И гони от себя воспоминание о письме, найденном на чердаке, которое он много лет назад он получил от Александры. «Ал, это самое длинное лето в моей жизни! Когда ты появишься на Спенсер-стрит? Ты меня легко узнаешь — я буду без трусов. С любовью, Лекс (самая интересная из всех присутствующих!) ххх». Ну и что, что он использовал те же слова, обращаясь к Александре? Джоанна сама говорила похожие фразы Майку и Алистеру и каждый раз произносила их искренне: ты — мой лучший друг, мы — родственные души, я люблю тебя, и все в таком духе. Ну и к тому же Лекс и Джоанна могли и в самом деле быть самыми интересными из тех присутствующих, о которых он говорил в обоих случаях. Не такой уж и звездеж. А, черт, она порезалась. Джоанна положила на кровоточащий порез клочок туалетной бумаги — так всегда делал Алистер, если случалось порезать лицо бритвой. Затем достала из сумки костюм Бессмертной Любовницы и надела юбку. Юбка была велика и соскальзывала — пришлось слегка раздвинуть ноги, чтобы ее удержать. Несколько минут спустя Джоанна открыла дверь ванной и ухватилась за косяк, чтобы не упасть. Он смотрел телевизор и ел бутерброды, которые лежали перед ним на подносе, — их принесли, пока Джоанна была в ванной. — А вот и ты! — взгляд вверх, вниз, опять вверх. Не возбужден, нет. — Оно… Слегка великовато, да? Какой это размер? На-ка, съешь бутерброд. Джоанна, сидя на кровати, вяло жевала бутерброд с пастромой и думала: интересно, с Александрой все вот так же произошло? Еще вчера она была его королевой, пила шампанское и каталась на старинном поезде, идеальная, прекрасная, принадлежащая ему одному и вознесенная высоко-высоко на пьедестал. И вдруг — бабах! — рухнула с этой высоты в пропасть. Если с Александрой все произошло именно так, то почему с Джоанной все должно было получиться по-другому? — Чем ты занимался, пока ждал меня сегодня? — спросила она. — Ничем. — То есть с десяти утра до двух часов дня ты ничего не делал? — Нет, ну я выпил кофе, почитал газету. А что? — На кофе и газету у тебя ушло четыре часа? — Джоанна, слушай, ну зачем тебе это? Я же не спрашиваю, что в это время делала ты! Кстати, что? Джоанна пододвинулась поближе к столику и стала рыться в мятых чеках, которые Алистер вынул из карманов. — Что ты делаешь? — Просто смотрю. — Отлично. Отчетливая угроза: смотри — но мне это совсем не нравится. — Ладно, ну их. Джоанна смахнула чеки на пол. Она не знала, почему это сделала, — потому что ей стало плевать на то, что там в этих чеках такое, или просто испугалась: он может уйти. О господи, да, она вдруг отчетливо поняла: причина была вторая — страх, что этот чертов подонок уйдет. Она была сейчас совсем как Александра, когда Алистер ее бросил: несчастная, беззащитная, цепляющаяся за него, растерянная, печальная, жалкая, некрасивая и преисполненная звериной, невыразимой злости. Ссору приостановило прибытие новой бутылки шампанского. Когда дверь закрылась, Джоанна залпом выпила еще один бокал и уставилась в окно. Сейчас она была той, давней Александрой, только хуже. К безумной алкоголической паранойе прибавлялась еще и роль, которую она должна была отныне играть. Она не может собрать вещи и сбежать. Ей предстоит остаться и терпеть. Это и будет ее наказанием: держать язык за зубами, молчать, не делиться ни с кем. Она выпила еще. Было четыре часа дня. В старые времена к этому времени они бы уже успели позаниматься сексом и приближались ко второму раунду. Она бы делала то, чего его скучная жена никогда не делала, — например, брала бы в рот и глотала. Хотя, наверное, и это было враньем. Александра наверняка тоже от души