Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 5 из 9 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Может, пятьсот стребовать с ханыги? Рэсэн не ответил. Он устал, и настроение не располагало к обмену шутками. Он молча смотрел на огонь, а Мохнатый, конфузливо повертев в руках пустую бутылку, направился за следующей. Из трубы поднимался белый дым. Каждый раз, когда здесь сжигался труп, Рэсэна посещали несуразные мысли о душах убитых, которые, задыхаясь от дыма, вылетают через эту трубу. Много убийц сгорело в этой печи. Это их братская, всеми забытая могила. Здесь обратились в пепел убийцы, совершившие ошибку, убийцы, попавшие под прицел полиции, вышедшие в тираж убийцы, а также убийцы, сами почему-то угодившие в список приговоренных к смерти. Для планировщиков убийств наемники, устраняющие политических деятелей, сродни одноразовым батарейкам. И в самом деле, зачем им нужны престарелые киллеры? Для планировщиков убийцы-пенсионеры – своего рода набухшая мозоль, досадливая неприятность, хранители опасной информации, источники улик. Так что все закономерно. В этом мире никого не волнует судьба одноразовых батареек, из которых утекло электричество. В этом крематории Рэсэн сжег своего старого друга Чу. Тот был старше его на восемь лет, но они ладили между собой. С того дня, когда он сжег друга, Рэсэн почувствовал, что в его жизни что-то начало меняться. Вдруг в один прекрасный день привычные вещи стали казаться ему незнакомыми. Вот его стол, на нем ваза, водительские права. Но ощущение, будто он видит их впервые. Это чувство отчужденности было очень неожиданным. Однажды он даже попробовал разыскать мужчину, настоящего владельца водительских прав, которыми он пользовался. Соседи рассказали, что этот человек пропал восемь лет назад, – добросердечный отец троих детей, порядочный, на жизнь зарабатывал честным трудом, высококлассный сварщик. Должно быть, по какой-то причине и он угодил в список смертников. Может, труп этого добросердечного сварщика закопан в лесу или, замурованный в бочке, покоится на дне глубокого моря. А может, его сожгли в крематории Мохнатого, кто знает. Прошло уже восемь лет, однако семья все еще ждала пропавшего отца. Возвращаясь домой, Рэсэн издевался над собой: “Вот почему твоя машина до сих пор перевозит трупы”. Пришло ощущение, что он сам живет как труп, что он превратился в зомби. Крайне непривычное чувство. Чу не стало два года назад. Он был наемным убийцей, как и Рэсэн. Однако, в отличие от него, не входил ни в какую организацию и выполнял работу, скитаясь по разным местам. Есть у мафиози такая поговорка: самый опасный враг – это идиот, страха не ведающий. Человек, думающий, что ему терять нечего; человек, не желающий людям ничего дурного, ничего не требующий для себя; человек, чьи поступки невозможно предугадать; человек, тихо живущий по своим странным правилам и твердым убеждениям, в которые трудно поверить и которые еще труднее понять, – такой человек даже перед самой могущественной силой не испытывает никакого страха. Чу был именно таким. Ввязавшись в противостояние с человеком, думающим, что ему нечего терять, рискуешь огрести немало проблем. И наоборот – с теми, кто боится что-то потерять, справиться легко. Такие люди – самый лакомый кусочек для планировщиков убийств. Их конец ясен как день. Они умирают, до самого своего последнего момента не желая признать, что не смогут удержать в своих руках нажитое. Чу отличался от всех. Он словно доказывал всем, что если нет у него никаких желаний, то мир, даже обладая огромной, неистовой силой, не справится с ним. Человеком он был жестким, но работу выполнял аккуратно, без каких-либо последствий, поэтому Старый Енот часто поручал ему сложные дела. Он хотел, чтобы Чу работал только на Библиотеку. – Даже лев, покинувший свой прайд, становится добычей бездомных собак, – сказал