– Привет, мамулька! Извини, что вчера не позвонил – замотался! – Ро́дную маму забыл… Эх! – шутливо донеслось из трубки. – Как ты могла такое подумать? – взвыл я, унимая тягостное нетерпение. – Мам, слушай, мне придется задержаться недельки на две. Тут без меня никак! – А школа? – мигом забеспокоилась родительница. – Торжественно клянусь и обещаю закончить ее с золотой медалью! – Вот только не получи! – Я же обещал! Ой, ну все, побежал. Целую! – И я тебя! – Настю чмокни от имени и по поручению! – Ладно! Улыбаясь по инерции, я положил трубку и тут же снял ее, накручивая диск. Как же он медленно проворачивается… После третьего гудка ответил приятный голос: – Посольство Германской Темократической Респуплики. Слушаю фас… – Код Эм-Вэ, – четко сказал я и зачитал по памяти первые пять чисел пароля, переданных Маркусом Вольфом. – Айн момент! – растерялся голос. – Переключаю на тофарища Винцера. Щелчок, пыхтение… – Алло? – прорезался мужской голос. Истинного арийца. – Повторите цифры, пожалуйста. По-русски чешет почти без акцента, товарища Винцера может выдать только излишне четкий выговор. – 678… 567… 23… 1719. – 9637, – следует отзыв. – Товарищ Вольф оставил нам инструкции… Вы хотите вылететь в Берлин? – Мне нужно вылететь в Берлин, – надавливаю я. – И как можно скорее. Кстати, было бы здорово, если меня подбросят до посольства. – Откуда вас забрать? – Буду ждать возле метро «Тургеневская». – За вами заедет зеленый «Вартбург». – Данке шён. – Ауф видерза-айн! Тщательно обтерев трубку, я положил ее на рычажки и метнулся на кухню – потрошить холодильник «Розенлев». Булочка в целлофане… Сырок «Янтарь»… Колбаски «Охотничьи»… Запихивая сухпай в карманы куртки, я покинул квартиру, на всякий случай отпирая дверь в перчатках. Вызывать лифт не стал, ссыпался по лестнице и как ни в чем не бывало покинул подъезд, на ходу лопая свой «обед». К жующему юнцу меньше вопросов… Страж ворот по-прежнему толокся на улице, но на меня старательно не реагировал. Обмирая, я зашагал прочь, но ни топота догоняющих ног, ни визга тормозов не раздавалось за спиной. Спеша к «Тургеневской», лишь однажды напрягся, когда вдруг заслышал трель милицейского свистка. «Не меня! – убеждал я себя. – Это не меня!» Плотный милиционер сурово отчитывал толстяка в штатском, перебежавшего улицу не в положенном месте. Штатский виновато водил руками и воздыхал, а я с воскресшим удовольствием вгрызся в сэндвич – муза с полосатой палкой меня вдохновила… * * * Посольский «Вартбург» прикатил к самым дверям, а минуту спустя я «сдался немцам», знакомясь с социалистическим орднунгом. Хорошенькая Катарина в вязаном платье сфотографировала меня, а пока она проявляла и закрепляла, деловитый геноссе Винцер каллиграфическим почерком заполнил мой загранпаспорт – синюю книжицу с золотым тиснением. Отныне я Михаэль Шлак. Винцер, не мудрствуя, перевел русскую фамилию на немецкий. – У вас замечательный выговор, Михаэль, – болтал он, не отрываясь от дела, – следовательно, языковая проблема – долой! – Ну хоть что-то, – улыбнулся я, довольно вымученно, впрочем. Геноссе, наверняка сотрудник Штази, вскинул на меня взгляд и сочувственно покивал. – Геноссе Вольфу можно доверять, это человек чести и слова. О, Катарина! Готово? – Да, Отто, вот. – Гут… …Двумя часами позже я протягивал свой паспорт молоденькому пограничнику в Шереметьеве. На мне – теплая кепка, очки с простыми стеклами, светленький паричок почти до плеч по молодежной моде. А я по легенде – корреспондент «Юнге вельт». Погранец кивнул мне и улыбнулся. «Пронесло…» Еще полчаса томительного ожидания… Объявлена посадка… «Ил-62» с броской надписью «Интерфлюг» засвистел турбинами. Хлопотливые стюардессы щебечут, подчас мило путая «русиш» с «дойч». Я пристегнулся, напряженно глядя за стекло на терминал «Рюмка». Никого… Ничего… – Уважаемые пассажиры! Наш самолет совершит полет по маршруту Москва-Шереметьево – Берлин-Шёнефельд… Я откинулся на спинку. Ну же… Ну… Турбины взревели. Лайнер качнулся и медленно, а затем все быстрее и быстрее покатился, отбрасывая колесами взлетную полосу. У-ах! Оторвался. Набрал высоту. Оранжевое солнце ударило в иллюминатор поверх клубистых туч. «Какой долгий день… – Мысли еле ползли, тянулись из последних сил. – Опять я убегаю… Опять один… Как же мне все это надоело…» Глаза закрылись сами. Лететь меньше трех часов. Выспаться не выспишься, но хоть передохнешь. Что меня ждет, откуда я знаю? Когда СССР развалился, Маркуса Вольфа арестовали – демократы боялись Штази не меньше КГБ. Маркус никого из своих не выдал, а его люди не сдали Вольфа. Вот так-то. Потому и лечу. «На Берлин!» Глава 8 Понедельник, 23 февраля. Утро Восточный Берлин, Карл-Маркс-аллее Широкий и прямой проспект в зачине своем звался Шталин-аллее, во славу Иосифа Виссарионовича, но хрущевская оттепель занесла слякоть и сюда – «осси» живо перекрестили «аллею» в честь проверенного, идеологически стойкого автора «Капитала». Я шагал по чистеньким, выметенным тротуарам и отдыхал душой. Зодчие словно привили Берлину московский дух – отсюда и до Александерплац узнавался сталинский ампир, хоть и с немецким акцентом. В глаза не пылила чуждость, и это успокаивало, примиряло с участью бездомного. Даже машины на улице знакомые – и пузатые «буханки» проезжали, и простенькие «Жигули» с «Волгами». А «Трабанты», «Вартбурги», «Робуры» роднились с нашим автопромом настолько, что казались своими.