— Нет, Алистер. Алистер попробовал лекарство, прежде чем дать его Ною? — Он достал чемоданчик с багажной полки, вынул оттуда пузырек, налил лекарство в ложку и запихнул ложку в рот Ною, пока я держала его на руках. — И не попробовал лекарство? — А что? — Скажите! — Нет, не попробовал. — Вы уверены? — Алистер был в серой футболке с тонкой красной бейкой по вороту и рукавам, голубых джинсах «Дизель», белых спортивных носках и кроссовках «Найк Эйр». Плешь у него примерно четыре сантиметра в диаметре, и он очень беспокоился, как бы ее не увидели, но полагал, что никто не заметит, если он будет то и дело ерошить оставшиеся волосы. Телефон на протяжении всего полета лежал у него в левом кармане. С каждой едой он выпивал по бутылочке красного вина, даже за завтраком. Справа на шее у него небольшое родимое пятно в форме звездочки. Я отметила, что он не попробовал лекарство, прежде чем дать его ребенку, потому что видела, что вы-то его пробовали. Джоанна, что с вами? Джоанна? Джоанна, давайте-ка, обопритесь на меня. Так, я вас держу. Все в порядке. Все в порядке, Джоанна… * Радио все еще работало. «В деле о пропавшем Ное Робертсоне появилась новая информация. Напомним, что около четырех недель назад двухмесячный ребенок пропал из машины, взятой напрокат его родителями. Размер награды, объявленной за возвращение ребенка и собранной благодаря пожертвованиям, вырос до семисот пятидесяти тысяч долларов. Полиция уверяет, что делает все возможное для опознания мужчины, зафиксированного камерой видеонаблюдения в Бангкоке два дня назад…» — Это не он, — сказала Джоанна, чувствуя, что говорит что-то не то. Она услышала, как кто-то сказал «тсс» и щелкнул выключателем. Радио умолкло. Мисс Эймери не стала бы говорить ей «тсс». Она не из таких. Она бы сказала что-то совсем другое. Джоанна открыла глаза. И вскрикнула так громко, что напугала мисс Эймери, стоящую рядом с Алистером. Джоанна села. — Все хорошо? — спросила мисс Эймери. — Простите, я нашла у вас в телефоне номер Алистера. Надеюсь, вы не возражаете. Джоанна посмотрела в окно: прекрасный сад, и розелла по-прежнему сидит на лимонном дереве. А это диван в кухне мисс Эймери. — Эй, дорогуша, ты упала в обморок! — сообщил Алистер. Хотелось возмутиться против этой «дорогуши», но сил было слишком мало, их стоило поберечь. — Наверное, жара, — сказала Джоанна и отпила воды из стакана, который протянула ей мисс Эймери. — Простите меня, ради бога. Я, наверное, вас напугала. — А еще и шампусик! — подхватил Алистер. — Поехали-ка домой, дорогуша! О господи, опять он произнес это слово, хотя успел сказать всего два предложения. Раньше он никогда ее так не называл. Может, она превратилась в его затюканную бывшую? И теперь он считает ее своей собственностью? Джоанна чувствовала, как закипает мозг — спасибо черепу, снаружи это незаметно. — Да, конечно, — ответила она. Джоанна обняла мисс Эймери, оперлась на руку Алистера, и он повел ее к машине. — Отвези меня в Гилонг, — попросила она, глядя прямо перед собой, пока Алистер выруливал с парковки на дорогу. Ей не терпелось поскорее оказаться на том шоссе, где Алистер сказал ей: «Я всегда пробую лекарства, Джоанна. А ты?» На шоссе, где он заставил ее поверить, будто это она убила своего малыша. Одержимая мыслью о том шоссе, Джоанна не могла думать ни о чем другом. Она дождалась в машине, пока он заберет их вещи из отеля и расплатится за номер, и не открывала глаз, пока они ехали до моста Уэст-Гейт. Только повторяла про себя снова и снова: «Я не убивала его. Я не убивала моего мальчика». Прекрасные, утешительные слова. Джоанна упивалась ими. Но когда машина миновала мост и вокруг раскинулась плоская пустынная равнина, слова смолкли, и боль стала понемногу возвращаться. У Алистера был наготове список вопросов, которые он повторял снова и снова. Надо ведь понять, насколько безумна его соучастница, эта женщина, с которой он теперь в одной связке до конца своих дней. Ты нормально себя чувствуешь? Хочешь воды? Голова не болит? Давно ты нашла свой телефон? Зачем ты к ней поехала? О чем вы говорили? Ты нормально себя чувствуешь? Зачем было ее навещать? Воды не хочешь? О чем, мать твою, вы с ней могли разговаривать? «Да, нет, спасибо, хорошо, не знаю, нет…» — отвечала она, когда требовалось, хотя на последний вопрос Джоанна, возможно, забыла ответить, потому что узнала место. Набережная. Поле Отчаяния. Выжженная земля вдали. — Чего замолчала? Она повернулась и прижала руки к стеклу, глядя на быстро проносящуюся мимо набережную. Она отчетливо увидела, как Алистер стоит на крыше их машины и пытается поймать сигнал, а она — внизу, на земле, она надавливает на крошечную грудную клетку и все повторяет и повторяет: «Раз, два, три, четыре, пять… Раз, два, три, четыре, пять». — Джоанна, ну хватит, скажи что-нибудь! — не выдержал Алистер. Набережная и видение остались позади. Она стала смотреть на плоскую дорогу, убегавшую вперед. — Почему ты не сказал мне? Слева — крест. — Чего не сказал тебе? Алистер наслаждался скоростью: развалился в кресле, ремень, как всегда, отстегнут, на руле только одна рука. — Что ты дал Ною еще одну дозу. Алистер вздрогнул и покрепче ухватился рукой за руль, но тут же спохватился: расслабил руку и стал постукивать по баранке своими короткими пальцами. — Ты о чем? — Почему ты не сказал мне, что дал Ною еще одну дозу лекарства — перед самой посадкой в Мельбурне, пока я спала? Джоанна увидела, как мышцы на лице Алистера напряглись, он выпрямился и выжал скорость под сто двадцать километров. — С чего ты взяла? — Мисс Эймери помнит. — Эта старуха? Ты спрашивала у нее про такие вещи? Господи! Да что она может помнить?! Теперь на руле лежали обе руки. — Она помнит. И ты его не попробовал. Алистер мрачно посмотрел на Джоанну. — Ты что, правда хочешь опять все это обсуждать? На спидометре было уже сто двадцать пять. Она ответила ему еще более мрачным взглядом. — И ничего мне не сказал. Сто тридцать. Он отвернулся от нее и смотрел на дорогу. Костяшки пальцев побелели, он всем телом навалился на руль, как в тот первый раз, когда они ехали по этой дороге. — Почему ты не сказал мне? Нога в пол. Сто сорок. Легкое покачивание туловища и головы.