как-то Старый Енот. Чу бросил на старика насмешливый взгляд и ответил: – Да я-то что? Я не собираюсь жить так долго, трясясь от страха, как вы. Таким он был человеком. Не входя ни в одну из группировок, Чу тем не менее трудился убийцей уже двадцать лет. Двадцать лет он выполнял грязную работу, не вникая, кто стоит за заказом – власти, корпорации или мелкие подрядчики из Артели мясников. Для киллера он продержался долго: двадцать лет – изрядный срок. Однако четыре года назад заводная пружина Чу дала сбой. Никто не знает, почему так получилось. И даже сам Чу признался Рэсэну, что он не понимает, отчего механизм, работавший без отдыха целых двадцать лет, вдруг в одночасье вышел из строя. Чу вернулся с очередного дела, оставив в живых заказанную женщину. Это была дорогая проститутка, двадцати одного года. А вскоре газеты сообщили о самоубийстве члена парламента К., который бросился вниз с крыши, – он оказался в безвыходной ситуации из-за обвинений в коррупции и сплетен о сексуальных домогательствах к школьницам. Сомнительно, чтобы столь низкий тип, любитель малолеток, покончил с собой из соображений чести, давным-давно уже обратившейся в половую тряпку. Разумеется, планировщики первым делом подумали о Чу. А тот не собирался на этом останавливаться, он вознамерился отыскать и убить планировщиков, готовивших убийство проститутки. Однако поиски его ни к чему не привели. Не только Чу, но вообще никто во всем свете не смог вычислить планировщиков, а уж тем более подобраться к ним. В то время Чу был уже в бегах. К тому же планировщиков заботил не только контроль над убийствами, прежде всего они стремились сами остаться в тени, заготовив пути отступления на случай провала. Мир планировщиков убийств – это огромный картель. Устранить Чу они решили вовсе не потому, что в них вдруг взбрыкнуло попранное достоинство. На этом дне таких понятий, как достоинство и самоуважение, попросту не существует. Убить Чу решили ради будущих клиентов – ради потребителя. Как и в прочих сообществах, в мире планировщиков есть свои правила и представления о дисциплине. Если правила нарушаются, то рушится рынок, а если рушится рынок, то потребители исчезают. Это должен был знать и Чу. Задумав спасти ту женщину, он этим совершил самоубийство. И все же Чу обменял свою жизнь на жизнь женщины легкого поведения, родившейся под несчастливой звездой. Не прошло и двух месяцев, как сыскари из Артели мясников обнаружили женщину, которую Чу пожалел. Она пряталась в маленьком портовом городке. Прежде дорогая проститутка, принимавшая очень важных персон в люксах фешенебельных отелей, теперь она обслуживала матросню в вонючих номерах дешевых клоповников у порта. Если бы она не вышла на промысел на улице красных фонарей, а тихо укрылась бы себе на каком-нибудь заводе или фабрике, то, возможно, ищейкам понадобилось бы больше времени на ее поиски. Но нашли они ее быстро, в самом грязном и вонючем месте, какое только можно вообразить. Должно быть, у нее закончились деньги. Покидая Сеул, она не смогла ничего взять с собой, поэтому и одежда, и жилье вряд ли отвечали ее запросам. К тому же была зима. Если человек страдает от холода и голода, то страх его перед абстрактной угрозой притупляется. Наверное, ее посещали мысли о том, что какая разница, где умереть, здесь или там. После всего этого стоит ли говорить о ее неразумности. Ей вряд ли нравилось жить в провинциальном портовом городишке, работать дешевой проституткой, отсасывать пьяным матросам. Однако какой у нее был выбор? Достаточно было взглянуть на ее руки, чтобы все понять. Руки у нее были изящные, тонкие, красивые. Обладательница таких рук и вообразить-то не могла, каково это – по десять часов подряд закручивать ими винты, что движутся на бесконечной ленте конвейера, или в зимнем море вылавливать морскую капусту и сортировать устриц. Появись она на свет