— Мне всегда было не по душе, что твой старик вкалывал на руднике, — признался Пэдди. — И я постоянно ему говорил — под землей чертовски опасно. Отец твой тоже это знал, но уходить с рудника боялся, потому как нигде больше заработать не мог. После слов Пэдди Эбби почувствовала себя еще больше виноватой. Да, отец боялся уходить с рудника и искать заработки на стороне, и все потому, что ему приходилось думать о ней. Эбби впервые задумалась, что, наверное, она и правда была ему обузой, — и от этой мысли ей сделалось еще горше. — Думала, что будешь теперь делать? — мягко осведомился Пэдди. — Нет, не думала, — призналась девушка. — Придется, верно, подыскивать работу. Отец мне запрещал, когда… был жив. — Она едва сдерживала слезы. — Все говорил, мой удел — заботиться о нем… пока не выйду замуж. — Вспомнив о Ниле, Эбби не сдержалась и опять расплакалась. — Выше нос, девонька! — неуклюже подбодрил ее Пэдди. — Знаю, тебе сейчас худо. Моя хозяюшка, миссис Слокомб, присматривает себе уборщицу, — поведал он. — Не найдешь ничего получше, приходи ее проведать. После того как Пэдди отбыл восвояси, Эбби свернулась калачиком на подстилке из дерюги, постланной прямо на грязном полу землянки, в надежде забыться сном: еще никогда в жизни ей не было так одиноко и так страшно. По крайней мере, когда она потеряла мать, у нее оставался отец. А теперь вот не осталось никого. Ни одной родной души на всем свете или, во всяком случае, в Австралии. Средств на обратную дорогу в Ирландию — к тетке с дядюшкой у нее, понятно, не было. И горе ее было безмерно. И все из-за Эбенезера Мэйсона. Она не могла взять в толк, почему он, денежный мешок, не захотел уберечь своих рабочих от напастей, не позаботился, чтобы всякие там машины на руднике были в исправности. Это ж чистой воды преступление, так считала она. Будь ее воля, его бы упекли в Редрутскую каталажку. Но она знала — такому ни в жизнь не бывать. Он был весьма почитаем в округе Берра и, по слухам, держал на коротком поводке каждого местного констебля. Эбби проплакала до самого рассвета и к утру совсем изнемогла, но перед ней была цель, и это заставило ее подняться на ноги. Она уже собиралась на рудник — объясниться с Эбенезером Мэйсоном, когда к ней пожаловал Герман Шульц из похоронной конторы. — Нынче будет сущее пекло, мисс Скоттсдейл, так что надо бы похоронить вашего отца сегодня, а не завтра, как думали, — сконфуженно сказал он. — Сегодня? — удивилась Эбби. — Да, по крайней мере, нынешним вечером. — Но у меня не хватит денег на приличный гроб и вдобавок на надгробие, — призналась она. — Мы постараемся все устроить на средства, которыми вы располагаете, — сочувственно сказал Герман. — Гроб сколотим попроще, из сосны, а с надгробием вы потом уж как-нибудь сами. — А с Нилом Тэвисом что? — с дрожью в голосе вопросила Эбби. — Его мать увезли в больницу, в Клэр, кто ж его-то будет хоронить? Герман принял страдальческий вид. — Для мистера Тэвиса найдется место в общей могиле, — с досадой сообщил он. В подобных случаях похоронные расходы символически оплачивались из казны Окружного совета Берры. Эбби вспыхнула. — Это же несправедливо! — гневно заявила она. — Горнозаводчик обязан оплатить достойные похороны и моему отцу, и Нилу, и Джоку Макманусу. Уж это ему совсем не в тягость. — Не могу же я, мисс Скоттсдейл, прийти на рудник и требовать у них денег, — сказал Герман. — Я человек маленький. — Зато я могу, — резко бросила Эбби. — Как раз это я и собираюсь сделать. Я хочу, чтобы с моим отцом поступили по справедливости, и с Нилом тоже. Я раздобуду денег, вот увидите. Герман чувствовал себя неловко. — Я хочу, мисс Скоттсдейл, чтоб мне заплатили честь по чести. У меня большая семья, ее нужно кормить… — Заплатят, — твердо обещала Эбби. Герман Шульц не был лично знаком с Эбенезером Мэйсоном, но с тех пор, как он открыл в Берре свое дело, на руднике уже случилась дюжина смертей, но горнозаводчик ни разу не соизволил оплатить чьи-либо похороны. Поэтому мистер Шульц решил дать Эбби последнюю возможность самой раздобыть денег. — Как ни жаль, мисс Скоттсдейл, но деньги мне