В особняке стоял ещё больший кавардак, чем за несколько минут до того, как Эвелин покинула его стены несколькими часами ранее. Из открытых окон второго этажа отчётливо доносились знакомые голоса по большему счёту женской тональности, с нотками повышенной нервозности. Узнать среди них взвинченный фальцет Софии, самый громкий и самый недовольный – не составило какого-либо труда вообще. - Я не буду пока что спрашивать, где вы всё это время пропадали, но не думайте, что я оставлю ваш уход без внимания в дальнейшем. Гвен, проводи мисс Эвелин в её комнату и помоги ей приготовится к ужину. - Я не хочу спускаться в столовую. Я ужасно устала и практически падаю с ног. - Только почему-то это не помешало вам уйти из дома в Лейнхолл на несколько часов. Хорошо. – кажется, их встреча проходила буквально на ходу и бегу, позволив девушке остаться практически безнаказанной и в этот вечер, и в последующие дни особенно. – Гвен принесёт вам ужин в вашу комнату. А сейчас пускай поможет переодеться и подготовиться ко сну. Хотя по вашему румяному личику не скажешь, что вы походите на смертельно уставшую путешественницу, только что сошедшую на берег после месячного плаванья на речном пароходе. Наверное, Лили тогда с трудом удержалась от явного соблазна приподнять личико подопечной за подбородок и разглядеть его получше под рассеянным светом зажжённых по всему дому газовых ламп. И какое счастье, что они тогда встретились на первом этаже, когда Эва ещё не набралась духа подняться по центральной лестнице на второй, как раз раздумывая над вопросом – а не поискать ли пути наверх в других частях особняка. Но даже если бы она и нашла запасные ходы, используемые теми же слугами Ларго Сулей, то что бы она делала дальше? Стала бы искать наобум свою комнату? - А разве человек не может разрумяниться от переутомления? Выразительный взгляд камеристки выказал куда больше сомнений на этот счёт, чем его владелица рискнула озвучить их вслух в присутствии навострившей ушки Гвен. - Знать бы только, где этот человек всё время отсутствовал и успел поднабраться этого самого переутомления. Ладно, ступайте наверх. Я как раз иду на кухню и заодно дам распоряжение собрать поднос с ужином для вас. А ты, Гвен, - голос Лилиан по-деловому повысился, ощутимо зазвенев нотками строгой властности. – постарайся не распускать языка в присутствии юной барышни, как ты это любишь делать, вопреки правилам этого дома. Мисс Эвелин, конечно, не мисс Клэр, но ежели мне надо будет узнать, как ты себя вела в её покоях, узнаю, будь уверена, без каких-либо усилий. Даже то, о чём ты говорила. Создавалось ощущение, будто она грозила об этом не одной присмиревшей от раболепного страха юной служанке, пусть и смотрела в тот момент только в круглое личико гувернантки, округлившей свой маленький рот под большим носом от направленных в её адрес несправедливых напутствий. Как эта девчушка ещё не стала божиться да клясться на крови, что в жизни такого не учинит? Может уже знала, как её слова воспримут на самом деле? Хотя по началу и вела себя на удивление тихо и почти безмолвно, старательно удерживая правильную осанку, неспешный ровный шаг и не оглядываясь посекундно то и дело по сторонам. В принципе, оно и понятно, хотелось пройти всё расстояние до нужной комнаты, как можно быстрее и «незаметнее», поскольку приглушённые стенами недовольные голоса юных хозяек на втором уровне дома звучали по-особенному мотивирующе. «Сюда, мэм, пожалуйста!», «Это здесь, мэм», «Налево по коридору, мэм.», «Ваша комната в северном крыле с выходом окон на запад, мэм.», «Она, конечно, не такая большая, как у мисс Софи и её сестёр, но вполне даже удобная.» Чем дальше они продвигались по небольшому лабиринту второго этажа из узких бежевых коридоров, освещённых жёлтым светом газовых ламп, и удаляясь всё дальше от центральных покоев, тем больше у Гвен развязывался язычок, а произносимые ею предложения становились всё длиннее и вместительней. Правда, Эвелин не испытывала по данному поводу какого-либо дискомфорта вообще. Впрочем, как и не могла пока ещё определиться со своими симпатиями к приставленной к ней девице. У неё отродясь не было своей личной служанки. В Леонбурге, в резиденции Клеменсов ей помогали камеристки, прислуживавшие её кузинам и тётушке Джулии. При чём сменялись те одна за другой в течении нескольких дней