в благополучной во всех отношениях семье, наверняка стала бы пианисткой. Но родилась эта женщина в семье так себе и с пятнадцати лет зарабатывала на жизнь проституцией. О том, что на улице красных фонарей никто долго не выдерживает, она наверняка знала. И все же вышла на нее. Нам не дано покинуть землю, на которой оставлены следы наших ног, пусть земля эта – грязь и мерзость. Кто-то не способен сбежать от нее из-за бедности или работы, которая кормит. Другие же… Мы возвращаемся в родные грязь и мерзость, ибо они привычны нам, они наша плоть и кровь. Ибо мерзость и грязь куда менее страшны, чем неведомый мир и одиночество, внутри и снаружи. Когда поступил новый заказ от планировщика, Старый Енот вызвал в библиотеку Рэсэна. Войдя в кабинет, Рэсэн увидел, что старик изучает какие-то бумаги. Очевидно, то была информация для очередного убийства: фотография, адрес, вес объекта, сведения о работе, увлечениях и людях, с кем объект поддерживал связь. А кроме того, указания, каким именно способом умертвить или воздействовать на объект, если понадобится выбить из него какую-то информацию. – Всего тридцать восемь килограммов. Сломай ей шею. Работа легкая, как на лягушку наступить. И такое дело заказом называют и деньги платят. Енот говорил, не глядя на Рэсэна, небрежно толкнул к нему конверт – будто швырнул. Но разве наступить на лягушку так уж легко? Рэсэн покачал головой. Он знал эту склонность Енота к циничным шуткам, когда тому хотелось скрыть досаду. Непонятно, то ли ему было неловко от того, что нынче приходится заниматься особой двадцати одного года, да еще и весящей всего-то тридцать восемь кило, то ли была задета его честь, раз из-за упадка в отрасли приходится браться за столь дешевые заказы, не требующие особых усилий. Рэсэн рассеянно просмотрел бумаги. Женщина на фотографии походила на солистку одной из популярных японских идол-групп. В двадцать один год она выглядела совсем как пятнадцатилетняя девчонка. Рэсэну до сих пор не приходилось убивать женщину. Не потому что он принципиально не хотел убивать женщин и детей, просто не довелось получить подобный заказ. У Рэсэна вообще не имелось никаких принципов. Не иметь никаких принципов. Вот его единственный принцип. – А как быть с трупом? – спросил Рэсэн. – Само собой, сжечь в крематории Мохнатого. Или собираешься повесить на воротах Кванхвамун рядом с королевским дворцом? – раздраженно ответил Енот. – От городка М. до крематория Мохнатого немалое расстояние. А если по дороге с трупом в багажнике наткнусь на полицейский контроль? – Если не нажрешься до пьяных барсуков и будешь вести машину тихо, как котенок, то на кой черт полиции проверять тебя? Делать им больше нечего. Голос его сочился насмешкой. Эту глумливую улыбку Енот натягивал в тех случаях, когда хотел скрыть обиду и злость. Рэсэн продолжал стоять перед ним с потерянным видом, и старик махнул рукой, как бы прогоняя его с глаз долой. Затем выбрался из-за стола, вытащил с полки с энциклопедическими словарями один том и положил на подставку для книг. Словно показывая, что Рэсэна для него уже не существует, Енот раскрыл книгу и принялся читать вслух. Кабинет наполнился искаженными немецкими словами – старик выучил этот язык самостоятельно. Выходя из библиотеки, Рэсэн пробормотал: – Немцы не поняли бы ни единого слова. Старик давно уже покупал для своей библиотеки исключительно словари. Последние десять лет Енот читал только их. “Словари – лучшие книги. Нет в них ни раздражающей чуши, ни сентиментальщины, и нравоучений никаких нет, а главное – нет этого мерзкого авторского самолюбования”. Вот почему Енот не читал никаких других книг. Портовый городишко, в котором скрывалась женщина, был непригляден, как запаршивевшая курица. Когда-то давно, во времена японского правления, процветавший благодаря порту, через который шли поставки провианта и предметов первой