– Беспокоит? – Ну, я имел в виду, если у вас есть вопросы… – Если у меня возникнут вопросы, я их задам. – Она снова перевела взгляд на Гурни, внимательно разглядывая его лицо и глаза. – Сколько вам лет? – Сорок девять. А почему вы спрашиваете? – Не рановато ли для пенсии? – И да, и нет. Двадцать пять лет в нью-йоркской полиции… – Да вся штука в том, что он до конца так и не вышел на пенсию, – вмешался Хардвик. – Просто переехал за город. Чем раньше занимался, тем и сейчас занимается. С тех пор как он покинул отдел, он раскрыл уже три крупных убийства. Три крупнейших дела за последние два года. Я бы это пенсией не назвал. Гурни были не по душе эти хвалебные слова Хардвика. – Послушай, Джек… На этот раз его перебила Кэй: – Почему вы это делаете? – Что? – Принимаете участие в моем процессе. Гурни оказалось нелегко подыскать слова для ответа, который он был бы готов произнести вслух. – Из любопытства, – наконец произнес он. Хардвик снова встрял: – Да Дэйви у нас прирожденный умелец докапываться до сути. Одержимый прямо. Светоч мысли как есть. Снимает слой за слоем, пока не доберется до истины. Так что, когда он говорит «из любопытства» – для него это гораздо больше… – Не надо мне объяснять, что это для него. Он здесь. И я здесь. Пусть сам объясняет. В прошлый раз я уже выслушала вас и вашего приятеля-адвоката. – Она чуть сдвинулась на стуле и устремила пристальный взгляд на Гурни. – Теперь я хочу выслушать вас. Сколько они вам платят за работу над делом? – Кто? Она показала на Хардвика. – Он и его адвокат – Лекс Бинчер из «Бинчер, Фенн и Бласкетт». Кэй произнесла название с таким видом, точно глотала противную на вкус, но необходимую микстуру. – Они ничего мне не платят. – Не платят? – Нет. – Но вы рассчитываете на какую-нибудь оплату в будущем, если ваши усилия обеспечат желательный результат? – Нет, не рассчитываю. – Правда? Тогда, если не считать всего этого вздора про докапывание до истины, почему вы этим занимаетесь? – Должен отплатить Джеку за одну услугу. – За что? – Он мне помог в деле Доброго Пастыря. Я ему помогаю в этом. – Любопытство. Уплата долга. Что еще? Что еще? Гурни гадал, знает ли она, что третья причина и вправду есть. Он откинулся на спинку стула, задумавшись, что именно сказать. А потом негромко произнес: – Я видел фотографию вашего покойного мужа в инвалидном кресле – должно быть, за несколько дней до его смерти. Лицо крупным планом. Наконец-то Кэй проявила хоть какие-то признаки эмоциональной реакции. Зеленые глаза ее расширились, лицо чуть побледнело. – И что? – Выражение его глаз. Я хочу понять, что оно означает. Она прикусила нижнюю губу. – Может, это просто… ну, как любой смотрит, если знает, что скоро умрет. – Не думаю. Я видел множество умирающих. Застреленных продавцами наркотиков. Совершенно незнакомыми людьми. Родственниками. Полицейскими. Но никогда не видел ни у кого такого вот выражения. Она испустила глубокий, прерывистый вздох. – Вам нехорошо? – спросил Гурни. Сотни, может быть, даже тысячи раз он видел, как люди пытаются изображать эмоции, которых не испытывают. Но тут фальши не было и в помине. Кэй на несколько мгновений закрыла глаза, а потом снова открыла. – Обвинитель сказал присяжным, что лицо Карла выражало отчаяние человека, которого предал тот, кого он любил. Вы тоже так считаете? Что это мог быть взгляд человека, чья жена желала ему смерти? – Думаю, это возможный вариант. Но не единственный. Она ответила еле заметным кивком. – Последний вопрос. Ваш приятель все твердит мне, что успех апелляции не имеет никакого отношения к тому, я ли застрелила Карла или нет. Мол, главное – показать «заметные недочеты в ведении дела». Так скажите мне вот что. Для вас лично имеет значение, виновна я или нет? – По мне, так только это и имеет значение. Она смотрела ему в глаза долго-долго, а потом легонько кашлянула, повернулась к Хардвику и заговорила другим голосом – более ломким, легким. – Отлично. Договорились. Скажите Бинчеру, пусть присылает мне договор. – Будет сделано, – заверил Хардвик с быстрым серьезным кивком, еле скрывавшим восторг. Кэй подозрительно глянула на Гурни. – Что это вы на меня так смотрите? – Впечатлен тем, как вы принимаете решения. – Я их принимаю, как только внутреннее чутье у меня приходит в согласие с головой. Что у нас там дальше по списку? – Вы сказали чуть раньше, что я ничего не знаю о Карле. Просветите меня. – С чего начать? – С чего угодно, что кажется вам важным. Например, был ли Карл замешан во что-нибудь, что могло привести к его убийству? По губам у нее скользнула быстрая горькая улыбка. – Что его убили – вовсе не удивительно. Удивительно только, как это не убили гораздо раньше. Причина его смерти – сама его жизнь. Карл был очень честолюбив. Честолюбив до безумия. У него это в отца, тот еще был гнусный тип, весь мир заглотил бы, если б только мог. – Что вы имеете в виду – «до безумия»? – Честолюбие просто пожирало его, съедало заживо. Больше, лучше, важнее. Еще, еще, еще. А каким способом – уже не важно. Да он, чтобы только добиться своего, с такими людьми общался, с какими вы в одной комнате находиться побрезговали бы. А ведь поиграй с гремучей змеей… – Она замолчала. Зеленые глаза пылали гневом. – До чего же нелепо – что именно я теперь заперта в этом зверинце! Ведь это же я предупреждала его держаться подальше от хищников. Я твердила, что он увяз по уши, что он доиграется и его убьют. А он не желал меня слушать – и доигрался. И именно меня осудили за его убийство! Она посмотрела на Гурни взглядом, яснее слов выражавшим: «Ну не гнусная ли шутка – жизнь?» – У вас есть предположения, кто его застрелил? – Ну, тут опять сплошная жизненная ирония. Тип, без чьего одобрения в штате Нью-Йорк вообще ничего не случается, – иными словами, тот гад, который либо заказал Карла, либо, по крайней мере, дал согласие, – так вот, он трижды бывал у нас дома. Я три раза могла бы сама его прибить. На третий раз – так была к этому очень близка. И знаете, что? Поддайся я тогда искушению, сейчас и Карл был бы жив, и я не сидела бы тут. Улавливаете суть? Меня осудили за убийство, которого я не совершала, – из-за убийства, которое я не совершила, когда надо было. – Как его зовут? – Кого? – Гада, которого вам следовало бы убить. – Донни Ангел. Также известен как Грек. Также известен как Адонис Ангелидис. Три раза у меня была возможность избавиться от него. И все три раза я эту возможность упустила. Оборот, который принял разговор, отметил про себя Гурни, выявил новую сторону личности Кэй Спалтер. Внутри поразительного, умного и хрупкого существа таился лед.