– Хотите за руль? – спрашивает Харпер. Я поднимаю руки. – Извини. Ты отлично ведешь. Правда. Я вспоминаю, как Зари получала права. Полная катастрофа! Она вела машину, будто ей восемьдесят лет: постоянно следила за положением рук, нагибалась вперед, словно хотела понюхать руль. Конечно, с Зари тоже бывает нелегко, но пережить этот кошмар с ней было бы гораздо легче. А когда-то давно с ней было легче практически всегда. Я закрываю глаза, и меня охватывает тоска по дому. По прошлому. В моей жизни не было ничего умопомрачительного или волнующего. Обычная, нормальная жизнь. И теперь я знаю, как дорого это стоит. Боже, надеюсь, когда-нибудь моя жизнь опять станет нормальной. Харпер останавливает машину через пару метров от зеленой вывески с названием дороги. Я ее не виню. Тут нет колеи, по которой можно было бы ехать дальше: лишь огромное поле, бесконечный ковер сверкающей белизны. Справа – гора снега, закрывающая то ли бетонное заграждение, то ли шлагбаум. За ним дорога круто обрывается в долину. Снег совсем засыпал асфальт. Кружась, завитки белой пудры поднимаются вверх и сверкают на фоне чернильно-черных небес. Очень красиво. Захватывает дух. Но еще и очень опасно. – Как тут глубоко? – спрашиваю я, кивая на горку снега справа. Она выше, чем любое заграждение, которое я видела за свою жизнь. – Понятия не имею, – говорит Брекен. – Давайте поищем другую дорогу, – говорит Харпер. – Эту я даже не вижу. – Да, дорога не очень, но, думаю, это из-за поля, – возражает он. – За углом наверняка лучше. – Или хуже! Надо ехать дальше. – Но тогда мы потеряем два часа. А так мы бы хорошо срезали. – Если мы не застрянем в снегу, – говорю я. – Нет, – убежденно отвечает Джош. – Другой дороги может и не быть. Свернуть нужно сейчас. Запомним, что под той горкой есть ограждение. Может, пригодится потом. – Отлично, – говорит Брекен. – За тем исключением, что нам не видно дороги. – Да, но я… – Джош замолкает, тряся головой. – Думаю, я знаю эту дорогу. – В библейском смысле? – спрашивает Кайла. – Нет, просто… она выглядит знакомой. Толоми-роуд. Уверен, что видел это название на карте. Может, кто-то из вас тоже видел? На остановке висела карта… – Возможно. – Кайла медленно кивает. – Точно сказать не могу, но звучит знакомо. – Ты изучала карту на остановке? – недоверчиво спрашиваю я. Что-то сомневаюсь, что она даже заметила карту. Или вообще помнит, что мы останавливались. – А помните, какое шоссе она пересекает? Я помню, что видел перекресток, – говорит Джош. Кайла задумчиво жует губу, но потом качает головой. – И ты правда хочешь, чтобы мы туда поехали? – спрашивает Брекен, показывая на снег. – Там вряд ли глубоко, – говорю я, но, оглядев белые холмы, хмурюсь. – Правда ведь? – Мы всегда можем вернуться, – говорит Харпер. – Ладно, давайте попробуем. Если не получится, поедем обратно. Вскоре становится ясно, что со стороны шлагбаума снег глубже. Сквозь него не проедешь, однако Харпер законопослушно держится левой стороны. – Включи полный привод, – говорит Брекен. – Уже включила, – произносит она. Машина едет слишком близко к сугробам на правой стороне, но я уверена, что вести машину по неправильной полосе сложно. Я бы тоже сворачивала направо. – Держись левой стороны, – говорит Джош. – Ближе к полю. – А что, если из-за поворота выедет машина? – спрашивает она. – Это вряд ли, – отвечает Брекен. – Кому еще придет в голову вести машину в такую погоду? – Все будет хорошо, – успокаивает того Джош. – Снег наметает с поля, – говорит Брекен. – Видишь тот ряд деревьев впереди? Как проедем его, станет легче. А пока держись левой стороны. Может, он и прав насчет поля, но на левой стороне еще хуже. Как только Харпер сворачивает влево, все идет наперекосяк. Машина врезается в плотный заснеженный хребет, нас резко дергает, и колеса со стороны водителя куда-то проваливаются. Харпер тоненько визжит, пока машина заваливается набок. Колеса едут вниз, боком, и мы съезжаем в придорожную канаву. Плавно останавливаемся. Я теряю равновесие и хватаюсь за