необходимости в действующую армию, теперь этот городок все глубже погружался в трясину разрухи. Выглядел он так, что уже никакая сила не могла бы остановить этот упадок. Выйдя из автобуса-экспресса, Рэсэн прямиком направился на подземную стоянку автовокзала и отыскал место 2847. В самом углу парковки его ждал старый внедорожник. Рэсэн достал из кармана ключ, открыл дверь и сел в машину. Включил зажигание, на панели загорелись лампочки. – Вот говнюк, даже не заправил! Рэсэн зло ухмыльнулся и адресовал неведомому тупому планировщику проклятье. Скоро он добрался до подземной стоянки дешевого мотеля. Планировщик определил место для парковки машины в третьем отсеке, рядом с запасным выходом, но там уже стоял дорогой седан. Рэсэн посмотрел на часы. Час двадцать пополудни. Кто знает, то ли владелец дорогого седана прибыл в мотель накануне ночью и пока не собирается уезжать, то ли напился с утра и сейчас пустился во все тяжкие. Ничего не оставалось, как приткнуть машину вплотную к стене. Выйдя из машины, он осмотрелся. В столь дряхлом и запущенном мотеле камеры наблюдения вряд ли есть. Рэсэн открыл багажник и достал большой чемодан и водонепроницаемый мешок.
Как и указывалось в инструкции, в мотеле за стойкой никого не было. Настенные часы показывали 13:28. Рэсэн нашел в ящике ключ с биркой “303” и направился в номер. Перед дверью он надел кожаные перчатки и только затем открыл. Мотель был очень старый. Кровать под грязным покрывалом, с виду не стиранным никогда, на полке – остаток рулона туалетной бумаги, металлическая пепельница и восьмиугольная спичечница. Обои на стенах выцвели настолько, что невозможно было определить их цвет. Торчавший из окна кондиционер, по форме похожий на немецкий ламповый радиоприемник, выглядел как рухлядь, которую следовало выбросить еще тридцать лет назад, – казалось, включи его, и из него выскочит нечто ужасное. Между матрасом и кроватью торчал презерватив с подсохшими следами спермы и прилипшим кучерявым волосом, неведомо – женским или мужским. Тусклый свет едва пробивался из висевшего в прихожей плафона, забитого черной пылью и древними останками насекомых, и комната напоминала кадр из черно-белого триллера тридцатых годов. – М-да, ну и мерзость. Рэсэн поставил чемодан и кейс “Самсонайт”, с которым прибыл из Сеула, в угол комнаты и сел на край кровати. Покрывало было таким грязным, что ему чудился восторженный вопль миллионов микробов, достигших своего рая. Рэсэн вытащил сигарету, сунул в рот, достал из восьмигранной коробки спичку и зажег. – Надо же, до сих пор еще выпускают. – Он покачал головой, глядя на коробку. Когда часы показали ровно два часа, Рэсэн позвонил по номеру из инструкций. – Прибыл в комнату. Номер 303. На другом конце мужчина три секунды молчал в трубку. Доносилось только прерывистое дыхание. Затем раздались короткие гудки. Рэсэн растерянно посмотрел на телефон. – Тоже мне, строит из себя… Он открыл окно и, глядя в узкий кривой проулок, примыкавший к задней стороне автовокзала, выкурил еще одну сигарету. В два часа пополудни в этом месте, несмотря на скопище самого разного рода заведений, стояла тишина. Прошло еще два часа, прежде чем появилась женщина. Она вошла, бросила равнодушный взгляд на Рэсэна и сказала: – Привет. Это было неискреннее, высокомерное приветствие, что в порядке вещей у женщин, уверенных в своей неотразимости. На первый взгляд не старше шестнадцати лет, рост около 160 сантиметров, внешность, притягивающая взгляды проходящих мимо мужчин, легкая тень печали на лице – словно картинка с опавшими листьями гинкго на настенном календаре. – Раздевайтесь, – сказала женщина и сама быстро скинула платье, лифчик и трусики. Не прошло и пяти секунд, как она уже стояла перед Рэсэном обнаженная. А он в растерянности сидел на кровати и смотрел на нее. Большие груди на хрупком теле выглядели странно, вызывая