– Слухом земля полнится, – ответил Собачкин. – Да я понятия не имел, где Верка живет, – воскликнул Роман, – у меня есть бизнес. Незарегистрированный. Только для тех, с кем дружу. Я ищу тех, кто может оказывать честно разные услуги. Домработницу, охрану, повара и т. д. Хозяин особняка, который снял Габузов, учился вместе со мной. Он попросил найти детектива, который исподтишка проверит, что его жильцы делают, не устраивают ли чего-то противозаконного. Я нашел Евгения. – А-а-а, – протянул Сеня, – понятно. – Я полагала, что у Клода нет проблем с финансами, – вернулась я к тому, что Роман сказал о словах Марго Клоду. Михаил Львович криво усмехнулся. – Он позер, любитель пускать пыль в глаза. Одет прекрасно, везде мелькает. В своем мире может многое, и с деньгами у него, в принципе, неплохо. Но на тот уровень, к которому Марго привыкла, мужик не тянул. Я о женихе справки навел. Корсе из семьи русских купцов, не дворян. Его прабабка и прадед сразу после революции удрали из России. Фамилия их Корсаковы, в аристократах они никогда не числились, имели несколько лавок, хорошо жили. Во Франции купили небольшой домик в городке под Парижем. Их сын, отец Клода, поменял фамилию, стал Корсе, и начал всем врать, что он граф. Внучок беглого купца продолжал обман. Кто-то ему верил, кто-то нет. Но брехать о своей родовитости, о том, что обладаешь усадьбой в предместье Парижа, не такой уж грех. Нынче куда ни плюнь, попадешь в князя, барона, маркиза. Анекдот прямо. Чем меня Клод привлек? Он на самом деле владел глянцевым изданием, одно время популярным. Когда журнал стал «проседать», Корсе продал бизнес крупному концерну, оставил себе небольшой кусок и стал главным редактором. Его доход сейчас складывается из зарплаты, кое-каких выплат, как владельцу малой части бизнеса, гонораров за выступления и прочей мелочовки. В мире моды он известен, имеет массу знакомств, может раскрутить девушку до супермодели. Что мне не понравилось. У господина Корсе есть прозвище – Пиявка голубых кровей. Ну, про кровь объяснять не надо. Клод у нас граф, про то, что его предки купцы Корсаковы, мало кто знает. Почему Пиявка? Да потому, что мужик любит дружить с очень богатыми людьми, присасывается к ним и начинает их денежки сосать. Ему материально помогают, а Клод спокойно принимает подачки. И я подумал: Маргарита мечтает о жизни в мире моды, влюблена в Клода. Моих финансов хватит, чтобы Марго и мужа достойно содержать. Человек-пиявка не лучший спутник жизни. Но Пиявка голубых кровей честно отрабатывает кусок сладкого, который получил. Пусть сделает Риту звездой подиума, моя дочка должна получить все, что пожелает. И выгоднее платить одному Клоду, чем массе пираний модного бизнеса. Мне дешевле содержать одного зятя, который со всеми, кто нужен, сам договорится. Я сказал жениху: «Моя финансовая поддержка, твои связи и работа. Марго должна блистать». И он постарался, а я спонсировал. Марго с мужем хорошо живут, у них сын родился, они зарабатывают. Я, конечно, им помогаю. Вера! – Да, папа, – произнесла женщина. – Ты брала сумку из кладовой? – Да, папа, – еле слышно повторила дочь. – Зачем? – Клод попросил. – Что он тебе сказал? Вера опустила голову. – «Пожалуйста, принеси большой дорожный саквояж. Не знаю, где в вашем доме такой найти». Я ответила: «Их в кладовой полно». Клод заявил: «Верочка, пойми, я гость в вашем доме. Неприлично самому шарить в шкафах, да еще в отсутствие хозяев. Но если ты, член семьи, можешь добыть дорожную крепкую, с железной молнией сумку, я буду очень тебе благодарен». И я выполнила его просьбу. Михаил Львович взглянул на старшую дочь. – А ты что скажешь по этому поводу? Маргарита опустила глаза. – Мне стало очень плохо. Я была в истерике. Клод боялся уйти из своей спальни, там лежала Алла. Да, он обратился к Вере, та действительно притащила торбу. Она пыталась в комнату заглянуть, нагло так лезла, пришлось ее отпихнуть! – Вера сейчас сказала правду? – уточнил Губарев. – Тут она не соврала, – призналась Марго. – Папочка, я