Человеку, правда, после этого кирдык. Ломка и кранты. Впрочем, к тому времени от мозга уже мало что остается. Питательная среда для грибницы. — Ты в это веришь? — Иван перевел взгляд на Шакилова. Тот пожал плечами. — Кто его знает. Я вот с ними пообщался малехо — и, знаешь, есть такие подозрения. Иван кивнул. — Понимаю тебя. А знаешь что, — он прищурился. — Бери выше, Саша. Это не ПНВ. Это тепловизор. Шакилов присвистнул. * * * Явился Кузнецов с докладом. — Появились тут одни, командир. Недавно. Ребята Уберфюрера — командира их так называют. Гы, — Миша расплылся в глуповатой улыбке. — Уберфюрер — прямо как в старых фильмах… На Василеостровской кино показывали раз в неделю. Целое представление. Вся станция сидит рядами перед телевизором и смотрит. Иван в последний раз видел «Два бойца» — черно-белый, про войну. Хороший. Там все было как в метро: темно и с песнями. Только на улицу выходили без противогазов. Вот и вся разница… Рассудком Иван понимал, что та война была намного раньше Катастрофы и не имеет к сегодняшнему дню никакого отношения… Но все равно казалось, что — имеет. В фильме после титров наши отступили в метро, а черные с короткими автоматами захватили поверхность. И все живое там истребили. Глупость, конечно. — Это кто вообще? — спросил Иван, чтобы выкинуть из головы «черных». — Люди, — Кузнецов пожал плечами. — Их Кмициц привел, говорит, они за нас будут воевать. Тьфу, то есть вместе с нами — против бордюрщиков. — А им-то зачем? А! — Иван прищурился. — Наемники? — Что-то вроде. Фашисты, похоже. Иван помедлил и кивнул. Даже если так — выбирать союзников ему сейчас не приходится. Сойдут и фашисты. Чем они хуже кришнаитов, например? Тоже лысые. — Так где, говоришь, твои фашисты? * * * — …Антон, Кузьма, — представил спутников Уберфюрер. — А это Седой. — Седой? — удивился Кузнецов наивно. — Так он же лысый? — Одно другому не мешает. Скинхед погладил себя по сверкающей, отполированной, как костяной шар, макушке. Усмехнулся. — Ага, — сказал он. — Не мешает. Скинов было восемь человек. Для дигг-команды многовато. Но Уберфюрер — выбритый наголо тип неопределимого на взгляд возраста, ему могло быть и двадцать шесть, как Ивану, и сорок пять — Ивану даже понравился. По крайней мере — заинтересовал точно. — Знаешь, почему негры в метро не живут? — спросил Уберфюрер вместо приветствия. — Потому что вы им не даете? — догадался Иван. — Почти, — Уберфюрер хмыкнул. — На самом деле мы тут люди посторонние, здесь если кто и виноват, так это Дарвин. — Дарвин? А это кто? — сыграл простачка Иван. — Он что, тоже из ваших? Седой скин заржал. Уберфюрер терпеливо улыбнулся. — Дарвин не из наших, как ты говоришь, но он создал теорию эволюции. Я разные книжки читал, меня не обманешь. Мол, мы произошли от обезьян. То есть кто от обезьян, выяснить как раз проще простого. Мы — арии. То есть произошли от какой-то арийской праобезьяны, — заключил Уберфюрер. — Она, похоже, тоже много о себе воображала. А фишка с неграми простая. Солнечного света здесь нет, верно? А без солнечного света в коже не вырабатывается витамин Д. То есть даже у нас, у белых, почти не вырабатывается, даже под лампами дневного света, как на Площади Восстания или на Садовой. А у негров так совсем. Они же, бедолаги, под южное солнце Африки заточены, под родные слоновьи джунгли. И вот, — сказал он, словно это все объясняло. — Что вот? — Знаешь, для чего нужен витамин Д? Иван пожал плечами. — Он, братишка, отвечает за ориентацию в пространстве. Бедные наши негры в метро стали теряться. Совсем бедолаги заблудились. Дорогу простую найти не могут. Вот и поумирали к чертовой матери. Синдром Сусанина, блин. Значит, все-таки Кузнецов не ошибся, подумал Иван. Но мне отчаянно нужны хоть какие-то союзники. Цель оправдывает средства. А для этого нужно сделать один финт ушами… Точнее, даже два. Так сказать, расставить точки на ё. — Я не люблю фашистов, — сказал Иван обыденным тоном. — Отмороженные дебилы, вот они кто. Так я считаю. Уберфюрер изменился в лице. Тут Иван решил, что ему сейчас будут бить морду — и приготовился. Вместо этого Уберфюрер стал хохотать. Это было… неожиданно. Особенно, когда вслед за вожаком начали ржать остальные скины. Стадо здоровенных морсвинов, елки. Еще бы посвистывали… — Испугался? — спросил Уберфюрер. Усмехнулся. — Не бойся. Иван поднял брови. В чем-то я ошибся. Не та реакция. — Я сказал что-то смешное? — Видишь, в чем штука, брат. Мы ведь фашистов тоже не любим. Евреи, ненавидящие евреев? — подумал Иван. Н-да. — Мы другие, — сказал Уберфюрер. — Другие? — Иван огляделся, скинов было восемь человек, все лысые и наглые. — Что-то не похоже. Убер хмыкнул. — Мы правильные скины. Красные. Смотри, брат, — Уберфюрер закатал рукав, обнажилось жилистое предплечье с татуировкой — серп и молот в окружении лаврового венка. — Видишь? Мы не какое-нибудь нацистское дерьмо… Имя Че Гевара тебе о чем-нибудь говорит? Хаста сьемпре команданте. До вечности, брат. Да-а. Вот это был человек! Скин — это «кожа» по-английски. А в чем назначение кожи, знаешь? Защищать мясо от всякой малой фигни и предупреждать, даже болью, если фигня подступает большая. Вот, скажем, подносишь ты огонек зажигалки к ладони… ага, понял? Иван кивнул. — Если есть боль, значит, ты еще жив, брат, — сказал Уберфюрер. — Такие дела. Кожа погибает первой. Мы и есть «кожа» метро. Если бы не мы, вас бы уже сожрали. Или сидели бы вы на своих толстых капиталистических задницах и ждали, когда, наконец, вымрете совсем. А мы заставим вас шевелиться. Хотите вы этого или нет. Мы — плохие, да? Ублюдки, да? Отмороженные дебилы, говоришь?! Пусть так. Зато мы не сдаемся. Иван помолчал. — И как это называется? Эта ваша… миссия? — А он не такой дурак, — сказал Уберфюрер седому скину. Повернулся к Ивану: — Бремя белого человека — вот как называется наша миссия. Киплинг, брат. Ничего не поделаешь. Так и живем…