Люди прекрасно чувствуют фальшь, но если намечтать себя сильного, никто не заметит подмены. — В левый, — повторил Сазонов. — А если они поперлись по другому туннелю? — Гладыш почесал затылок под каской. — Чо тогда? — Тогда мы лажанулись, — ответил Сазонов. «Чертов засранец, вечно бы ему спорить». — Ага, — сказал Гладыш. Потом до диггера дошло. Открылся рот, некрасивый, с гнилыми пеньками. — И… чо делать? — Желаешь выбрать самостоятельно? — вкрадчиво спросил Сазонов. Этот прием он позаимствовал не у Ивана, а у главы службы безопасности Адмиралтейской — Якова Орлова. Прошлая встреча была… скажем так, запоминающейся. — Почему нет? Выбирай. Гладыш закрыл рот. Буркнул что-то, потом с надеждой посмотрел на Сазонова: — Левый, значит? Сазонов пожал плечами. — А я разве не так сказал? — Понял, — Гладыш кивнул. Шумно отхаркнулся, вытер небритую рожу рукавом и пошел вперед, в темноту, рассекая лучом фонаря сумрак туннеля. * * * Иван прислонился лбом к перегородке. Прикрыл глаза. Ощущение надвигающейся катастрофы — гигантской, клацающей, в холодном полированном металле и старой меди — стало сильнее. Он почти слышал гул и скрежет ее разболтанных, несмазанных механизмов. «Не о том думаешь, — одернул себя Иван, — думай в другую сторону. Думай — велел он себе. Как и кто это сделал. И для начала — зачем? Украли самое ценное, что было на Василеостровской. Украли ее сокровище, ее солнце. Дизель-генератор освещал станцию днем, заряжал аккумуляторы на ночь… И сейчас — на остатках батарей — дежурное освещение пока горит. И будет гореть, чтобы не вызывать панику. Но паника все равно начнется. Шила в мешке не утаишь. Свидетелями последней агонии Василеостровской станут умирающие от недостатка света морковь, капуста и прочие овощи. Считая, половина рациона накрылась, а это почти все витамины. Цинга. Голод. Катастрофа. Теперь понятно, куда исчез Сазонов. Вернее, непонятно. Где он теперь? Если погоня была удачной, то где дизель? Мой автомат разобран», — вспомнил Иван некстати. Вокруг диггера кипела работа. Люди входили и выходили, изображая бурную деятельность. Забегали как тараканы. — Смотрите! — сказали сзади. — Что там? Что? В дизельную набились станционные менты. Каста, блин. Развели суету сует… Работнички. «Проколы системы охраны!» «Черт! Надо же!» Голоса сливались в невнятный угрожающий гул. Иван стоял у стены, локоть слегка отставил, чтобы не задеть поврежденные ребра. В левом боку медленно пульсировала боль. Конечно, это не его дело. Люди Ивана — это разведчики, диггеры, ориентированные на заброску в зону врага (будь то чужая станция, или разрушенный город наверху), им порядок наводить не с руки. И выяснять, кто прокололся с охраной дизельной (и станции, получается, тоже) — не их забота. — Смотрите! — повторили сзади. Иван, все еще погруженный в свои думы, обернулся. В углу комнаты стоял мент. Заметив, что Иван смотрит, он присел на корточки и откинул брезент. Даже отсюда было видно, что на полу перед ним рисунок. Иван встал и на невыспавшихся, больных ногах прошел через комнату. Увидел рисунок и озадачился. — Командир! — окликнули его. Иван кивнул, глядя на знак. Чтобы это значило? — У вас тоже народное творчество? — спросил он. — Как? — Кузнецов опешил. — Н-нет. У нас вообще-то человека убили. Иван медленно повернулся, посмотрел на Кузнецова: — Шутишь? * * * Человек лежал на голом полу, безвольно откинув голову. На лице застыло знакомое Ивану выражение «я що, крайний?», такое же он наблюдал на этом лице несколько часов назад. В виске Ефиминюка было аккуратное точечное отверстие. Один-единственный потек крови… — Пришли его сменить, а тут такое, — дружинник махнул рукой. — Эх, люди… Иван присел и посмотрел внимательно. Из виска Ефиминюка (не ста вить психов в дозоры!) торчала едва заметная при таком свете металлическая полоска. — Чем это его? — Спицей, — сказал Иван. — Удар с близкого расстояния, сильный, причем он удара явно не ожидал. Свой? — Да кто его знает, кто у него свой, — в сердцах ответил Солоха, диггер из Ивановой команды, который сегодня был дежурным по станции. — У него ж вечно все было не как у людей. Я вот все не врублюсь, чего они пулемет не взяли? Иван пожал плечами: — А смысл? Его тащить себе дороже. — Ну дизель же они тащили. — Верно. «Кто тебя убил? — мысленно спросил Иван у мертвеца. — „Та я що, крайний?“ — словно бы ответил тот. Резонно. Неужели это все те же, с дизелем? Думай, Иван. Выходит, они шли фактически по пятам за Иваном. После того как он прошел блокпост (и шарахался полночи по платформе), они убили Ефиминюка и прошли в дизельную. Так? Значит, через оборотный туннель? Или спустились через ВШ? Ну, это вряд ли. Там лестницы давно сгнили… Забрали дизель и пошли дальше. А куда им идти? К Адмиралтейской, больше некуда». Иван выпрямился. Где Сазонов, черт, когда он так нужен?! Солоха наклонился и откинул полу куртки… та-ак. Иван моргнул. На груди мертвого, на белой (относительно) майке был нарисован красным знакомый знак. Интересные пироги с котятами. Выходит, чтобы выдернуть спицу из виска, времени не нашлось, а знаки рисовать — так запросто? Интересное кино. …Грубо намалеванная звезда в круге. Что это за знак? — Даже странно, издевательство какое-то, — сказал Солоха. * * * Постышев ворвался чуть ли не бегом — и сразу к трупу. — Коммунисты, что ли? С Купчино? Которые туннель роют? Иван покачал головой: — Непохоже. Смотрите, звезда неправильная — она нарисована не как советская звезда, а как пентаграмма скорее. И вписана в круг. И вот эти знаки — видите? Думаю, надо позвать Водяника, он объяснит лучше, чем я. — Ладно, — сказал Постышев. — Спросим у профессора. Водяник долго разглядывал звезду, потом предложил любопытным удалиться из комнаты к чертовой матери. Постышев поднял брови. Затем, разглядев что-то в лице профессора, кивнул. Комендант по-медвежьи, тяжело поднялся. Посторонние уходить не желали, так что Постышев, немного по орав, выгнал любопытных. В дизельной остались только эти двое и Иван. — Так что, Проф? — комендант повернулся к Водянику. — Отлично. Так гораздо удобней работать. Никто не мешает, не путается под ногами…