никогда тебе не лгу. Да, Клод опасался сам идти за баулом, прибег к помощи Веры. А та притащила сумку для яхты. Их в чулане много валяется. Я подумала, навряд ли родители знают, сколько сумок куплено, одна часть инвентаря в кладовке, вторая на корабле. Видишь, я не вру, честно признаю: да, Вера не солгала. И… Марго умолкла. – И? Договаривай! – велел отец. – Я подумала, если Веру кто увидит, то это хорошо. Она сумку тащила. Вот тогда мне мысль в голову пришла бросить внутрь ее крестик, – прошептала Марго. – Папочка, я не лгу! Алла очнулась, она была жива. Честное слово! Не умерла от конфет Клода. Ее убил тот, кто торбу утопил! Но это не я и не Клод. Честное слово. Роман стукнул кулаком по подлокотнику. – Клод сумку в реку занес. А вы на берегу стояли! Я видел! – Нет, нет, нет, – замотала головой Маргарита, – ну, нет же! – Остановись! – велел Михаил Львович. – Единожды солгавший, кто тебе поверит? Значит, Аллочка очнулась? – Да, да, да, – твердила Маргарита. – А вы вместо того, чтобы взять ребенка и везти его срочно в клинику, сбежали, – спокойно произнес бизнесмен. – Да, – повторила Марго, – я не вру. Говорю правду. Она была жива! Ее кто-то утопил… Ну, честное слово, поверь мне. – Верю, – медленно произнес Михаил Львович, – я искренне верю… Маргарита так обрадовалась, что не дослушала отца. – Спасибо, папочка. Люблю тебя больше всех на свете. – Я искренне верю, – продолжил Губарев, – в то, что ты негодяйка, дрянь, сволочь, которая испугалась за свою карьеру. Я искренне верю, что твой муж наркоман и отпетый мерзавец. Ваша семья от меня много чего получила. Вы знали, как Ксения переживала из-за того, что Алла пропала, и ни разу не намекнули, где тело находится. Вас даже подлыми нельзя назвать. Нет таких слов, которые опишут, что совершили ты и Пиявка голубых кровей. Вера! – Да, папочка, – прошептала та. – Почему ты не сообщила про свой разговор с Корсе? – Папочка, – еле слышно начала Вера, – Аллу нашли не сразу. Когда она пропала, я и подумать не могла, для чего Клод сумку просит. Считала, что он в ней вещи увез, забыла про саквояж. А вот когда тело из реки подняли и прислуга объявила, что меня с ним видели в коридоре, вот тогда… Вера опустила голову. – Говори, дорогая, – попросил отец. Дочь всхлипнула. – Ты меня в кабинет привел, поставил перед столом, сердито спросил: «Зачем брала сумку?» Я честно ответила: «Клод попросил принести ему большой баул». Ты новый вопрос задал: «Где крестик?» Я призналась: «Потеряла, где – не знаю». Ты надавал мне пощечин, позвал няньку, велел ей меня запереть, не выпускать. Я просидела в комнате двое суток, ко мне никто не заходил. Еду не приносили, я воду в ванной из-под крана пила. На третий день вошли две женщины, увезли меня в интернат. Мы после того разговора в кабинете про крестик и сумку более не виделись. Возможности в деталях правду сообщить у меня не было. Прости, папочка. Я тогда была подростком, в голову не пришло, что баул для чего-то страшного нужен. У нас в кладовке таких сумок было полно, ими никто не пользовался. – А теперь объясни, по какой причине лекарства детям Кирилла тайком давала, а затем с ними по ресторанам-кафе ездила? – спросил Михаил Львович. Вера втянула голову в плечи. – Я деньги собирала. – С какой целью? – не утихал отец. – Ты живешь в дорогом доме, ешь, пьешь, одета, обута. И на покупки имеешь солидную сумму. Дочь выпрямилась, на ее лице возникло удивление. – На покупки? – Да, – подтвердил отец, – Кирилл каждый месяц получал для передачи тебе определенную сумму. – Впервые слышу, что мне деньги полагались. У меня не было ни копейки. Папочка, когда я пошла в выпускной класс, меня психолог спросила: – Ты осознала свою вину? Понимаешь, какое преступление совершила? Я ответила: – Ничего плохого я не сделала. Сестру не трогала. И меня продержали в интернате до восемнадцати лет, а потом отдали Кириллу. Вроде я за ним замужем, но на самом деле Габузов меня стерег. А его дети… Они меня терпеть не могли, издевались. То в кровать воды нальют, то еще чего