или недель, будто специально делили между собой время и график посещений, чтобы не перетруждаться с навязанной им ношей. Да и сейчас как-то не верилось, что ей выделили в услужение целую служанку. Если только на время, тогда ещё понятно, но на постоянной основе – как-то уж очень сказочно. - Эта комната для гостей? – открывшееся глазам Эвелин помещение на женский будуар мало чем походило. И оно действительно находилось в дальнем конце северного крыла дома, занимая один из четырёх углов особняка, зато с окнами-дверьми, выходящими на окружающую весь второй этаж террасу-лоджию. А, главное, на запад и север – на задний двор, с видом на соседнее поместье Лейнхолла. - Ну да. – Гвен в подобных вопросах оказалась на редкость бесхитростной и прямолинейной, сразу же ринувшись внутрь своих косвенных владений. В комнате уже горело несколько настенных ламп, освещая небольшие пространства из двух смежных помещений, разделённых между собой центральным проходом арочного проёма без дверных створок. Приятный глазу мятно-травяной цвет тканевых шпалер, портьер и мебельной обивки чуть ли не заранее навевал на всяк входящего сюда чувство мнимого спокойствия и умиротворения. Спальня с обязательной двуспальной кроватью под балдахином и маскитной сеткой вместо тяжёлых занавесок находилась во второй комнате вместе с резным комодом, платяным шкафом, туалетным столиком и небольшой софой. В первой, как ни странно, с уютным уголком между окнами в виде удобного кресла-стула и классического письменного стола соседствовал небольшой диван для отдыха и эмалированная ванная на витиеватых латунных ножках за перегородкой из раздвижной ширмы. При чём сказать, что ванная как-то выпадала из общего интерьера – не поворачивался язык. Напротив, она словно являлась взору эдаким краеугольным камнем всего помещения, возвышаясь на деревянном помосте из двух невысоких ступеней над прочими предметами мебели и как бы указывая на первостепенную важность своего ведущего здесь предназначения. Сравнивать эти комнаты с предыдущей в Леонбурге было бы кощунственно. Всё равно, что сравнивать здешнюю природу, температуру и влажность воздуха с климатом северных графств. - Как по мне, то самая удобная и удачно расположенная. – ложная скромность Гвен окончательно слетела, раскрепостив свою хозяйку, как в движениях, так и в подаче словесной информации. – Конечно, не господские хоромы, но я бы не отказалась пожить в такой, если бы кто предложил. Служанка даже делать всё стала раза в два быстрее (а может и в целых три). Резво закрыла за юной барышней входную дверь, потом так же бойко прошлась к окнам, чтобы задёрнуть шторы и проверить до этого – не захлопнулись ли оконные створки от возможного сквозняка. - Ваши вещи уже распаковали, пока вас не было, не трогали только саквояж по настоянию мисс Лилиан. - Хорошо, спасибо. – отвечала Эва скорее машинально, чем осознанно, пока ещё пребывая под воздействием окружающего антуража – места, в котором ей предстояло прожить не менее четверти года. – А мой этюдник? - Этюд… что? – Гвен неуверенно запнулась, как и приостановилась, не вполне уверенно глядя на юную госпожу. - Деревянный ящик со складными ножками и с лямкой-ремнём, для удобного переноса на большие расстояния. - А это! Его вроде поставили в платяной шкаф, к задней стенке. – служанка утвердительно кивнула головой, словно ответила на очень важный за этот день вопрос, ни разу не ошибившись в упомянутых ею местоположениях и проделанных действиях. – Кстати, мэм предпочитает принять ванную сейчас или после ужина? Гвен даже встала в некую позу так называемого выжидания перед юной госпожой, где-то в трёх шагах от центра комнаты, и сложив руки на животе почти изящным жестом. Машинальное поведение и движения, свойственные только представителям её статуса и профессии. Удивительно, что она не опустила при этом свои через чур любознательные глазки в пол. А ещё было странным слушать о себе в третьем лице, хотя для Эвелин сейчас всё было в новинку, всё казалось необычным и чуть ли неестественным. К тому же собственное любопытство разрасталось с геометрической прогрессией с каждой проведённой здесь (и не только в данном доме) минутой просто до несоизмеримых масштабов. - Было бы не плохо сделать это сейчас. Зато уговаривать не пришлось. Ну не станет же она говорить незнакомому ей человеку, к тому