* На втором часу полета Алистер дважды прошелся с Ноем по салону. И сразу попал в центр внимания. Пассажиры улыбались ему, приговаривая: «А малыш-то бедный как устал!» Предлагали подержать младенца. Да, мол, нелегко тебе, мужик. Терпи, папаша. Но ты герой! Мамочка вот только у твоего ребенка — неподходящая и никчемная. Отшагав сорок шагов, Алистер вернул Ноя Джоанне, сел на свое место и пообедал. С удовольствием пообедал. С нескрываемым. И с красным вином. Так наелся, что уснул прежде, чем стюардесса успела забрать его поднос с посудой. А Джоанне не удалось ни перекусить, ни выпить. Будь у нее выбор, она бы предпочла вино, хоть на кормящую мать с бокалом в руке и смотрят косо. Алистер спал. Его крупная голова — Ной ее унаследовал, спасибо тебе, Алистер! — покоилась на ядовито-зеленой надувной подушке. Какой красавец! И всегда таким был. Впервые увидев его на избирательном участке, Джоанна обомлела — прямо солист из бой-бэнда! В Глазго таких не встретишь. Его тщательно взлохмаченные темно-каштановые волосы всегда волосок к волоску, даже когда он спит. Благодаря пышной шевелюре никто не дает Алистеру сорока одного — буйные кудри с успехом маскируют прогалину на макушке. И как только он умудряется спать посреди всего этого! Ной орал так, что заглушал моторы и кондиционеры. Пассажиры, прижав наушники ладонями, включали звук развлекательных систем на полную мощность. И то и дело красноречиво поглядывали на Джоанну. Да что это с твоим ребенком? Почему, ПОЧЕМУ меня посадили рядом с вами? После приземления они обязательно пожалуются в авиакомпанию. Некоторым женщинам вообще следовало бы запретить рожать. Джоанна ловила эти взгляды, разжигая в себе ярость. Воспалилось, казалось, не только ухо, а целиком голова и шея — боль, тяжелая, стреляющая, всепоглощающая, от которой путались мысли. Наверное, если ненадолго положить Ноя в люльку, чтобы достать из ручной клади две таблетки — обезболивающее и антибиотик, — он еще пуще раскричится, а пассажиры — еще больше озвереют. Пожалуй, не стоит рисковать, во всяком случае, сейчас. «Компания „Эмирейтс“ заботится о юных пассажирах», — прочитала Джоанна на их сайте. Никакой заботы не было и близко. В «Эмирейтс» явно ненавидят детей, особенно эта фифа с ярко-рыжим каре. Самой за сорок, волосы идеально выкрашены и уложены (разве что у корней чуть видна седина), бедра утянуты «грацией», лифчик с пушапом. На лице такой слой тонального крема, что на подбородке можно рисовать ногтями — если есть настроение и соответствующие ногти. На пенсию тебе пора, думала Джоанна, а все за профессию для молоденьких цепляешься. Хотя и не настолько, чтобы проявлять элементарную любезность. Стерва унесла нераспечатанный поднос с едой, пока Джоанна ходила с Ноем взад-вперед по проходу, энергично укачивая в тщетной надежде успокоить. А когда Джоанна попросила влажную махровую салфетку, после того как Ной срыгнул на плечо, рыжая сказала «Да, конечно», но так ничего и не принесла. Эта женщина ненавидит Джоанну — а заодно и Ноя. Их тут все ненавидят. Возможно, даже пилоты, которые наверняка тоже слышат Ноя. Они, наверное, и радиосигналов не могут разобрать из-за его крика. Может, подумывают, не устроить ли крушение, чтобы прекратить наконец этот ад. Этот крик не сравнится с кошачьим концертом! Коты паузы делают. И с воплями из фильмов ужасов — они даже по-своему приятные. Джоанна иногда сама пробовала так поверещать, запершись в ванной. Это было ее «личное время» — мамаши в группе поддержки грудного вскармливания очень рекомендовали его изыскивать. Правда, они вряд ли имели в виду вопли из фильмов ужасов в запертой ванной, но что поделаешь — Джоанна пристрастилась к ним после рождения Ноя. И с визгом свиней на бойне — Джоанна как-то слышала его в документальном фильме на «Дискавери». Так вот они визжат поспокойнее. Нет, Джоанна не знала, с чем сравнить этот крик. Знала только, что он не прекращается, а нужно его прекратить. Другие младенцы так не орали. Неподалеку летели еще два малыша — тех было едва слышно. У их мам был счастливый вид. Такой вид, будто они обожают своих малышей. Такой вид, будто они влюблены в отцов