похуже. Про все их приколы рассказывать сил нет. Я сначала им таблетки подсыпать начала, чтобы поутихли. Потом у Кирилла телефон выпросила, хоть какая-то отдушина появилась. Спустя время по телевизору увидела в новостях сюжет про женщину, которая детям разные препараты подсыпала, за инвалидов их выдавала, от кафе, ресторанов, магазинов, куда ее с инвалидной коляской не пускали, деньги получала. Ну и вот… Вера закрыла лицо руками. – Папочка! Я собираю на комнату. Маленькую. В коммуналке. Почему не сказала психологу в интернате о том, что жалею о смерти Аллы? По глупости. Маленькая тогда была, гордая. Мысль в голове сидела: я ничего плохого не сделала, зачем признаваться в том, чего не совершала? Думала, уйду из приюта, стану жить одна. Я же не знала про будущее с Кириллом. Но сейчас я готова на что угодно! Папочка, я раскаиваюсь, я принесла сумку! Я виновата! А насчет Вениамина и Леси… Кирилл знал про таблетки. Один раз он вошел в кухню, а я их в кашу бросала. Так Габузов просто удалился, изобразил, будто ничего не заметил. Но он видел! Точно. Совершенно точно видел! Ему парень с девчонкой надоели, но избавиться от них он не может. Деньги за то, что за детьми следит, получает. – Она врет! – отрезал Кирилл, который до сих пор сидел молча. – Понятия не имел, какую гадость баба с ребятами проделывает. Вы же знаете, у меня безупречная репутация. Я идеальный ментор. – Ментор? – повторила я. – Вот как ваша профессия называется. В переводе с французского слово «mentor» означает наставник. – Правильно, – согласился Кирилл, – это моя работа. Любимая. – Папочка, ты никогда мне не верил, – прошептала Вера, – сразу посчитал виноватой. В тот день, когда я пыталась тебе про сумку рассказать, ты меня слушать не стал. И сейчас тоже. Ты веришь всем, кроме меня, Маргарите, Кириллу. А я в твоих глазах врунья. Почему так? Не знаю. Неужели я хуже всех? Но я не сержусь на тебя. Понимаю, так сложилось. Единственная просьба теперь, когда ты узнал правду, освободи меня от мужа. Он честно выполнял свои обязанности. Не обижал подопечную. Просто строго следовал указаниям того, кто его нанял. Кирилл состоит одновременно на двух службах. Он еще пасет детей покойной Елены. Ты об этом наверняка знаешь. – В курсе, – подтвердил Губарев. – Вы наняли Кирилла, который считался отцом двух детей, жил с ними, для того чтобы посильней наказать Веру? – предположил Сеня. – Пусть дочь станет мачехой, бесплатной прислугой чужим ребятам? В случае «женитьбы» на Вере Габузову нельзя нанимать прислугу. Горничная мигом поймет, что семейную пару не связывают настоящие супружеские отношения. Значит, всю работу по дому будет выполнять дочь – убийца Аллы. – Так и вышло, – пролепетала Вера, – я все сама! Я прислуга. – Нет, – резко ответил Михаил, – я не подумал, что домработницу нельзя нанять. Муж-надзиратель – редкая профессия. Мне нашли всего трех кандидатов. Два оказались заняты. Третий Кирилл, он был с детьми, но брался пасти Веру. Я не собирался унижать дочь. Вера закрыла лицо ладонями. – Да, я ужасно поступала, подсыпая детям лекарства. Простите. И поймите. Выхода не было, я задумала побег. Скопила не очень большую сумму. На комнату не хватит, но я решила: ничего, сниму жилье, пойду работать куда угодно, буду жить одна. Папа, мне от тебя ничего не надо, кроме слов: «Вера, я знаю теперь правду. Ты ни в чем не виновата. Ты свободна». Если ты это скажешь, я встану и уйду. Вот прямо сразу. Ничего из дома, где я живу, не возьму. На вокзале спать буду. В грязи, но свободной. У Веры звякнул телефон. – Я прислал тебе сообщение, – произнес Михаил Львович, – да, мне известен твой номер. Прямо сейчас иди к воротам поселка. Тебя там заберут, доставят ко мне. – Куда? – растерялась Вера. – В Англию, – ответил Губарев. – Слова, которые ты хочешь услышать, лучше скажу тебе лично. Если можешь простить меня, тогда останешься в моем поместье, со мной. Если нет, куплю тебе квартиру, где хочешь. Ну, как? – Папочка, спасибо, только у меня загранпаспорта нет, – пролепетала Вера.