На следующей неделе Александра их застукала, и Джоанна напрочь забыла про треугольник. Но, когда она металась в бреду, треугольник вернулся. Сидя на диване перед телевизором, который показывал только тщательно отобранные Алистером передачи — никаких новостей, ничего, что может касаться лично их, — Джоанна осознавала, что он снова вынуждает ее быть кем-то, кто ей совсем не нравится. Хотелось во всем признаться, положить конец этой лжи. Жертва. — Ты — хороший человек, — повторял он. — Все это скоро закончится. Спасатель. Они в любой момент могут снова поменяться ролями. Теперь-то она это знает. Она будет внимательно наблюдать и ждать, пока это произойдет. Ей захотелось позвонить психологине и поблагодарить ее за тот рисунок. И захотелось свернуть психологине шею за то, что не рассказала, как из него выбраться. Видно, это и правда безумие. Одними антидепрессантами тут не обойдешься. Линия, которая связывает ее с ним, не отпускает Джоанну: натягивается, удерживает, а потом отбрасывает на следующую вершину угла. Алистер сидел на своем конце дивана и смотрел — правильно! — «60 минут». У него все получится, можете не сомневаться. Джоанну поражала его способность держаться как ни в чем не бывало. Он сделал столько ошибок, но все равно играл свою роль безупречно: дни напролет рыскал по улицам, орал на полицейских, чтобы те прилагали больше усилий, писал в «Твиттер» и «Фейсбук», создал сайт и даже целый фонд для пожертвований, да еще подкатывает к этой своей Бетани. И все без сучка без задоринки — может, он и не человек вообще? Она вспоминала, как он вел себя, когда они крутили роман, — тогда ложь давалась ему так же легко и ничуть его не тревожила. После происшествия иногда по ночам он плакал в ее объятиях. И из ванной до нее иногда доносились его сдавленные рыдания. Но ему не требовались успокоительные. Ему не мерещился плач Ноя. Он не страдал посттравматическим стрессовым расстройством. Ему не хотелось во всем признаться или убить себя. Его муки не были невыносимыми. Джоанна пошла в туалет и села, обхватив голову руками. Теперь, как и в их романе, все началось с одной лжи. Моего ребенка украли. Она сидела на унитазе и пыталась послушаться совета Алистера: она справится, подумаешь, одна маленькая ложь. Как в тот раз, когда она сказала Кирсти, что Алистер Робертсон — всего лишь друг. Одна маленькая ложь. Но нет, ложь не одна. Тогда, как и сейчас, одна ложь обернулась двумя. Я только на минутку заскочила в магазин. Две обернулись тремя. Алистер зашел купить влажных салфеток. Три обернулись двумястами семьюдесятью тысячами девятьюстами сорока тремя. Джоанна сидела на унитазе и дергала себя за волосы, надеясь, что из кожи на голове пойдет кровь, как в прошлый раз, когда она вот так же дернула. Коснувшись головы пальцем, она лизнула его. Крови не было. Нужно дергать сильнее. — Ной, — произнесла она вслух. Хотелось выплакаться. Когда она проревела весь день, лежа в кровати с календарем, ей ведь стало чуть легче. — Ной, — повторила она. Слез не было. Только воспоминание о содеянном, закольцованная череда картинок, прокручивающаяся перед глазами. Джоанна стала раскачиваться взад-вперед на унитазе, стараясь подавить воспоминание, но оно оказалось сильнее. Алистер спит. Ной плачет. Я сижу на своем месте и держу Ноя на руках. Я откручиваю крышку пузырька с лекарством. Наливаю лекарство в ложку. Оно немного расплескивается. Я держу ложку крепче и наливаю еще. Раскрываю пальцем губы Ноя. Запрокидываю ему голову. Вливаю в ротик жидкость. Я убиваю его. Страшные картинки раскачивались вместе с ней — взад-вперед. Джоанна убила дарованное ей искупление, счастливую жизнь, которая ждала ее впереди. Она дала ему не то лекарство. У него была аллергия. Джоанна убила Ноя. Она пыталась заслониться другими картинками — счастливыми. Ною, похоже, нравилось купаться — в ванне он обычно успокаивался. Джоанна улыбалась, любуясь, как он весело дрыгает ножками в воде. А когда она начинала его кормить, он всегда клал одну ручку ей на грудь. Когда он уснул у нее на руках в аэропорту в Дубае, ей казалось, что ее сердце сейчас разорвется от любви. Она вспомнила фотографии Хлои, те, из альбома. Счастливый ребенок, растущий в окружении любящих родителей. Ной никогда не вырастет. И у Хлои счастливой жизни больше не будет — в этом тоже виновата Джоанна. Она любила смотреть на Ноя и мечтать, как он подрастет и научится говорить «мама» и «я тебя люблю». Любила фантазировать, как он катается на велосипеде, визжа от радости, падает и разбивает коленку. Она представляла тогда, как заклеит коленку пластырем и поцелует его в макушку. Она любила представлять, как будет варить джем на веранде своей австралийской дачи, пока он прыгает во дворе на батуте. Ни одной из этих картинок ее воображение не сохранило. Б памяти осталась одна — убийство. Желание Джоанны побывать на могиле Ноя становилось непреодолимым. Ей нужно было поговорить с ним. Хотелось принести ему туда что-нибудь особенное. Что принести? Он был слишком маленьким, чтобы иметь любимую вещь. А одеяльце уже и без того было там, с ним. Единственным, что приходило в голову, был плюшевый медвежонок Морган. Но Ною он совсем не нравился. Придется