нужны до погребения, — сконфуженно объявил он. — Понимаю, — с досадой проговорила Эбби. Она направилась прямиком на рудник, но в конторе ей сказали, что мистера Мэйсона нет на месте. — Где же он? — осведомилась девушка у служащей конторы, миссис Снибиклер. — Я не уйду, пока его не увижу. Миссис Снибиклер была женщина нетерпимая, привыкшая к обстановке в горной компании, где работали одни мужчины. Она бывала крута и с самыми непокладистыми, если возникала надобность, и обычно даже завзятые строптивцы смиренно пасовали перед нею. Но при виде одинокой, убитой горем девушки, только-только потерявшей отца и нуждавшейся в участии и помощи, ее каменное сердце смягчилось. — Ступай домой, Эбби, и приходи завтра. Мистер Мэйсон должен быть здесь, — твердо и вместе с тем сочувственно сказала она. — А я ничем не могу тебе помочь. Но Эбби не двинулась с места. — Раз нет мистера Мэйсона, я хочу видеть кого-нибудь из начальства, — с волнением ответила она. — И не уйду, пока не поговорю с теми, кто может мне помочь. Заметив, что девушка вот-вот ударится в слезы, миссис Снибиклер уступила. Ей нравился Финли, потому что он был неизменно учтив и обходителен, даже когда она не давала ему спуску. — Здесь только управляющий, Эбби. Он очень занят, но я сейчас узнаю, на месте ли он. — Благодарю, — вымолвила Эбби, давясь слезами. Уж очень больно было ей находиться на руднике после недавней трагедии. Миссис Снибиклер отрядила посыльного в контору за Фрэнком Бондом. Зная, что хозяин не желал, чтобы рудник простаивал слишком долго, Фрэнк Бонд отправился проследить за починкой Морфеттовой насосной станции, которую все никак не могли отладить. Он вышел из себя, когда его отвлекли от дел, и, придя в контору, готов был сорвать злость на ком угодно. И лишь столкнувшись лицом к лицу с заплаканной Эбби, которая сказала, что хотела бы, чтобы Эбенезер Мэйсон оплатил похороны своих рабочих, он взял себя в руки. Фрэнк выразил девушке соболезнование и сообщил, что не вправе распоряжаться деньгами, покуда не переговорит с Эбенезером. — Так где же он? — взволнованно спросила Эбби. — Насколько мне известно, у себя дома в Минтаро, мисс Скоттсдейл, — смущенно пояснил он. Минтаро лежал в пятнадцати милях отсюда, а это означало, что она не успеет обернуться в оба конца до того, как ее отца предадут земле. К тому же у нее не было ни лошади, ни тележки, а нанять ее она не могла. — Неужто он не знает, что погибли трое его рабочих? — Эбби не верилось, что он может сидеть дома, когда стряслась такая беда. — Мы известили его сразу же после случившегося, — в растерянности заявил Фрэнк. — Но от него ни слуху ни духу. — Фрэнк и правда злился, что хозяин так и не объявился в Берре сразу после получения вестей о происшествии, но ничего больше сделать не мог. Эбенезер Мэйсон всегда был равнодушен к горнорабочим и сторонился их. И без особых причин даже не считал возможным обмолвиться с ними хоть словом. Он помышлял только о доходах, позволявших ему жить на широкую ногу. — Худо дело, — призналась Эбби. — Отца с Нилом должны хоронить сегодня — уж больно нынче жарко. — Она едва сдерживалась. — Премного сожалею, мисс Скоттсдейл. — Фрэнк Бонд и правда сочувствовал ей всей душой. — Но я ничего не могу для вас сделать. Эбби заметила виноватое выражение на его лице, но это ее ничуть не тронуло. Она была уверена, что Фрэнк Бонд знал о дурном нраве хозяина. И в глубине души чувствовала — он, пожалуй, ничего ему не скажет, потому как боится потерять работу, но если и впредь все будут держать язык за зубами, других смертей не избежать. Кто-то же должен сказать свое твердое слово! — Не соблаговолив прибыть на рудник и поговорить с родными и близкими рабочих, Эбенезер Мэйсон, по-моему, поступил низко, малодушно и совершенно непростительно, — заявила Эбби. Возразить Фрэнку Бонду было нечего. — Как единственной родственнице своего отца вам причитается все, что ему было положено, — сказал он. — Это совсем не много, ведь вчера с ним уже расплатились, хотя понимаю, в такое время лишний грош не помешает. В подобном положении Фрэнку Бонду случалось бывать не раз, и