своих малышей. Возможно, такой их вид объяснялся тем, что отцы их детей не спали. Да-да, Алистер продолжал спать как ни в чем не бывало. НОЙ, ДА ЗАМОЛЧИ ТЫ! Она не хотела будить Алистера. Лучше уж самой помучиться. Алистеру всегда удавалось выспаться. Он неизменно ложился около полуночи и через каких-то десять минут безмятежно засыпал. Джоанну удивляло, что он ни разу, НИ ОДНОГО-ЕДИНСТВЕННОГО РАЗУ не проснулся, чтобы попытаться успокоить орущего Ноя. Может, он и вовсе не спал, а притворялся, ублюдок. Сейчас, на пятом часу семичасового перелета в Дубай, она смотрела на Алистера, спящего с приоткрытым ртом, и размышляла, а не придушить ли симпатягу подушкой. Нет-нет, ничего такого она не думала. Нет, ерунда. Просто устала. Последние два месяца она спала по три часа в сутки — не больше. К тому же у нее нестерпимо разболелась шея. Надо бы все-таки подняться и достать с полки обезболивающее и антибиотик. Джоанна встала с кресла, прижала Ноя к правому плечу и открыла багажную полку. Одна из сумок тут же спланировала на колени пожилой женщине, сидящей в следующем ряду. Женщина вскрикнула от боли и потерла ушибленную ногу. — Твою мать! — простонала Джоанна. — Простите, пожалуйста. — Ничего страшного, — улыбнулась женщина и перестала тереть ногу. Джоанне хотелось провалиться на месте. Надо же, еще и выругалась. — Извините, просто вырвалось. Давайте я уберу на место. — Не беспокойтесь! Вам и так досталось. — Женщина поднялась и стала сама заталкивать сумку в багажную полку. Сумка опасно закачалась, но женщине удалось с ней справиться. Пассажир, сидевший рядом с доброй дамой, бросил на Джоанну испепеляющий взгляд, означающий: «Еще и заставляешь старушку тяжести ворочать!» — Вы подгузник проверяли? — спросила любезная попутчица. — Э-э… Проверяла какое-то время назад. Я просто хотела достать… — Может, стоит еще раз проверить? — улыбнулась женщина и демонстративно принюхалась. О боже, она совсем забыла про режим. Время очередного раунда давным-давно прошло. Какая же она дура. Джоанна подняла Ноя повыше и понюхала. Пожилая женщина и ее сосед подмигнули. Ох, зачем было нюхать на глазах у всех? Надо же — напрочь забыть обо всех приличиях! От подгузника пахло. Ной был грязный. Вот почему он так кричал! — Вы правы! — Джоанна выдавила улыбку. — Слава богу! Джоанна уложила Ноя в люльку и вернула на багажную полку ручную кладь номер один (черный чемоданчик, в котором лежали лекарства, туалетные принадлежности на экстренный случай, зубные щетки и книги Алистера: Алистер за время долгого перелета из Глазго в Мельбурн вполне в состоянии прочесть три книги). Затем она достала с полки ручную кладь номер два (синюю сумку-баллон с памперсами для Ноя, влажными салфетками для Ноя, детским кремом для Ноя, запасной одеждой для Ноя, одеялами для Ноя и ненавидимыми Ноем игрушками для Ноя) и ринулась к туалету. Туалет располагался в передней части салона. Рисунок на двери извещал, что помещение оснащено всем необходимым для такого случая. Туалет был занят. От Ноя воняло. И еще он орал. Пассажиры устали. Они летели уже пять часов. Свет в салоне был погашен, в Великобритании время близилось к полуночи. Четыре человека, стоявшие в очереди перед Джоанной, старательно отводили от нее глаза. Чтобы ненароком не придушить. Наконец дверь туалета открылась. Через минуту она поменяет Ною подгузник — и вместе с подгузником — весь мир. Причин для плача больше не будет. Ной уснет. Джоанна закажет себе бокал вина — плевать, что подумает рыжая сука, — выпьет его в темноте, чтобы никто не увидел, какое преступление совершает кормящая мать, и тоже сможет поспать. Она забыла обуться — она все в этот день забывала. Забывала, что сделала только что и что собиралась сделать в следующую минуту. Пол в туалете был залит мочой. Стоя над грязным унитазом, Джоанна мизинцем опустила сиденье и откинула узенький пеленальный столик, почувствовав, как моча пропитывает тонкие самолетные носки из убогого дорожного комплекта от «Эмирейтс». Она положила Ноя на столик и, придерживая левым локтем его извивающееся тельце, правой рукой пыталась справиться с упаковкой влажных салфеток, которую