же не в меру говорливой служанке, как ей не терпится избавиться от большей части пропыленной одежды и, в первую очередь, от тугих пластин корсета. С головой тоже хотелось что-то сделать, не говоря о страхе посмотреться в зеркало. Может Киллиан Хэйуорд так «загадочно» улыбался, глядя на неё, из-за вопиюще помятой внешности Эвы? - Тогда схожу за горячей водой. Вы как предпочитаете – погорячее или попрохладней. А то мисс Софи обязательно надо, чтоб пар шёл, и кожа становилась красной-красной. – Гвен даже глаза расширила, явно демонстрируя своё непонимание чужими пристрастиями и шокирующими капризами. - Чем ближе будет к комнатной температуре, тем лучше. По довольной ответной улыбке служанки Эвелин понимает, что не ошиблась с правильным выбором. Её бы воля, наверное, спустилась бы к морю и встала под струи водопада Лейнхолла ещё несколькими часами ранее. Увы, но статус благовоспитанной леди не допускает столь неслыханного поведения где бы то ни было, даже при полном отсутствии ненужных свидетелей. Только выбирать опять же не приходится. И ждать тоже. Расстегнуть платье самой – слишком проблематично. Впрочем, несколькими минутами раньше или позже, теперь уже не важно. После случившегося и пережитого за этот день, она готова была вытерпеть ещё несколько лишних минут ожидания, перед этим опустившись на мягкий диванчик почти что уже женского будуара. Едва запоминающий взгляд заскользил по окружающему интерьеру и незамеченным ранее деталям: по рисункам на тканевой ширме, изображающих декоративных павлинов с золотистым орнаментом из раскрытых бутонов роз, по небольшим картинам и миниатюрам на стенах – в квадратных, овальных и круглых рамках. Может пыталась вспомнить, была ли она в этой комнате раньше? Пыталась разбудить глубоко спящую память? Тех, чьи образы и давно забытые голоса с болезненным упрямством не желали воскрешать перед молящим взором. Но всё тщетно. Или слишком размыто, даже хуже, чем в чёрно-белых снах с калейдоскопическими картинками. А потом пришла Гвен с парочкой служанок в серых платьях и белых косынках вместо накрахмаленных чепчиков, возможно из кухонной прислуги. Каждая несла по ведру с горячей водой. Как выяснилось позже, холодная подавалась по скрытым трубам через ту же кухню, с помощью механического наноса в подвальном колодце, наполняя впоследствии начищенный до блеска резервуар ванной через латунный кран. Технический прогресс успел добраться даже до такого края света, как Гранд-Льюис на удивление быстро. И, надо сказать, это оказалось самым приятным плюсом к завершению данного дня, закончившегося восхитительным погружением истомившегося тела в чистую воду. Правда, когда Эва предавалась физическому и эмоциональному расслаблению в убаюкивающих объятиях водной стихии, а Гвен отвлекалась в другой комнате подготовкой постели и выбором подходящей одежды для юной госпожи к отходу ко сну, в память почему-то нежданно ворвались образы иного шокирующего содержания. Точнее, воспоминания, ещё слишком свежие и настолько сильные, что даже ощущались запахи с вибрацией звуков и голосов. Протяни руку либо задержи дыхание, и они сами до тебя дотронутся, заскользят по коже невидимым касанием чужих пальцев и взгляда, процарапав по нервным окончаниям морозным холодком и млеющими мурашками. И обязательно достанут до сердца невесомым дуновением или мягчайшим пухом перьевых ворсинок. И, что самое изумляющее, ей нисколько не хотелось прогонять данного наваждения. А ещё глубже в нём тонуть, как в околдовывающем взгляде цыганских глаз и в звучном баритоне мужского голоса, атакующих её полуспящее сознание вполне осязаемым образом одного конкретного человека. Ведь никто не мог в эти минуты забраться в её голову и увидеть то, что видела она. И не просто видела, а именно хотела видеть – разглядывать, перебирать в памяти мельчайшие детали или же дорисовывать их самой. Может даже касаться их собственными пальчиками, желая прочувствовать млеющими подушечками неведомые ранее ощущения. Узнать, каково это – прикасаться к чужому телу и к чужой коже, к самому запретному и самому манящему. И почему-то от подобных мыслей становилось так неописуемо легко, а внутри, под сердцем и в низу живота разливалось сладчайшей негой искрящегося тепла. И не останавливалось. Распускалось и пульсировало накатывающими приливами под кожей и меж сжатыми