а не предположение. Ваши бывшие подчиненные вспомнили, что вы нередко вели разговоры о необходимости нападения, однако генерал Комаров до последнего сомневался. Когда вас вновь отправили на переговоры, вы сообщили, что битвы может и не быть – что в планы англичан не входило. Возможно, эмир был недоволен, но препятствовать не стал, ведь на кону находились земли, долгое время бывшие в его владении. Когда же вы прибыли в третий раз, на переговорах присутствовал лишь британский командующий. На тот момент нападение на афганский лагерь уже было продумано до мелочей. Британский военный предложил вам сделку: во время боя вы избавляетесь от всех улик, которые могут выдать в вас шпиона, включая тех людей эмира, которые присутствовали при переговорах и знали о вашем истинном участии, а взамен Британская империя не забывает о ваших заслугах. – Это всего лишь ваши домыслы! – Вас выдало чрезмерное желание войны. Сопровождавший вас на переговорах унтер-офицер Колокольцев должен был доставить в столицу подробное донесение о действиях русской армии на афганской границе, о чем мне сегодня сообщил полковник Строцкий. Вероятно, он заподозрил, что ваше участие в погашении возникшего конфликта имеет прямо противоположный эффект. Когда он обвинил вас в этом, вы его убили. Позже, должно быть, посадили на его же лошадь и отправили вдоль границы, где его нашли афганские военные. Поручик Милославский стал невольным свидетелем этого убийства. На следующий день он написал своему старому другу с просьбой помочь советом в таком, казалось бы, неразрешимом деле. С одной стороны – умолчать об убийстве своего однополчанина, с другой – обвинить командира в предательстве, не имея на руках ни единого доказательства. – В день наступления вы, вероятно, заметили его подозрения – как нам уже известно, в карты Милославскому не везло, стало быть, блефовать он не умел, – продолжил Роман Аркадьевич. Полковник Вересков с каждым новым обвинением все сильнее сжимал подлокотники кресла. – Дабы избежать возможного разоблачения вы воспользовались ситуацией и во время сражения сами убили поручика, выдав его смерть за гибель от рук афганской армии. После вы вернулись в Петербург, где вас встретили, как героя и пророка – ведь вы единственный настаивали на наступлении, которое и положило конец всему конфликту и сохранило бывшие афганские территории в составе Российской империи. Гордей Михайлович молчал, бессильно глядя перед собой. Неприязнь в его глазах сменилась открытой ненавистью. – Хорошая сказочка, – выдержав паузу, заметил он. – Но бездоказательная. Вы можете сколько угодно обвинять мне в убийствах, которые я якобы совершил пять лет назад, но на руках у вас ничего нет. Лишь письмо давнему другу – без конкретных имен. Перечисленные вами люди признаны героями, погибшими во время вооруженного конфликта, свидетелей у вас нет. Для обвинения всего этого мало, верно, Илья Алексеевич? Илья Алексеевич так стиснул зубы, что заиграли желваки, прикрытые пышными бакенбардами. – Вы правы, Гордей Михайлович, – коротко ответил Виктор. – Для обвинения в убийствах – и покушении на меня сегодня утром, о котором еще не было сказано – этого мало. Поэтому с нами сейчас Роман Аркадьевич. – Для Дворцовой полиции аргументов Виктора Андреевича более чем достаточно, – сказал полковник Строцкий. – Думаю, Отдельному корпусу жандармов их тоже хватит. А казематы Петропавловской крепости превосходно развязывают языки. Он улыбнулся, и в этой улыбке была кровожадность, от которой Виктора едва не передернуло. Из здания Генерального штаба полковника Верескова уводили под конвоем. Распрощавшись с ними, Роман Аркадьевич сел в пролетку. Глядя вслед экипажу, увозившему преступника, Виктор вопреки ожиданиям испытал лишь небольшое облегчение. Несмотря на завершенность дела, главное объяснение его ждало впереди. Его исход Виктор предсказать не мог. Лидия все еще гуляла во дворе, когда Виктор возвратился в дом Штермана. Худенькая фигурка мелькала среди деревьев, заплетенные в косу светлые волосы то и дело трепал ветер. Про себя Виктор отметил, что у этой девочки большая сила духа – почти такая же, как у Елены Павловны. С таким характером ей будет непросто, но в то же время именно он убережет ее от многих бед. Заметив его, Лидия украдкой оглянулась на чайный домик и подбежала к нему. – Виктор Андреевич, я сделала, как вы просили, – девочка прикусила губу и взволнованно заломила руки. – Но боюсь, Елена Павловна мне этого не простит. – Уверен, она все поймет.