образ девочки-женщины из японских порнографических комиксов. Несмотря на то что она уже давно занималась проституцией, кожа у нее была по-детски гладкой и нежной. Точно никто не знает, что происходило в комнате члена парламента К. Однако, что бы там ни происходило, какое отношение к нему имела эта женщина? Все ее прегрешение заключалось в том, что она ублажала вялый член старого хрыча, питающего нездоровую страсть к молоденьким девочкам. К тому же она и больших денег на этом не смогла заработать. Да, старики выкладывают довольно приличные суммы, чтобы вкусить запретный плод, но большая часть денег обычно уходит сутенерам. А этой женщине была уготована еще и незавидная судьба. Хотя и несчастливая судьба – часть жизни. – Вы не будете раздеваться? – спросила женщина, недоуменно глядя на Рэсэна. Он все так же молча смотрел на нее. Выждав, женщина вздохнула и сказала с легким раздражением: – Вы не могли бы побыстрее? Я, знаете ли, тороплюсь. Лицо ее выражало презрение. Не отрывая взгляда от этого лица, Рэсэн медленно сунул руку во внутренний карман кожаного пальто. Пистолет или нож? Что нужно вытащить, чтобы женщина не заорала истошно, не сделала какую-нибудь глупость? Говорят, по статистике, нож вызывает больший ужас, чем пистолет. Странно. Ужас ведь всегда иррационален. Рэсэн решил достать пистолет. Но еще до того, как он его вытащил, взгляд женщины застыл. – Можно мне одеться? – спросила она дрожащим голосом. – Какой в этом смысл? – холодно сказал Рэсэн. – Не хочется умирать раздетой. Женщина посмотрела Рэсэну прямо в глаза. Без злости, без ненависти. Это был взгляд измученного человека, который узнал слишком много об этом мире за слишком короткое время и научился предугадывать ситуацию. Абсолютная пустота зрачка парализованных страхом глаз, уже не желающих ничего видеть. – Раздетой ты не умрешь, – сказал Рэсэн. Однако женщина по-прежнему стояла перед ним голая и не двигалась. – Одевайтесь. Фамильярное “ты” Рэсэн решил сменить на вежливые манеры. И только после этого она принялась одеваться, подбирая с пола одежду. Руки, державшие миленькие трусики с Микки-Маусом, сильно дрожали. Когда она оделась, Рэсэн встал, взял ее за плечи и усадил на кровать. Затем закрыл дверь на ключ. Женщина достала из сумочки пачку тонких сигарет “Вирджиния”, зажала одну губами и собралась прикурить, но из-за трясущихся рук никак не могла высечь огонь. Рэсэн достал свою зажигалку и дал ей огня. Женщина слегка склонила голову в знак благодарности, глубоко затянулась и, словно тяжелый вздох, выпустила долгую струю дыма. Она пыталась держаться спокойно, как будто много раз репетировала про себя эту сцену, которая должна была когда-то разыграться, но худые плечи ходили ходуном. – Я не хочу, чтобы на теле остались раны. Вы можете так сделать? – спросила женщина тихим голосом. Она не умоляла о пощаде. Лишь просила убить ее, не обезображивая тело. Вдруг вспомнился Чу. Что в этой женщине заставило остановиться заводную пружину в Чу? Худое тело, пробудившее сочувствие? Ее внешность японской девчушки из порнокомикса? Печать тревоги и страдания на лице, вызвавшие жалость и угрызения совести? Нет. Все это смешно. Чу не из тех, кто из-за романтической ерунды готов запороть дело. Рэсэн медленно повторил слова женщины. Я не хочу, чтобы на теле остались раны… Не верилось в искренность этой женщины, готовой к смерти, главное – чтобы без ран на теле. Он медленно поднял голову и как можно спокойнее сказал: – На теле не будет ран. На лице женщины тут же проступил страх. Словно она только сейчас поняла, зачем в углу стоит огромный чемодан. То ли от страха, то ли от нарисовавшейся в ее голове сцены с чемоданом она затряслась всем телом. – Вот в этом чемодане вы вынесете мой труп? Она не запиналась, но ужас в голосе был отчетлив. Рэсэн кивнул.
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!