придумать что-нибудь другое. Ах, как это будет прекрасно — посидеть с ним рядом под его деревом, попросить у него прощения, попрощаться. Алистер никогда ей этого не позволит. А незаметно улизнуть не получится. Джоанна снова потянула себя за волосы и на этот раз почувствовала вкус крови на пальце. Это ее успокоило. Она натянула джинсы, вышла из туалета и направилась к дивану. Снова устроилась в своем углу — подальше от Алистера. По телевизору начались новости — опасная территория, — и Алистер его немедленно выключил. — Пойдем спать, — велел он. * — Мне нужно тебе кое в чем признаться, — сказал он, раздеваясь. Он продолжил почти без паузы — прежде, чем она успела задать вопрос: — Я не встречался сегодня с Филом. Я ездил к Лекс. Ага! Она была права. Слава богу, значит, еще не окончательно сошла с ума. Но — Лекс? При Джоанне он этого имени не употреблял. Оно попалось ей в старых письмах, которые Александра присылала еще в университетские годы, — Алистер их так и не выбросил: «Ал, это самое длинное лето в моей жизни!» и все такое. «Когда ты появишься на Спенсер-стрит? Ты меня легко узнаешь — я буду без трусов. С любовью, Лекс (самая интересная из всех присутствующих!) ххх» — К Александре. Я ездил к Александре! — А. Джоанна вдруг почувствовала, как ее лицо заливает жаром. Она точно не знала, что клокочет внутри — возможно, ярость. Алистер поехал туда, не сказав ей. Он называет ее Лекс. Мог бы и не делать этого, из уважения к Джоанне. Ей хотелось знать все подробности: где они сидели, как долго он там пробыл, в чем она была, хорошо ли выглядела, были ли они одни в комнате, обнимал ли он ее, целовал ли, держал ли за руку, пил ли кофе, вино, говорил ли о Ное, о ней. — Вы отменяете слушание? — Нет. Просто нужно все сделать как следует. — Но ведь ты больше не планируешь забирать Хлою в Шотландию? Если мы сами туда попадем. — Это второй вопрос, который я хотел с тобой обсудить. После слушания нам придется полететь обратно. — Что? — Мне нужно вернуться на работу. Сейчас они взяли вместо меня Хэнсона, чертова Хэнсона. Этот тупой недомерок уже давно мечтал о месте. Я должен вернуться. Нам надо двигаться дальше. Думаю, именно так мы и поступим. Никто бы не счел это странным. Будет куда более странно, если мы не вернемся и не попытаемся зажить нормальной жизнью. Джоанна не могла поверить в то, что Алистер может думать о работе… Ей сейчас ни за что не удалось бы составить план урока. Разве они оба смогут сосредоточиться на чем-нибудь еще после того, что натворили? Нет, она не хотела возвращаться в Шотландию. Хотела остаться здесь, рядом с деревом. — И что же сказала Александра? — Толком ничего. Я не стал вдаваться в подробности. Просто хотел расположить ее к себе. Он не ответил ни на один из вопросов, интересовавших Джоанну. Наоборот, подкинул фактов и планов в ту смесь, что переполняла ее — в этом не осталось уже никаких сомнений — яростью. История с Хлоей была для Алистера не более чем очередной конфликтной ситуацией, которых в его жизни и без того хватало. Подозрения Джоанны — не безумие и не паранойя. Очень может быть, что он ездил к бывшей жене, чтобы что-нибудь подкинуть ей — так, на всякий случай. Взял и оставил что-то у нее в доме. — Мы должны постараться жить как нормальные люди, — сказал он, снимая трусы-боксеры и укладываясь в постель. — Может быть, секс поможет? Об этом Алистер заговорил впервые — с тех самых пор. — Может, это немножко снимет стресс, — объяснил он. Джоанна цеплялась за все, что могло приглушить воспоминание. И при всем нынешнем отвращении к Алистеру нужно было что-то делать с собственной злостью. Она сняла трусы и заметила, что линия треугольника ведет теперь к волосам у нее на лобке, которые она с тех пор ни разу не брила — как-то в голову не приходило. Линия заканчивалась на его крайней плоти. Джоанна смотрела, как линия сокращается, и, когда она села на него, линия исчезла совсем. Его член не поднялся. Она тоже не возбудилась. Но немного поерзала на нем, и тогда член затвердел, и Алистер провалился в Джоанну. Он закрыл глаза, и она подумала, что, возможно, он представляет себе Лекс. О сексе с бывшей женой он почти не рассказывал — говорил только, что ее тело было попышнее, чем у Джоанны, и что секс с Александрой никогда не был так хорош, как с ней. «И никаких подробностей! — говорил он. — А то опять расстроишься». И вот теперь она видела по выражению его лица, что Алистер мысленно сейчас не с ней. Может, с Бетани? — О дорогая, — проговорил он. Ее ерзанье и его фантазии определенно делали свое дело. — О девочка моя… Да, я был прав, это помогает! — Мы делали то же самое, когда зачали Ноя, — прошептала Джоанна. — Тсс… О, да, да, вот так… — Я открываю бутылочку, — произнесла она громче. — Молчи. Он был почти готов, а это означало, что ему пора было выйти из нее и, схватив член рукой, довести себя до оргазма и кончить ей на живот, или на лицо, или куда там еще ему захочется, главное — не в нее, главное — не глядя ей в глаза. Он начал делать так почти сразу после того, как их роман перерос в серьезные отношения, и с тех пор в их сексе мало что менялось. Все, хватит, она больше не позволит ему говорить ей, что и как нужно делать.