Но надо. Я проталкиваю воздух сквозь плотно сжатое горло, не обращая внимания на гулко колотящееся сердце. На стук зубов. Думай. Мне нужно думать. Мой взгляд падает на кошелек. На телефон. На конверты. В строке с адресом на всех них значится Трибьюн-стрит. Мой мозг отчаянно рыщет в закоулках памяти, пытаясь понять, где я его встречала. Что он значит для меня? Я там бывала? Я знаю Трибьюн-стрит… Это же… там же галерея «Сиспан». У меня там была выставка, и я приносила картины по этому адресу. Это была моя первая серия в сером. Ни капли цвета: ни жженой сиены, ни красного кадмия. Только черный, как сажа, и титановый белый. И все оттенки посредине. Когда случилась эта выставка? Год назад? Может, когда я вернулась домой после смерти Фиби. Я прижимаю ладонь ко лбу. Мысли бешено вращаются. Наверно, февраль. Начало февраля. Я пролистываю письма, проверяя красные чернильные даты, пока не нахожу нужную. Четвертое февраля. Я рву конверт и разворачиваю письмо. Быстро пробегаю глазами. Этот человек был на выставке. О боже. За мной наблюдали. Мы говорили. Я напрягаю память, стараясь вспомнить, но… ничего. Выставка случилась год назад. Передо мной проносятся лишь безымянные лица и собственные фальшивые улыбки. Я тогда думала лишь о том, как одиноко дома маме. Но я была не дома. Я была в галерее «Сиспан». И этот человек увидел меня. И написал письмо про судьбу. Кто это был? Моргнув, я вспоминаю темные глаза Брекена в зеркале заднего вида. И еще: он стоит, раскрасневшись и тяжело дыша, у дерева в кемпинге. Он тоже говорил про судьбу. И про нас с ним вместе. «Мы с тобой отличная команда, Мира. Судьба на нашей стороне». Я чувствую во рту привкус желчи и сглатываю. Отхожу на пару шагов от машины. – Эй. Я подпрыгиваю от неожиданности, но это всего лишь Кайла. Я стою, прижимая одну руку к горлу, а другой сжимая письмо. Не помню, как снова его взяла. Кайла смотрит на письмо. Да и как не смотреть, когда оно так трясется у меня в пальцах. – Какого черта… – говорит она, и я вижу, как на ее лице проступает изумление. Она осматривает груду писем. – Это еще что за хрень? А это твой телефон? По моим щекам бегут непрошеные горячие слезы. Голос звучит как из-под земли: – Я не… Все это было у меня в сумке. Кайла оглядывается через плечо, и ко мне возвращается способность чувствовать. Я слышу бормотание Харпер. Звяканье лопаты Брекена. Он может ударить меня этой лопатой. Ко мне возвращаются внезапные, ужасные слова, которые он сказал тогда в кемпинге. «Мы с тобой должны держаться вместе». Я вспоминаю, как он наседал на меня у багажника. Пытался свалить вину на Джоша. Пытался переманить меня на свою сторону. Я правильно его боялась. Я хватаю Кайлу за руку и притягиваю к себе. – Эй! – возмущенно восклицает она. – Ты знаешь что-нибудь про эти письма? Твоих вещей тут нет. Наши все на месте, а твоих нет. Она смотрит на меня не моргая. – Какого хрена? Нет! Я не знаю, могу ли ей доверять, но не могу представить, чтобы Кайла стояла за всем этим. Она и с собой-то едва справиться может. Такой план – явно не дело рук наркомана. Тут все хорошо продумано. Организовано. Я вспоминаю багаж Брекена. Меня бросает в дрожь. – Я думаю, эти письма написал Брекен. Думаю, он хочет мне навредить. Кайла замирает в нерешительности, но потом мотает головой. – Ты вообще о чем? – Тут девять писем. Их написал Брекен. – Я трясу зажатым в руке посланием. – Сегодня он сказал кое-что из того, что написано в письме, и он уже сбил одного человека на машине. Не хочу дожидаться, пока он и со мной что-то сделает. Проходит секунда. По лицу Кайлы пробегает тысяча разных чувств. Она молчит. – Я ухожу, – говорю я, с трудом сглатывая. – А ты как хочешь. Она стреляет взглядом в канаву. Харпер и Брекена отсюда плохо видно, но я слышу, как они болтают. В окне мелькает черная шевелюра, и у меня сжимается сердце. Мне хочется предупредить Харпер. Хочется спасти ее от него. Но потом я вспоминаю, как она сама его защищала. Как она смотрит на все его поступки сквозь призму того, что он сделал для нее в аэропорту. Я не смогу ее переубедить, и мне нельзя рисковать. Я должна бежать прямо сейчас. Я смотрю на Кайлу. Вид у нее изможденный. Серьезный. Однако она кивает. – Хорошо, я с тобой. Я хватаю сумку. Письма остаются лежать в багажнике: я просто не могу заставить себя дотронуться до них. Мы переходим через дорогу, с каждым шагом погружаясь все глубже в снег. Я все еще держу в левой руке большой конверт, и ветер хлопает им по рукаву. На