пришлось положить прямо в грязную раковину. Внутри памперса обнаружилось четыре жестких шарика — Джоанна даже поморщилась, представив, чего они стоили Ною. У малыша был запор. Разве младенцы, которых кормят грудью, могут страдать запорами? Может, это из-за сыра, который Джоанна съела перед выездом в аэропорт? Умяла треть упаковки острого чеддера. Без хлеба. На хлеб или крекер времени не было. И вот теперь у Ноя разболелся живот. Закрепить подгузник одной рукой никак не получалось. Пока она возилась с застежками, самолет провалился в воздушную яму, и зажегся сигнал «Пристегните ремни»: они попали в зону турбулентности. Ной снова дернулся. Четыре твердых шарика упали на пол. Придерживая Ноя локтем, Джоанна вытащила из диспенсера несколько листков туалетной бумаги, потянулась вниз и попыталась поймать катающиеся по полу экскременты. Подумаешь, какашки. Для Джоанны подобрать их не труднее, чем четыре шарика шоколадного драже. Она положила собранное в использованный памперс, исхитрилась застегнуть сверток на липучку и затолкала его в переполненное мусорное ведро. Влажная салфетка, крем, памперс. Одна из многочисленных мантр, которые Джоанна приучилась повторять. Если не произнести все это про себя, обязательно что-нибудь забудешь. К примеру, про чистый памперс. Выйдя из туалета, Джоанна обнаружила, что очередь стала намного длиннее, и спохватилась, что сама забыла пописать. А теперь уже поздно. Ничего, в другой раз. Уши болели отчаянно. Лекарство-то она так и не приняла. Склероз. Она, наверное, пропустила уже два приема. Пройдя мимо облившей ее презреньем очереди, Джоанна направилась к своему ряду. Алистер по-прежнему спал. Ной в чистом подгузнике по-прежнему плакал. Едва Джоанна опустилась в кресло, к ней наклонилась рыжая стюардесса. — Прошу прощения. — Она приветливо улыбалась. Джоанна с надеждой подняла на нее глаза. Она ей поможет. Наконец-то. Стюардесса придвинулась поближе и прошептала: — Пассажиры на вас жалуются. — Простите? — переспросила Джоанна. — Плач вашего ребенка беспокоит пассажиров. Джоанна почувствовала, как глаза застилает кровавая пелена. — Да что вы? Кого конкретно? Она поднялась, едва не стукнув стюардессу орущим младенцем. — Сядьте, пожалуйста, на место, — велела рыжая. — Всем привет! — крикнула Джоанна: ее услышали десять рядов по пять человек в каждом, но не Алистер. — Эта любезная дама говорит, что кто-то из вас жалуется на Ноя. Джоанна держала ребенка над головой, как обезумевший Майкл Джексон на балконе своего дома. Сообразив это, она прижала Ноя к груди и продолжила: — Кто именно? Теперь ее слушал уже весь салон. Пассажиры шикали друг на друга. На борту рейса ЕК028 разыгрывалась драма. — Кто бы это ни был, я знаю, каково вам сейчас. — Джоанна протиснулась мимо растерянной стюардессы и обратилась к пожилой даме — той самой, что помогла ей с сумкой. — Может быть, это вы? Женщина покачала головой. — Тогда, может, вы? — спросила она у девушки лет восемнадцати, сидевшей через пять рядов от них. — Не хотите его немного подержать? Может, вам удастся его успокоить? Джоанна продвинулась еще на пару рядов вперед и теперь держала орущего младенца перед молодым — лет тридцати — мужчиной в деловом костюме. — Вы? — спросила она. — Может, хотите выразить свое недовольство лично? Пожалуйста, вот он перед вами! — Послушайте, — обратился мужчина к Джоанне. — Вам нужно успокоиться. — УСПОКОИТЬСЯ? — завопила она. — Джоанна, дорогая, может, дашь его мне? Это был Алистер. Стюардесса разбудила его и проводила к месту событий. — Прошу прощения у всех присутствующих, — громко произнес он, после чего тоненьким и сладким голосом обратился к Джоанне, точно подманивая печеньем собаку: — Ну же… Давай его мне, дорогая. Джоанна только что не швырнула в него ребенком. Или, может, именно так она и сделала? — Просто ей нужно поспать, — с улыбкой объявил Алистер на весь салон. Пассажиры заулыбались ему в ответ. Герой, что тут скажешь. Джоанна двинулась обратно к своему месту, стараясь не думать о воняющих носках, а за ней проследовали ее безупречный красавчик муж с сыном, который казался теперь чуть менее недовольным, чем обычно.