от этого душа у него только черствела. Однако он все же распорядился, чтобы миссис Снибиклер выплатила Эбби причитавшиеся ей деньги. — Мне очень жаль твоего отца, Эбби, — сказала она. — А ты одна справишься? — Придется, — только и произнесла Эбби. — Папу-то уже не вернешь. Взяв пригоршню шиллингов — больше, чем она, признаться, рассчитывала, и поблагодарив миссис Снибиклер, Эбби пошла купить цветов на могилы отца и Нила. ГЛАВА ТРЕТЬЯ В три часа пополудни, в самое пекло, Эбби брела рядом с повозкой, на которой ее отца везли на кладбище. Девушку сопровождали четверо отцовских друзей-ирландцев — они тоже шли возле повозки, увозившей Финли в последней путь. Эбби пришлось довольствоваться самым простеньким сосновым гробом для отца, и это сильно ее угнетало, но в память о нем она шла с гордо поднятой головой. Эбби передала Вере, что Нила будут хоронить в половине пятого, и та обещала прийти с соседями Мэг. До того как началась заупокойная по Филби, на кладбище, проститься со своим сотоварищем, подоспели и другие горнорабочие. То была скорбная процессия, и Эбби вышла ей навстречу. Эбби сообщили, что Джока Макмануса тоже похоронят сегодня, только позже и на другом кладбище — в Абердине, в шотландском квартале городка. Берра фактически состояла из нескольких поселков, образовывавших то, что и называлось собственно Беррой. Сюда входили пригороды Южноавстралийского горнодобывающего общества Куранга и Редрут, где поселилось большинство корнуолльцев. Абердин принадлежал шотландцам, в Ллухуре жили валлийцы. А в той части, что называлась Хэмптон, — преимущественно англичане. Кроме того, в Берре тут и там проживали и представители других народностей, включая ирландцев. Местный католический священник говорил о том, какую жизнь прожил Финли, а жизнь его, в общем, была короткой и тяжкой. Когда он сказал, как высоко ценили его друзья-товарищи и каким добрым отцом был он для Эбби, девушка почувствовала гордость и вместе с тем глубокую скорбь утраты. Когда горняки покинули кладбище и отправились пропустить пивка, обещав успеть к отпеванию Нила, она осталась одна, чтобы в одиночестве горячо оплакать папу, перед тем как могильщик засыплет его землей. После этого она возложила на могилу цветы и отошла в тень под эвкалипты, где собиралась дождаться, когда Герман доставит на кладбище тело Нила. Главное кладбище Берры располагалось на холме, обращенном к городку. Отсюда Эбби был хорошо виден Громада-рудник на бурой возвышенности в отдалении, и от этого зрелища ей стало еще горше. И обиднее, что отцу придется вечно «глядеть» на рудник, забравший у него жизнь. Это несправедливо, решила она. «Как только смогу, папа, я непременно перевезу тебя в местечко получше», — плача, поклялась она. Эбби все еще дожидалась Германа Шульца с телом Нила, когда заметила на дороге роскошный экипаж, направлявшийся в сторону кладбища. Он обогнал Веру Никольс и кумушек, которые поднимались на холм той же дорогой, обдав их облаком удушливой пыли. Когда экипаж остановился рядом с нею, Эбби не поверила своим глазам: из него вышел Эбенезер Мэйсон. Он был в богатом костюме и цилиндре. Эбби сердито посмотрела на него, когда он подошел ближе. Прежде она никогда не разговаривала с мистером Мэйсоном, хотя не раз видела его на руднике, когда встречала отца после работы, и сейчас ничуть не оробела. Ведь он, как она теперь знала, и сам когда-то трудился старателем, а значит, был ничем не лучше других. Да и потом, он ее отцу уже не хозяин, так что он ничего не сможет сделать, прояви она неучтивость. — Добрый вечер, мисс Скоттсдейл, — произнес Эбенезер Мэйсон, чуть склонив голову в цилиндре, под которым в лучах вечернего солнца лоснились редеющие волосы. Он едва взглянул на земляной холмик над гробом ее отца. Эбби не заметила на его бесстрастном лице ни капли сочувствия, сожаления или раскаяния, и это ее разозлило. — Вы опоздали, отца уже похоронили, — гневно бросила она в ответ. — Я вряд ли успел бы раньше, мисс Скоттсдейл, дома задержали дела. Но смею ли я выразить вам мои соболезнования? — Он воззрился на нее совершенно холодными зелеными глазами.