Неужели это повторяется вновь? Неужели ей опять придется пройти через этот кошмар? Джой потребовалось двадцать лет, чтобы забыть о смерти Линдси. Двадцать чертовых лет, чтобы наладить свою жизнь! Потерять Оливера таким же образом? – проще прямо сейчас выброситься в окно, ведь она не сможет справиться с этим еще раз. – Джой… Джой, – послышался голос Оливера. Джой пальцами нащупала валяющийся на паркете телефон и пододвинула его к себе. Избитый мальчик смотрел на нее через экран сотового, пытаясь что-то сказать. Джой прикрыла рот рукой. Глаза налились слезами. Сердце то билось так часто, словно хотело вот-вот лопнуть в груди, то, наоборот, замирало. – Ты должна убить, – прошептал Оливер. – Мне сказали, что ты должна убить. Оливер был лишь записью на экране смартфона, но Джой все равно озвучила свой вопрос: – Кого я должна убить, мальчик мой? – Джой… – парень пытался отыскать силы, чтобы сказать то, что от него требовали. – Я выживу лишь в том случае, если ты убьешь Конора Торна… Джой видела, как тяжело дались ему эти слова. Оливер не хотел говорить, но его заставляли. Острие блестящего лезвия устраивало мерзкие пляски рядом с его горлом, пока неизвестный снимал лицо парня другой рукой. – Если ты не убьешь Конора до завтрашнего утра, – раздался видоизмененный голос. – Я отрежу твоему сыну голову и пришлю тебе по почте, – камера перенеслась на здоровую руку Оливера, примотанную к кресту. – Не сомневайся. Лезвие вонзили в другой безымянный палец. Металл вошел в кожу без каких-либо усилий. Клинок спокойно перерезал сухожилия и связки, отделил кости. Одна из капель крови попала на камеру и изображение на экране смартфона Джой приобрело красный оттенок, словно на него только что наложили фильтр. От увиденного Феникс перестала скулить. Слушая безудержный ор Оливера, Джой прикусила руку. Зубы впились в кожу так сильно, что закружилась голова. Лежа на темном паркете, смотря на истязания сына, Джой вгрызалась в свою плоть, пытаясь хоть как-то унять душевную боль. Ее буквально разрывало на части. Даже убийство отца на ее глазах не вызвало такого отклика, как муки Оливера на видеозаписи. – Голова твоего напарника за голову твоего сына! – громко сказал электронной голос. – У тебя есть время до утра. Не подведи. В этот миг Джой по-настоящему поняла, что она способна на любовь. Она любит Оливера всем сердцем. Каждой частичкой души. В этот миг все встало на свои места. Легион добрался до нее. Появился тот противник, который оказался сильнее. Всегда найдется тот, кто сильнее, просто Джой надеялась, что ей не доведется с таким повстречаться. Но, так или иначе, Джой сделала выбор. Торн занимал в ее сердце особое место. Этот мужчина показал ей, что такое быть женщиной. Показал, что и она достойна счастья. Но, ради спасения Оливера, Джой убьет абсолютно любого, кто встанет у нее на пути. Даже Конора Торна. Глава 8 В этот раз он пришел лично… Архитектор собственной персоной! Когда дверь моей камеры открывается я вижу уверенного в себе человека в костюме тройке. Ядовито-желтый платок нагло торчит из нагрудного кармана пиджака. Архитектор брюнет: черные волосы с укладкой, яркие глаза, ровная щетина, подчеркивающая угловатый подбородок. Он, действительно, выглядит идеально. Пройди он по центральному проспекту любая вменяемая женщина заострила бы на нем взгляд. Слишком красив, слишком элегантен, слишком недосягаем. Мужчина – мечта. Как жаль, что за внешней маской не видно истинного лица. Волк умело прячет клыки. Этого у него не отнять. – Пойдем, – ласково говорит он. – Я хочу показать тебе кое-что. Мы медленно бредем по пустым коридорам замка, где на каждой стене висят картины с изображение ангелов. Мраморный пол отражает стук каблуков моего надзирателя. Блестящие туфли сверкают бликами. Огромные витражи, сквозь которые проникают солнечные лучи, заставляют