другой стороне дороги стоит Джош. Подняв глаза, он удивленно смотрит на меня, и его изумление быстро переходит в тревогу. Сквозь рев ветра мне все еще слышны тошнотворные звуки лопаты. Снова и снова. «Все равно что копать себе могилу», – сказала Кайла. Рыдая, я пихаю Джошу в руки конверт. Он поворачивает его и читает мое имя. Хмурится. Почему-то от его реакции мне становится еще страшнее. Задыхаясь, я пытаюсь выдавить из себя слова, и они вылетают, спотыкаясь. – Это Брекен. Думаю, ты был прав насчет него. – Что? Ты о чем? – Я не… Тут все эти письма. Они для меня, но адрес неправильный. Он следит за мной. Нам нужно бежать. – Так, так, давай помедленнее, – говорит он, подзывая жестом Кайлу. – О чем ты говоришь? Что это? – Она нашла стопку писем, – объясняет Кайла. – И все наши вещи – кроме моих. Похоже, ее кто-то преследует, и ей страшно. В ее голосе звучит улыбка. Видимо, она все еще под веществами. В нашей ситуации нет ровным счетом ничего смешного. – Нам надо бежать, – говорю я. – Из-за пары писем? – Джош качает головой. – Я чего-то не понимаю. Я мотаю головой. – Не пары. Там много! Я бросила письма в машине, но он хочет оставить меня тут, в горах. Думает, что мы раньше встречались, – а может, я и правда его видела. Но он пишет так, будто у нас с ним роман. От собственных слов на меня нападает тошнота. – Это безумие. Чистое безумие. Джош, побледнев, отступает назад. Он закрывает рот рукой. – И ты его не помнишь? – нараспев спрашивает Кайла. – Нет, но это и не важно. Он думает, нам суждено быть вместе. Я уже сказала. Полное безумие. Я протягиваю руку к Джошу, но он вздрагивает. Видимо, письма его напугали, да это и неудивительно. – Где остальные письма? – спрашивает он меня. – Там, в багажнике. Какая разница? Нам надо бежать. – Я хватаю Джоша за руку, но потом мой взгляд падает на его ногу. На его неподвижную ногу. Меня охватывает ужас. Он не справится с этим холмом. Он не может идти. – Я не знаю, что делать, – шепчу я. Проходит секунда. Джош молча дышит. Я вижу, как по его лицу пробегает боль. Она приземляется мне на грудь. Неужели мне придется оставить его здесь? А что, если Брекен совсем помешается и решит на нем отыграться? – Иди с Кайлой, – говорит он. Я открываю рот, но слова не идут. Я хочу сказать, что не пойду с Кайлой, потому что из них двоих он нормальный. Он – единственный, кто раскусил Брекена, и я не хочу спускаться без него. – Нам пора, – говорит Кайла. – Я не… – Я трясу я головой. – Я знаю, – тихо говорит он, сжимая мои пальцы. – Я знаю, что ты не хочешь уходить, но ты должна. Я в порядке. Иди, позови на помощь. Уходите сейчас. – Но, Джош… – Уведи ее, – произносит он Кайле и медленно, уверенно кивает. Он принял решение. – Держитесь вместе, а я сделаю что могу, чтобы его удержать. – Я вышлю помощь, – говорю я. – Обещаю, я пошлю к вам кого-нибудь. Я перебираюсь через ограждение и опускаю ноги в снег. Кайла идет сразу за мной. Здесь сугробы не такие глубокие, но зато крутой уклон. Видимо, круче, чем я думала. Я, спотыкаясь, бегу вниз, скользя подошвами, пока наконец не становлюсь крепко на ноги. Я неловко шагаю, высоко задирая ноги и кряхтя от напряжения. За спиной я слышу Кайлу: ее тихие вздохи чередуются с моим пыхтением. Я нахожу на склоне поляну, где обрыв не такой крутой. Снега где-то до лодыжек, но деревьев гораздо меньше. Развернув ноги носками наружу, я начинаю медленный спуск с холма. Снег колет мне глаза, и холод обжигает горло. Нужно спешить. Нужно привести помощь для Джоша. Но мы справимся. Мы спустимся в долину. Дома оказываются дальше, чем мне казалось сначала, но мне их видно. Мы найдем подмогу, мы будем в безопасности. Я снова и снова повторяю эти слова, впечатывая их в снег с каждым шагом. Мы будем в безопасности. Мы будем в безопасности. Мы будем… Что-то бьет меня между лопаток. Я заваливаюсь вперед, коленями в снег. Я падаю, сворачиваясь калачиком, и качусь вниз. Чувствую снег, ветки, боль. Раскинув руки и ноги, я тяну их в разные стороны, чтобы замедлить падение. Нога цепляется за небольшое деревце, и я резко останавливаюсь, головой вниз. Все тело ноет. С тихим стоном я встаю на четвереньки, чувствуя, как снег пропитывает джинсы и перчатки. Оттолкнувшись от земли, я пытаюсь сориентироваться. Подняться с колен не получается. Мир вокруг меня черно-белый: небо, деревья, земля. Совсем как на моих картинах. Совсем как у меня в душе. Я проигрываю в памяти удар между лопаток. Я знаю, что это было. Я не упала; меня толкнули.