бёдрами, которые хотелось стиснуть чуть плотнее, словно в попытке поймать эту налитую греховным сладострастием точку и зафиксировать в тисках физической стимуляции на долгие минуты. Хорошо, что рядом была Гвен и не давала ей своим присутствием провалиться окончательно в это безумное забвение, так сказать, оставить наедине с воображаемым образом… обнажённого Киллиана Хейуорда. Киллиан Хейуорд. Как быстро она запомнила его имя. Неужели специально его повторяла про себя, когда пряталась ещё там, в конюшне Лейнхолла? - Ох, мисс Эвелин, вы так раскраснелись, будто в кипятке сидите. – но служанке всё-таки удалось привести её в чувства своим навязчивым голоском и неизбежным появлением, ворвавшись в её мнимую обитель из хрупких видений и таких реалистичных воспоминаний. Какое счастье, что их не мог увидеть никто из посторонних, хотя страх о такой возможности почему-то холодил сердце и резко отрезвлял парящее за пределами данной комнаты сознание. Она даже следила за выражением лица горничной, будто той и вправду удалось подглядеть, а то и уловить во второй половине комнаты нечто необычное. И кого же? Скользящих по воздуху призраков? Может кого-то конкретного? Но Гвен, как ни в чём ни бывало просто подходит к дивану и начинает собирать снятые с молодой госпожи вещи, чтобы потом унести в подвальный этаж в прачечную. И по-деловому так, мол, вполне обыденный для неё ритуал. Правда до поры до времени, пока на дубовый паркет к её ногам не упал с вызывающим звоном какой-то уж больно шумный предмет. Даже Эва от испуга едва не подскочила в ванной, мгновенно вспоминая о браслете и о том, что забыла спрятать его хотя бы в ящике стола, а не в складках снятого платья. - Ой, это ваше? – служанка быстро присела и так же быстро подхватила с пола злосчастное украшение, подобно сороке, заприметившей какую-то яркую и возможно даже драгоценную вещичку. - Д-да… - вот только отвечать неподготовленной к такому развороту событий ложью оказалось непривычно сложно. В тот момент Эвелин мнилось, что она не то что раскраснелась, а буквально скоро вспыхнет алым пламенем от пылающей в коже лица крови. Хотя признаться, что это не её браслет и уж тем более рассказать при каких обстоятельствах она его нашла, было куда тяжелее. – Думаю, что теперь уже моё… Случайно увидела в траве у дороги, когда шла из города в Ларго Сулей. По крайней мере, хватило ума не выдумывать нечто уж совсем неправдоподобное. - Видимо мужской, обхват очень широкий. – не смотря на простоватость и явную безграмотность из-за своего низкого классового происхождения, Гвен выявилась на редкость сообразительной девчушкой, способной подмечать вполне существенные детали. – Да и по материалу сразу видно, что это какой-то индейский браслет-амулет. Не удивлюсь, если из местного плени Бурых Оцелотов. Рычащая кошка – это их татем. - Местного племени? – всего пару предложений о возможном происхождении обсуждаемой находки, и Эва практически забывает обо всём на свете. Даже облокачивается о бортик ванной обеими руками и упирается подбородком о запястье, впиваясь взглядом в украшение, у которого могла оказаться своя собственная история. Был бы это какой-нибудь другой браслет, зацепил бы он её внимание и интерес настолько глубоко, практически за живое? - Ну да. Когда-то это были их земли, а потом с приходом европейских колонистов, им пришлось уйти далеко за границы Гранд-Льюиса и пригородные плантации, прямо в горы. Хотя многие остались и до сих пор здесь живут со своими семьями, вроде как продолжая придерживаться своих традиций, соблюдать свои языческие праздники и в то же время, дабы не смущать цивилизованных горожан, носят европейскую одежду и даже занимаются коммерцией, сотрудничая не только с местными белыми предпринимателями, но и с большим континентом. У нас даже живёт потомок древнейшего вождя Оцелотов – весьма уважаемый не только среди жителей Гранд-Льюиса, но и принимаемый домами местной аристократии. С нашим губернатором он вроде как на короткой ноге. - Вроде местного «короля»? - Можно сказать и так. – Гвен неспешно прошлась к столу, чтобы положить на лакированную столешницу из белой акации найденный браслет, при этом пользуясь возможностью задержаться как можно дольше в самой комнате. Видимо, ей не особо хотелось прерывать своё излюбленное занятие – говорить, не важно о чём и на какие