поднять усталую голову. Казалось бы, какое мне дело до всего этого? Но, видимо, в этом и был замысел здешнего предводителя: чтобы даже такая ничтожная жертва как я ощутила все величие его гения. Почувствовала безграничную власть Архитектора, перед тем как сделать свой последний вдох. Спустя несколько завораживающих помещений, выполненных в викторианском стиле, мы попадаем в небольшой кинозал. Я в недоумении. Сперва кажется, что он полностью заполнен людьми! Но потом, приглядевшись получше, становится ясно: манекены. Каждый ряд, каждое сиденье! – на них поломанные, изогнутые в самые отвратительные позы манекены. И они повсюду. Некоторые лица сожжены, у других не хватает частей тела. Но все сделано так, чтобы зашедший в этот зал человек увидел кучу мрачных серых кукол, чей взгляд направлен на экран, словно только что закончился фильм. Со стороны манекены смахивают на застывших зрителей, которые посмотрели на нечто по-настоящему страшное. То, что заставило их замереть навечно… Пыльный пол, потрепанная временем обивка сидений, облезлые стены, некогда выкрашенные в красный: это место отличается от остального интерьера замка так же кардинально, как рай от ада. Но почему-то именно здесь я ощущаю спокойствие. Глядя на серые лица манекенов, глядя на их странные позы, мне становится легче дышать, ведь вскоре я должна пополнить их ряды. Стать такой же безликой куклой без души. Чтобы ни случилось дальше, из этого зала я уже не выйду. Что-то подсказывает, что я останусь здесь навечно. Включается проектор. Из-за моей спины бьет яркий луч, направленный на огромный белый экран. Архитектор усаживает меня на пыльное сиденье, заставляя смотреть фильм. Фильм, который режет больнее чем десятки заточенных клинков. Фильм, который стал смертельной пулей в голову Линдси Локхарт. *** Линдси вдыхала сигаретный дым, сидя на стуле в темноте. Перед ней на кресте висел ни в чем неповинный подросток, истекающий кровью. Точно такой же, каким была она сама много лет назад. Ее тоже били и резали, так почему в ней нет сожаления по отношению к Оливеру? Разве не она должна первой бросаться на помощь жертвам, которым суждено пройти тот же путь, что и ей когда-то? Увы… Если в Линдси Локхарт было сострадание, чувство эмпатии, то в Линдси Мелани все это напрочь отсутствовало. Ей понадобилось прожить двадцать лет в поисках собственного я, чтобы в конце пути понять одну единственную вещь: она – чудовище. Можно скрываться за масками, пытаться обманывать себя и окружающих, играть чью-то роль, но в конце концов это ни к чему не приведет. Чудовище нельзя спрятать или убить. От него не избавиться. Рано или поздно оно выползет наружу, оголив острые клыки. Режа Оливера на куски, ломая его кости, выбивая парню зубы, Линдси кормила своего внутреннего зверя. Монстр победил. Теперь его время пиршества. Отныне остановиться не получится. Линдси перешла грань. Как только их пути с Калебом Крейгом разошлись, внутри нее осталась лишь тьма. Тьма, что заполоняет все вокруг. Тьма, которая заберет каждого, кто с ней соприкоснется. Зажав тлеющий окурок в ладони, Линдси ощутила жгучую боль. Холодный взгляд карих глаз уставился на струйки крови, стекающие с обнаженного торса Оливера. Мальчик бредил, что-то тихо шепча. Под светом тусклых ламп его некогда сильное рельефное тело выглядело сломленным. – Отпустите меня, пожалуйста, – прошептал Оливер. – Нет, – коротко ответила Линдси, бросив окурок в сторону. – Зачем вам все это? Почему вы так ненавидите Джой? Она же была вашей лучшей подругой. – Была… – Все эти годы. Все эти двадцать лет, с того момента как Джой выбралась из плена, она только о вас и думала. Ее постоянно терзали чувства вины, стыда, злости. Не знаю… Возможно, именно из-за этого она такая. – Какая? – спросила Линдси, подойдя к парню и уперев острие клинка ему в грудь. – Особенная, – ответил