наглоталась. Алистер доел последний бутерброд, выключил телевизор и разделся. Она заметила, что он растолстел: на талии появился «спасательный круг», а пузо почти заслоняло член. — Джоанна, — Алистер подошел и обнял ее. От его липкой наготы ее замутило. — Крошка, я хочу, чтобы все снова было хорошо. Я люблю тебя. Я хочу снова смеяться с тобой. Хочу снова заниматься с тобой любовью. Он ослабил объятия, чтобы заглянуть ей в глаза. — Я хочу жениться на тебе. Первое, о чем подумала Джоанна: предложения нельзя делать, стоя голышом посреди комнаты, — разве что вы только что закончили заниматься сексом, но и в таком случае предложение, сделанное голым человеком, не следует принимать всерьез. Это, пожалуй, наихудший вариант — хуже, чем делать предложение под водой или по-японски, когда твоя потенциальная невеста не умеет плавать / не знает японского. Они уже говорили об этом и раньше. Она говорила, что брак ни для него, ни для нее не имеет большого значения, это очевидно. А он говорил: то, что между нами происходит, для брака слишком хорошо. Она знала, зачем он делает ей предложение именно сейчас. Ему нужно обладать ею, следить за ней, быть уверенным, что она от него не уйдет, не растопчет его, не выдаст, никому не расскажет правды. Вероятно, в этом будет состоять его роль, которую ему тоже предстоит играть до самой смерти. Ну что ж, очень кстати, подумала Джоанна. Ей нужен был кто-то, кто будет за всем этим следить. — Ты все еще любишь меня? — спросила она. Он выпрямился, лицо его стало очень серьезным. — Ты — мой лучший друг. — Только давай без этого фуфла. Сделай так, чтобы я поверила в то, что ты меня все еще любишь. — Люблю, — сказал он. — Я все еще люблю тебя. — Неубедительно. — Ты — часть меня. Я не смог бы жить без тебя. — Это тоже полная фигня. Я нравлюсь тебе? — Конечно. Взгляни на себя — как ты можешь не нравиться? — Что в моей внешности тебе нравится? — У тебя самая прекрасная улыбка на свете. Я скучаю по ней. Твои губы, губы — это то, что я люблю в тебе больше всего. Мне нравится их размер и форма, и цвет у них такой, как будто ты накрасилась помадой, даже когда это не так, а когда ты улыбаешься, их форма меняется, она становится просто идеальной. А глаза… — Я — интересный человек? Он-то ей больше интересным не казался. — Конечно, интересный! — Я выйду за тебя замуж при одном условии. — При условии? При каком же? — Я выйду за тебя, если мы останемся здесь. Ради Хлои. Мы оставим Хлою Александре, и ты будешь встречаться с ней по выходным или придумаешь еще что-нибудь такое. — Ты шутишь, да? — Нет. Он разжал объятия и пошел в ванную — открыл кран, чтобы набрать в ванну воды. — Я не оставлю Хлою с этой женщиной. Джоанна пошла за ним. — Ты сказал мне, что у вас был хороший разговор. Он плеснул в воду пены для ванны. — Она ненормальная, я тебе говорил. Он направил флакон на нее, словно пистолет. — Да она алкоголичка, черт бы ее побрал. Похитить ребенка — это вообще нормально? Кем надо быть, чтобы пойти на такое? — Она ее не похищала. Я не думаю, что она сумасшедшая. — Да ты ее не знаешь! Он рассерженно швырнул флакон обратно на полочку и забрался в ванну. Джоанне нестерпимо хотелось сказать ему, что она знает Александру и ей симпатизирует, да нет, черт возьми, восхищается ею! Но она сдержалась. — Мы — еще хуже, — сказала она. Алистер сел в ванне, весь покрытый пеной, и указал на нее кулаком — как это делают политики (не тыкай в людей пальцем, это воспринимается как агрессия). — Мы совершили ужасную ошибку. А то, что сделала она, было спланировано и непростительно. — Мы поженимся, только если останемся здесь.