темы. Главное, побольше и подлиннее. Ведь это позволяло ей отсрочить возвращение к своим прямым обязанностям. А какая юная особа променяет праздные минуты на скучную монотонную работу? - Но он очень красивый мужчина, хоть и не молодой, и чрезмерной упитанный. А вообще, все представители и потомки маори – на удивление красивый народ, и праздники, проводимые ими в черте города с разрешения местных властей и Ватикана не передать словами, какие яркие и красочные. На них ходят все, даже рьяные католики и христианские фанатики. Наверное, в Гранд-Льюисе в два раза больше городских мероприятий с карнавалами, чем в любом другом городе Эспенрига, по крайней мере так утверждают все местные меценаты. В принципе, Эвелин была не против послушать о таких занимательных вещах пусть и из уст обычной служанки. Ей не из чего было выбирать, тем более попав в абсолютно чуждый ей город, воспоминания о котором сводились лишь к размазанным фрагментам глубоко спящей памяти. Может что-то такое и пыталось сейчас оттуда прорваться – звёздным полотном угольно-чёрного неба над освещённой ночными фонарями вершиной Гранд-Пойнта, над которым взмывали и распускались разноцветными брызгами сверкающих искр праздничные фейерверки. При чём она понятия не имела, чего хотела в эти минуты больше всего – вернуться в прошлое или увидеть эти же размытые картины в куда чётком изображении уже совсем скоро, в ближайшем будущем. Ночные улочки Гранд-Льюиса в ярком жёлтом свете газовых фонарей, пестрящие живыми цветами и гирляндами из бумажных украшений. Флажки, ленты, конфетти и цветастые платья высыпавших на всеобщие гуляния горожанок. Если это карнавал, то обязательно будут маски. Всевозможных мастей и раскрасок, а, значит, будут перья и вуали и даже костюмы из давно ушедших эпох. Взрывы безудержного хохота, по большей части пьяного. Разношёрстная музыка, прорывающаяся со всех сторон из разных источников с попытками дружного пения и хорового завывания из окружающих группок людей. Очень громкая какофония, чуть ли не вакуумная, если вдруг шагнёшь прямо в этот эпицентр безмерного веселья и музыкального безумия. Её смешанные мелодии проникают в твою кровь мгновенно, заряжая небывалой энергией и едва подавляемым желанием пуститься в пляс. Кажется, ты уже почти двигаешься в такт, во всяком случае лёгкость в теле несёт тебя дальше, как на невидимых волнах чего-то во истину грандиозного и незабываемого. Захватывающего предчувствия и головокружительной необратимости? Какой именно? Встретиться вскоре со взглядом знакомых кошачьих глаз, уткнувшись взором в ухмыляющееся лицо стоящего перед тобой призрака из будущего?.. -…У вас такие послушные волосы, мягкие и тонкие, не то что у мисс Клэр. Вот с её кудрями я мучилась часами. Наверное, она как-то умудрилась провалиться в лёгкое забытье. Переутомление сказывалось не лучшим образом, затягивая в поулбодрствующее-полуспящее состояние. Кажется, она даже забывала многие моменты из своих последних действий. Не исключено, что по большей части в качестве сильного «усыпляющего» на неё воздействовал тот же монотонный голосок Гвен, укачивая и убаюкивая практически до отключки. Может между подобными переломными мгновениями она и выпадала из реальности, уносясь не сколько в воспоминания-фантазии, а в довольно-таки яркие и весьма достоверные видения? Как раз из-за последнего безумно тянуло попасть в мягкую постель, как никогда до этого. Будто её там ждал лишь ей известный переход-портал в скрытое от остального мира измерение – в её собственный маленький и подчиняющийся только её воображению мирок. А уже там она могла вытворять всё, что соблаговолит её истосковавшаяся душонка – встречаться и говорить только с теми, кого ей хотелось там видеть и слышать. Время то замедлялось, то резко ускоряло свой ход, стирая из памяти чёткие образы проделанных действий и недавних разговоров, вернее, длинных рассказов хлопочущей над ней молодой служанки. Как ни странно, но Гвен умела не только помногу говорить, но и выполнять свои прямые обязанности с завидной сноровкой. И, как выяснилось чуть позднее, не сколько любовь к долгим беседам являлась её лучшей чертой бесхитростного характера, а во истину восхищающее умение обращаться с чужими волосами. - Мне всегда казалось, что у меня не ахти какие волосы. Эвелин и раньше в леонбургской резиденции Клеменсов помогали