Оливер. – Особенная? – Линдси рассмеялась в голос. – Даже привязанный к кресту с отрезанными пальцами и разбитым лицом ты продолжаешь перед ней пресмыкаться? – Джой спасла меня. Показала, что такое жить по-настоящему. Дала надежду на завтрашний день. Оливер болезненно сплюнул сгусток крови к ногам Линдси. Поднял голову и вызывающе посмотрел ей в глаза. На лице парня считалась столько гордости, столько мужества. Да, Джой воспитала настоящего воина. Этого не отнять. Что же… Тем больнее ему будет принять правду. Линдси подошла к спортивной сумке и достала из нее маленький прожектор. Подключив его к небольшому генератору, жужжащему за спиной Оливера, она включила наспех смонтированную видеонарезку. Изображение отразилось на дальней стене контейнера. Съемка шла издалека. Порой было сложно что-то разглядеть, но когда оператор настраивал фокус, то в кадре отчетливо узнавалась Джой. Она стояла рядом с водохранилищем прямо на его склоне, держа в руке оружие. Дуло пистолета, направленное в лицо избитой женщины, лежащей на земле, слегка подрагивало. Вспышка выстрела, – и ролик начинался заново. Когда видео пошло по третьему кругу Оливер завыл… – Твоя Джой такое же эгоистичное дерьмо, как и все остальные, – сказала Линдси. Вернувшись обратно в темноту, сев на стул, она вновь закурила. *** Наконец-то, у полицейских появилась ниточка. До этого момента никто ничего о Легионе не знал. Но после того, как криминалисты раскопали целую библиотеку писем, адресованную Джону Мэллори, у детективов оказались козыри на руках. Изучив эти письма, можно понять преступника. Понять ход его мыслей. Предугадать следующий шаг подстрекателя и опередить его. Джерри еще несколько раз попробовал завести свою машину, но ничего не вышло. Его старенький "Форд" напрочь отказывался работать. – Говорил же, надо было ехать на моей, – прохрипел Конор, держа в руках шкатулку с письмами Легиона, словно это настоящий клад. – Ну, извини. Кто знал, что мой друг решит сдохнуть именно сегодня. После очередной неудачной попытки оживить "Форд", Джерри нервно ударил ладонью об руль. В боковое стекло машины постучали. Конор обернулся и увидел молодого патрульного. Совсем зеленый парень. Наверняка едва выпустился из академии. – Проблемы? – спросил он, когда Торн опустил окно. – Есть такое… – Подвезти? Джерри вытащил ключ из замка зажигания и вышел из автомобиля. Торн последовал за напарником. Протиснувшись через толпу зевак, собравшихся возле дома Мэллори, полицейские сели в патрульную машину. В салоне пахло хот-догами и чем-то еще. Знакомый запах, но Конор никак не мог его разобрать. – Аккуратнее голову, – сказал молодой коп, когда Джерри садился на заднее сиденье. Парень закрыл за Диккенсом дверь и через несколько секунд сам уселся на водительское кресло. – Как ощущение, детективы? – спросил молодой коп. Патрульные машины полиции нельзя открыть изнутри если ты находишься на заднем сидении: попросту нету ручек. Так преступник не сможет сбежать. Железная решетка, отделяющая водителя и задержанного сзади, также способствует безопасности служителей правопорядка. Попав в полицейскую машину, выбраться из нее самостоятельно довольно затруднительно. – Как в молодости, когда я любил виски и проблемных женщин, – ответил Конор, продолжая держать в руках шкатулку с письмами, как самое ценное сокровище в мире. – Что изменилось сейчас? – в шутку спросил Джерри, откинувшись на спинку сиденья. – Теперь я предпочитаю пиво… Патрульный засмеялся, завел машину и выехал на дорогу. Конор несколько секунд изучал его молодое лицо в зеркале заднего вида, постоянно ловя себя на мысли, что оно кого-то ему напоминает. Светлые волосы, редкая щетина, бегающий взгляд. Со стороны салага выглядел немного нервным, но Конор решил списать это на юный возраст. – Вы же здесь из-за этого психа? – спросил патрульный.