сиденье. Желудок у меня переворачивается, в глазах все плывет. Я трясу головой, но что-то все равно не так. Это потому, что мы накренились в сторону – или, по крайней мере, стоим под углом, как лодчонка на огромной волне. Я двигаюсь на сиденье, пытаясь отлепиться от Джоша. Нас сплющило вместе, а с другой стороны на меня давит тело Кайлы. Машина наклонилась влево. Мы съехали с дороги на обочину. Двадцать шесть Двери со стороны водителя не открываются. Харпер отчаянно фыркает, пытаясь толкнуть свою дверь, но у нее не получается. Она открывает окно, и внутрь врывается запах снега и деревьев. Джош высовывает голову наружу, чтобы оценить масштабы ущерба. Снег не доходит до окна, но мне видно, что он со стеклом почти вровень. С такого странного ракурса сложно понять, что происходит, но одно ясно: в эту дверь мы не выйдем. – Ни хрена себе, – потрясенно выдыхает Джош. Он втягивает голову обратно в машину. Я стараюсь удержаться в вертикальном положении. Ремень безопасности впивается мне в левое бедро. – Что, совсем плохо? – тонким, высоким голосом спрашивает Харпер. Никто не отвечает. А какого ответа она ждет? Машина стоит под углом в сорок пять градусов. Мы свисаем с края дороги, на которую вообще не надо было съезжать. – Ну, не очень хорошо, – с удивительным спокойствием отвечает Джош. Я продолжаю съезжать со своего сиденья и, чтобы удержаться, хватаюсь за спинки кресел впереди. Несмотря на потоки арктического воздуха, струящиеся через открытые окна, мои ладони вспотели и скользят по коже подголовников. Я зажата между Джошем и Кайлой. Тут слишком тесно. Слишком много напряжения. – А с твоей стороны какой уклон? – спрашивает она Брекена. – Мы сможем выбраться? – А у нас есть выбор? Это Кайла. Я чувствую ее теплое дыхание у себя в волосах. Она сражается с дверью. Тянет за ручку, толкает обеими руками. Теперь и ногами. Я застываю, сжимаясь под тяжестью ее веса. Мой собственный вес давит на Джоша. Я чувствую материал его куртки и твердую руку под собой. Кайлу я тоже ощущаю, и мне это не нравится. Все это ужасно. Я расстегиваю ремень и изгибаюсь, убирая бедра с сиденья. Ноги у меня дрожат, но я кое-как проползаю в узкое пространство между передними и задними сиденьями. Больше не могу сидеть между этими двумя. Мне нужно пространство. И воздух. Наконец Кайла открывает дверь, и Брекен тоже толкает свою. – Нужно выбраться отсюда, – говорю я и неловко карабкаюсь к двери со стороны пассажира. Я ползу под очень странным углом, и каждую секунду мне кажется, что я вот-вот завалюсь обратно в машину. У меня сводит живот, словно намекая, что с моим положением что-то не так. Но какая разница; со мной уже несколько часов что-то не так. Да что там, недель. Если честно, целый год. – Я знал, что зря мы сюда поехали, – говорит Брекен. – Но ты же согласился! – рявкает Харпер. – Так что не ной. Мы вываливаемся из машины и становимся кругом, чтобы оценить масштабы бедствия. Снега здесь до середины икры, а с другой стороны и того хуже. Намного. Шины скрылись в сугробах, и снег доходит чуть ли не до дверных ручек. Канава не очень глубокая, что-то около двух метров с половиной, наверное. Точнее сказать сложно. Машина выглядит лучше, чем я ожидала: со стороны пассажира шины лишь слегка приподнялись над землей. И все же. Мы застряли в сугробе, и лопатой тут не поможешь. Лопат нужно будет как минимум десять. А лучше сразу трактор. Я смотрю на наш зарытый в снег джип, и во мне зарождается глубокая уверенность: без тягача мы отсюда не выберемся. Я смотрю на окружающую нас пустошь. Здесь так темно и холодно, что у меня болят кости. Мы молча собираемся у капота – видимо, чтобы все как следует обдумать. Ветер ненадолго стихает, и наступает абсолютная тишина: снег скрадывает все звуки, которые могли донестись по воздуху. – Что же нам делать? – спрашивает Харпер. – Запустить сигнальную ракету? – Это еще зачем? – задает вопрос Кайла. – Думаешь, нас спасет Дед Мороз? – Не надо было сюда ехать, – фыркает Брекен. – Возможно. Но мы уже здесь, – говорит Харпер.