вычёсывать волосы и даже немного втирали в них специальные масла, которые можно было приобрести только в дорогих парикмахерских северной столицы. Поэтому их использовали в очень редких и крайне особых случаях, не чаще одного раза в месяц. Каково же было удивление девушки, когда служанка не только не ушла из её комнат по завершению принятия ванны, но и ринулась помогать распускать прическу, достав из центрального ящичка туалетного столика целую кипу необходимых щёток и гребней для предстоящей процедуры и разложив оные в ряд перед зеркальным триптихом небольшого трельяжа и слегка ошалевшей Эвой Лейн. А дальше, её чуть было окончательно не унесло в мир «иной». Проворные пальчики с помощью густой щетины увесистой расчёски заскользили по спутанным прядям усыпляющими манипуляциями – сверху-вниз, сверху-вниз. А потом окружающий воздух спальни наполнился одурманивающим ароматом розового масла. Самый подходящий момент оторваться от этого бренного мира и улететь за его пределы далеко и безвозвратно. - Не говорите глупостей! У вас восхитительные волосы, мечта любого парикмахера. – к этому моменту Гвен осмелела во многих своих высказываниях. - А тебе почём знать? - Знаю, потому что мой дядюшка Никки работает в парикмахерской мистера Купера на перекрёстке Торговой улицы и Соборной Площади. Я сама с детства очень любила подсматривать за всем, что там происходило, а потом повторять с подружками во дворе нашего пансиона. Все эти стрижки, подпаливания волос, мытьё головы и часовые укладки – целые священные таинства, за которыми можно наблюдать часами. Моей большой мечтой тогда было стать первым парикмахером-женщиной. Но, увы, как только я немного подрала и узнала, почему меня никогда не возьмут на подобную работу, пришлось распрощаться с ней на веки вечные. - Да, очень обидно. – горькая улыбка коснулась губ Эвелин эдакой печальной тенью собственных безрадостных мыслей. Сказать, как она понимала и сочувствовала этой бойкой девушке, не сказать ровным счётом ничего. – Зато твои умения по достоинству оценят сёстры Клеменс и их любящая матушка. - Не оценят. Я уже говорила, что прислуживала мисс Клэр в прошлом году. Но как бы я не старалась укладывать ей волосы и вычёсывать их перед сном, она предпочитала всем моим стараниям – профессиональные навыки того же господина Купера. А сколько мне приходилось выслушивать от неё каждый вечер недовольных оскорблений в свой адрес. И плохо я распутываю локоны, и деру их постоянно, и что мои руки не с того места растут – корявые и ни к чему непригодные. Всё, на что они способны – только овец стричь, да шерсть валять. - Зная характер Клэр по своему личному опыту, нисколько не удивляюсь. Она очень гордится своими волосами и, скорей всего, боится доверять их кому-то незнакомому или не профессионалу. - Да, они пышные, кудрявые и завораживающего оттенка, но в остальном заниматься ими – ТАКАЯ морока. Ещё и толстый, грубый, как леска, волос. Когда я ей сказала, что такие очень рано и быстро седеют, она меня чуть было тогда не убила. Выгнала из комнаты ещё и комнатной туфлей вдогонку швыранула. - О, боже! – Эва не удержалась, прижав ладошки к нижней части лица и прыснув в них шокированным смехом. – И после этого ты удивляешься, почему она тебя так невзлюбила. Твоё счастье, что ты не сказала нечто подобного Софии или Валери. - Ну откуда мне было об этом знать тогда? Я только-только поступила сюда на службу. Знаю, знаю! Язык мой – враг мой. Мисс Моана всегда мне об этом напоминает. Но это так сложно, постоянно молчать с кем бы то ни было. Если бы я наговорила в присутствии любой мисс Клеменс столько, сколько успела выдать здесь за этот вечер вам, меня бы точно уже уволили. - И что, им даже не интересно было бы послушать о последних новостях Гранд-Льюиса? – Эвелин с нескрываемой любознательностью наблюдала за поведением и реакцией Гвен в зеркальном отражении туалетного столика-трельяжа. Если в какие-то минуты ей было просто любопытно узнавать что-то новое из уст этой девушки, в особенности связанное с этим местом и самим городом, то сейчас в голове вели борьбу совершенно иные пристрастия и желания. - Нуу… бывало они что-то расспрашивали, если не могли узнать напрямую из разговоров старших господ. Но это же, по их мнению, не одно и то же: узнавать нужные им новости или слушать мою бесконечную болтовню ни о чём.